— Где ты была? — спросил государь.
— Когда, ваше величество? — спросила Асенкова, широко открыв глаза, так как была несказанно удивлена этим вопросом.
— Ты сама хорошо знаешь, когда: теперь, сейчас, перед моим приездом.
— Сейчас? Перед вашим приездом? Да конечно дома! Ведь вы же разбудили нас всех!
— Это ложь. Вы не спали… никто из вас не спал! — гневно произнес император. — Вам не удастся так нагло обмануть меня. Нет, не удастся! Отвечай мне сейчас же, где ты была?
— Повторяю вам, я была дома. Прямо из театра я проехала домой.
— Прямо из театра? Ты, стало быть, в театре была сегодня вечером?
— Да, была!
— Кто тебя там видел?
— Все видели. Я сидела в ученической ложе.
— В котором часу кончился спектакль?
— Сегодня довольно поздно! Многие номера в балете бисировали.
— Ты была в балете?
— Так точно, ваше величество!.. И государыня императрица со старшей великой княжной там была.
— А Гедеонов?
— Он приходил в нашу ложу вместе с министром.
— С Волконским? — почти вскрикнул император.
— Да, ваше величество! Но что в этом такого удивительного? Министр в последнее время часто заходит в нашу школьную ложу.
— И министр видел тебя?
— Да. Он даже говорил со мною!..
— И домой ты вернулась вместе с воспитанницами?
— Вместе с ними! Они довезли меня до дома в казенной карете.
Государь сообразил, что так быстро переодеться в домино и попасть на бал к графине Воронцовой Варя не могла бы. Но тогда что же это? Тень ее, что ли, была там, в этом душном, в этом ненавистном зале?
— Где твое домино? — спросил государь, желая проверить загадочный случай.
— Мое домино? — удивилась Асенкова. — Да я его сразу же после первого маскарада в собрании отдала обратно портнихе, которая мне шила его. Мне оно больше не было нужно, я и отдала.
— И оно действительно у портнихи?
— Вероятно, у нее, ваше величество! Впрочем, я не справлялась и завтра спрошу, если вы прикажете.
— И ты действительно никуда сегодня вечером не выезжала?
— Кроме театра никуда, ваше величество. Куда же я могла бы поехать?
Государь развел руками в глубоком удивлении. Он совершенно ничего не понимал.
— Ты правду говоришь? — переспросил государь, пристально взглядывая на молодую артистку.
— Я всегда правду говорю, ваше величество! — ответила она обиженным тоном.
— Ты не получала ни от кого приглашения на сегодняшний вечер?
— Я? На сегодняшний вечер? Да я никогда и ни на какой в мире вечер не получала приглашения, если не считать того, когда наши воспитанницы, еще в школе, свои именины справляли! Так ведь там и само справление в школе проходило. Какие же это приглашения?
— Я не об этом говорю.
— Так о чем же, ваше величество?
Вместо ответа государь пожал плечами и громко произнес:
— Я ровно ничего не понимаю.
— Так мне-то откуда же понять? — проговорила Асенкова, невольно улыбнувшись.
Но государь не слышал ее замечания.
— Ты в доме графини Воронцовой-Дашковой не была?
— А кто же живет в доме этой графини Воронцовой-Дашковой? — спросила она, с искренним удивлением глядя на императора.
— Никто посторонний там не живет. Там живет сама графиня с мужем.
— Сама графиня Воронцова-Дашкова? Так как же я могла попасть туда?
— Сегодня там большой бал… маскарад там!
— Маскарад? У графини Воронцовой? Я никогда не слышала, чтобы у больших господ в домах маскарады бывали, — сказала Варя простым и спокойным голосом, в котором уже невозможно было подозревать ни малейшего притворства.
— Но я сейчас оттуда. Я сам там был и видел тебя там.
— Меня? — Асенкова неудержимо расхохоталась. — Ваше величество! Да ведь сегодня не первое апреля! Что вы мне это рассказываете? — И она, откинувшись на спинку стула, принялась смеяться до слез, повторяя: — Я на балу у графини Воронцовой? Я?
— Да, ты! — ответил государь, положительно теряясь. — Ты сама!
— Но кто же мог сказать вашему величеству такой нелепый вздор?
— Никто мне не говорил его; я сам видел тебя и сам говорил с тобой.
Варя поднялась с места и внезапно побледнела.
— Вы сами? Говорили со мной?
— Да, я. Ты вспомнила о цыганах и просила, чтобы я доставил тебе возможность послушать их.
— Если так, ваше величество, то мой двойник уж очень глуп. Если бы я когда-нибудь и могла попасть в дом такой знатной барыни, как графиня Воронцова, то, наверное, никогда не вздумала бы требовать, чтобы для меня туда был приглашен цыганский хор. Нет, это мистификация, ваше величество, и мистификация дерзкая и глупая.
Государь сам начинал склоняться к тому же мнению. Но кто мог себе позволить что-либо подобное?
Оба на минуту замолчали. Обоих занимала одна неотступная мысль, не совсем выяснившееся подозрение.
— Позвольте, ваше величество, — первая прерывая молчание, начала Асенкова. — Если это, как вы говорите, маскарад, то, стало быть, все дамы там в масках?
— Да, и в очень строгих домино, кругом совершенно закрытых.
— Так каким же образом вы могли видеть меня, если я была в домино, да еще наглухо закрытом?
— Твой рост был, твоя фигура, твои ухватки. Ну, совсем ты.
— А голос, ваше величество?
— Голос был изменен, как все его всегда изменяют в маскарадах!
— Кроме меня! Вы помните, как мне не понравился весь этот неестественный маскарадный писк и как тщательно я уклонялась от него?
— Да, да, правда! Но что же это такое?
— Злая и дерзкая интрига, ваше величество! — сказала Асенкова серьезным и вдумчивым голосом, в котором государь почти не узнал своего кроткого и хилого «маленького цветочка». — Настолько злая и настолько дерзкая, что наводит меня на мысль и на просьбу, от которой у меня душа разрывается.
— Что такое? Какая мысль и какая просьба?
— Прикажите перевести меня в Москву, ваше величество! Удалите меня отсюда, и если вам угодно оказать мне громадную и щедрую милость, то прикажите, чтобы за мною там сохранено было то содержание, которое вам угодно было назначить мне!
Лицо государя разом потемнело.
— Нет, этого не будет! — ответил он. — Никто и никогда не станет выше меня, никто не скажет, что ему удалось насиловать мою волю. Мое слово — закон, и этого закона все будут придерживаться, пока я жив. До свидания! Ложись и спи спокойно! Завтра я увижу тебя и, вероятно, объясню тебе всю эту странную и непостижимую загадку маскарадной интриги.
