— Молись, дитятко, молись! — сказала старушка, крестя и благословляя ее перед ее отъездом. — Обо мне не тревожься. Я теперь знаю, что и у тебя все по-хорошему, и буду ждать, когда все выяснится и ты станешь крепко на ноги! Мне что? Я твоей удачей довольна, твоим счастьем счастлива, твоей сытостью сыта! И не трудись больше сама ко мне сюда забираться. И далеко, да и дорого! Деньги беречь надо, на первых порах в особенности. Вот у тебя еще и салопчика теплого нет, справить его надо, а на это денег тоже пойдет немало. Христос с тобой! Ступай себе с Богом! Я сама до тебя доберусь, коли что. А ты себя не принуждай и не тревожь, еще простудишься грехом. Тебе здоровье беречь нужно! Ишь ты у меня добытчица какая оказалась! С тобой нынче, брат, не шути!
И, крестя дочь, она проводила ее до подъезда и далеко еще провожала глазами.
Затем, вернувшись к себе, в свою общую палату, старушка набожно перекрестилась и издали перекрестила ту сторону города, в которой жила ее Варя. Она смутно понимала, что в судьбе ее дорогой дочурки наступила важная, серьезная минута, и горячо молилась за нее.
III
Таинственное предсказание
На следующий день утром, во время доклада министра двора, князя Петра Михайловича Волконского, государь прервал доклад об одном из крупных ассигнований, испрашиваемых князем, и спросил его о порядке выпуска из театрального училища. Волконский, до которого, как до опытного царедворца, уже дошли подробности о вновь нарождавшейся прихоти государя, ответил, что выпускаются воспитанники и воспитанницы по возрасту, а сортируются по успехам и способностям, какие они обнаруживают к сцене.
— Ну, однако, вчера я видел у тебя очень способную девочку, на плечи которой чуть не весь репертуар возлагается, а служба которой оплачивается жалкими грошами!
Министр сделал вид, что не понял, о ком именно идет речь.
— Последний выпуск, ваше величество, особыми талантами не изобиловал, — ответил он общим замечанием.
— Ты в том убежден?
— Поневоле пришлось убедиться, ваше величество! Я за училищными спектаклями следил и на всех экзаменационных спектаклях присутствовал.
— И не заметил ни одного выдающегося таланта?
— Кроме двух воспитанников, из которых один выпущен в драматическую труппу, а другой — в балет.
— Я не о воспитанниках, а о воспитанницах с тобой говорю! — перебил его государь.
— Из воспитанниц тоже одна очень даровитая выпущена в балет, да одна в драму. Но это — талант легкий, водевильный. Вы вчера изволили видеть ее в роли травести.
— В «Полковнике старых времен»? Да! А по-твоему, такой выдающийся «легкий талант» не стоит нескольких «тяжелых» драматических и трагических?
— Я не говорил этого, ваше величество.
— Не говоришь, а выпускаешь способных артистов на грошовые оклады.
— Вашему величеству благоугодно было разом увеличить оклад молодой артистки Асенковой. Я же обязан подчиняться закону и соображаться с существующими окладами.
— Да если эти твои соображения не имеют смысла?
— От воли вашего величества зависит изменить их коренным образом.
— Об этом мы поговорим в ближайшем будущем, а теперь разузнай мне хорошенько, кто эта Асенкова, откуда она, кто поместил ее в школу и что ее ждет впереди.
— Я и так все знаю, ваше величество, — ответил ловкий министр, действительно в течение утра успевший собрать все нужные справки.
Характер государя был хорошо известен ему. Волконский знал, что император Николай Павлович не любит ничего откладывать в долгий ящик, и явился на доклад уже снабженный всеми нужными сведениями.
— Из каких она? — спросил государь, не глядя на князя Волконского, потому что, как человек исключительно умный и справедливый, стеснялся и стыдился своих слабостей.
— Она родом мещанка, ваше величество, — ответил министр, — в театральное училище ее поместила старушка мать. Это бедная женщина, призреваемая в одной из столичных богаделен.
— Так что дочь и жить при ней не может?
— Никак нет, ваше величество. Ей дано временное помещение при училище. Я предвидел, что она быстро выдвинется и станет получать такое жалованье, что будет иметь возможность самостоятельно устроиться вместе с матерью.
— Это хорошо, — одобрил государь. — У нее в репертуаре несколько таких удачных ролей, как ее первая?
— Не могу доложить вашему величеству! Пока одна только эта, и та досталась ей случайно.
— Как же ты говоришь, что предвидел ее быстрый успех?
— И не ошибся, как вы сами изволите видеть. Но сразу взять роли у артисток, чтобы отдать их начинающим было нельзя. Все должно идти последовательно.
— Да, да, ты, пожалуй, прав!
В дверь раздался легкий стук, и после разрешения, данного государем, показалась сутуловатая и некрасивая фигура великого князя Михаила Павловича.
Известно, что великий князь был настолько же некрасив, насколько его два старших брата были обаятельно красивы! С императором Николаем, которого великий князь буквально боготворил, он составлял разительный контраст. Но это не мешало примерной дружбе обоих августейших братьев. Великий князь Михаил любовался братом и часто, смеясь, говорил своей жене, что она судьбою застрахована ото всякой ревности, потому что если он способен влюбиться, то единственно только в своего старшего брата.
На этот раз великий князь Михаил Павлович вошел явно чем-то недовольный. Государь сразу заметил это.
— Что ты как туча? — рассмеялся он, целуясь с братом по обычаю, усвоенному с детства. — Кто тебя рассердил?
— Никто, — ответил великий князь.
— Ну, полно! Знаю я тебя, привык читать на твоем достаточно выразительном лице, когда ты кем- нибудь или чем-либо недоволен. Наверно, опять твой фаворит Булгаков какую-нибудь дерзкую штуку выкинул?
— Во-первых, он вовсе не мой фаворит, и это ясно доказывается тем что я намереваюсь сослать его в армию.
— Давно уже ты намереваешься сделать это, Миша, но до сих пор тебе никак не удается привести это намерение в исполнение.
— На этот раз удастся. Но речь идет вовсе не о Булгакове, а о твоем министре двора, — произнес великий князь, бросая гневный взор в сторону князя Волконского.
Государь рассмеялся.
— О моем министре двора? Да вот оно, мое министерство. Возьми его и расправься с ним как знаешь!
— Чем я имел несчастье прогневать ваше императорское высочество? — смиренно и раболепно откликнулся князь Петр Михайлович.
Он знал, что великий князь шутить не любит и что на своего державного брата он имеет очень большое влияние.
В великом князе Михаиле равно заискивали и те, кто любил его, и те, кто ему вовсе не сочувствовал. Он сам хорошо знал это и довольно бесцеремонно обходился с теми, к кому не благоволил. Так и в данном случае он вовсе не ответил министру двора. Тот повторил свой покорный и вкрадчивый вопрос.
— Вы тем не угодили мне, князь, — ответил Михаил Павлович, — что опять нарядили свою какую-то
