279 раздвигал могучим лбом океанские воды, спресованные 250-метровой толщей. Большая глубина обжимает не только сталь прочного корпуса, но и весьма напрягает душу. Вроде бы все нормально в отсеках, реакторы работают в заданном режиме, турбины выдают положенные обороты, гребные винты исправно вспарывают и отбрасывают стылую воду тугими струями, но ухо сторожко ловит каждый «нештатный» звук: не вырвало ли где сальник, не лопнул ли где трубопровод забортной арматуры? Да мало ли что еще может случиться на такой глубине? Тут любая поломка может стоить жизни всему экипажу. Как на зло, еще и мысли черные лезут про злосчастную американскую атомарину «Трешер», которая примерно в этом же районе и на такой же глубине вдруг канула в двухкилометровую впадину Уилкинса и лежит там вот уже двадцатый год. А все потому, что лопнул плохо сваренный трубопровод и подводная лодка была в мгновение ока затоплена и смята чудовищным давлением пучины. Никто из 129 человек на борту и ахнуть не успел — гидравлический удар вмял сферические переборки одна в другую, как стопку алюминиевых мисок… Все эти леденящие кровь подробности услужливая не к месту память выдает при первом же взгляде на глубиномер.
Конечно же, можно было бы идти и на ста метрах, и на пятидесяти, откуда шансов спастись и всплыть куда больше, но дело в том, что на таких глубинах резко возрастал риск наткнуться на айсберг. А в этой части Атлантики их было, по выражению штурмана, как пшена на лопате.
— Но ведь вы же могли включить гидролокатор в режиме миноискания. — заметил я тогдашнему дублеру командира К-279, капитану 1-го ранга Владимиру Фурсову. — И тогда вся подводная остановка открылась бы как на ладони?
— В том-то и штука, что мы должны были соблюдать полную скрытность. А звуковые импульсы гидролокатора легко засекаются противолодочными кораблями. Шла холодная война, и мы должны были крейсировать как можно ближе к берегам Америки. То были «адекватные меры», которые Брежнев принял в ответ на размещение американских «першингов» в Европе. Мы, таким образом, тоже сокращали подлетное время своих ракет.
— То есть вы шли совершенно вслепую? Как если бы автомобиль пробирался сквозь ночной лес, опасаясь включать не только фары, но и подфарники?
— Точно так. Шли, можно сказать, на слух… Дело в том, что небольшие айсберги наши акустики слышали в обычном режиме шумопеленгования. Океанские волны заплескивали на глыбы льда, вода стекала с них ручьями, и по этому журчанию при достаточной изощренности слуха можно было взять пеленг на опасного соседа. Большие же — столовые — айсберги оставались неслышимыми. О них-то и зашел разговор в кают-компании во время ужина. Кто-то вычитал в Наставлении по плаванию в Арктике, что осадка плавучих ледяных гор может достигать пятисот метров. Разгорелись споры. Автора Наставления подняли на смех. Мы считали, что глубина в 250 метров вполне безопасна для того, чтобы разминуться с айсбергами по вертикали. Потом кто-то вспомнил, что в этих местах погиб легендарный «Титаник»… В общем, ужин закончился обычной флотской травлей, и я отправился в жилой отсек, в свою каюту. Сел на диванчик, взял в руки книгу… До сих пор помню, что это была парусная эпопея супругов Папазовых. Где-то играла гитара, и кто-то пел:
И вдруг книга вылетает у меня из рук, а вслед за ней выскакивает из своего гнезда графин с водой, и все вещи, и я с ними — летим вперед Удар! Палуба уходит из-под ног резко вниз, лодка круто дифферентуется на нос… И яростное шипение врывающейся, как мне показалось, воды… «Вот так они и погибают!» — первое, что промелькнуло в голове. Со всех ног бросился в центральный пост…
Командирскую вахту нес в центральном посту старпом — капитан 2-го ранга Юрий Пастушенко. Мы встретились с ним в Гатчине, где он сейчас живет.
— Все было тихо и мирно, — рассказывает Юрий Иванович, — лодка шла на семи узлах, под килем два километра, над головой — двести семьдесят. Я сидел и писал суточные планы на завтрашний день. Вдруг — сильнейший удар и гул, будто кто по железной бочке саданул. Вылетаю из кресла, лечу вперед, успел схватиться за трос выдвижного устройства Резкий дифферент на нос, теряем скорость, стрелка глубиномера быстро пошла вниз — на погружение. Глаза у боцмана — он на рулях стоял — круглые, воздух ртом ловит… Вахтенный механик залетел под пульт управления рулями. С трудом подобрался к микрофону межотсечной связи. «Учебная тревога! Осмотреться в отсеках!»
Тут рев пошел, вахтенный механик стал цистерны продувать, и совершенно зря, потому что на такой глубине продувание бесполезно… Короче говоря, поднырнули мы под айсберг и стали всплывать. Я думаю, мы врезались в клык ледяной горы — гигантскую сосульку, диаметром метров десять — и, скорее всего, обломили его, так как в носовом отсеке и после удара еще слышали грохот рухнувшей на палубу тяжести. Можно считать, отделались легко: смяли, правда, весь носовой обтекатель со всей гидроакустической начинкой. Главная неприятность — замяли переднюю крышку одного из торпедных аппаратов. Он стал подтекать, а в нем спецторпеда с ядерным зарядным отделением Пришлось ее вытащить из аппарата прямо в отсек и удалить из него весь личный состав. Осматривали его методом «бродячей вахты». И вовремя это сделали, так как труба аппарата вскоре полностью заполнилась водой. Заднюю крышку мы подкрепили раздвижным упором Но это скорее для успокоения совести, чем для дела. Ведь забортное давление приходилось теперь не на переднюю крышку, которая работала на прижим, а на заднюю, то есть отжимало ее с чудовищной силой внутрь отсека. И надеяться приходилось только на честность неведомого нам рабочего Иванова — Петрова — Сидорова, чьими руками были сработаны зубцы кремальерного запора. Вырвать их на глубине в 250 метров могло в любую минуту… Вот так и плавали еще почти целый месяц. А что поделаешь? С боевой позиции не уйдешь — холодная война была в самом разгаре.
Когда вернулись в базу, никто не поверил нам, что мы ходили на такой глубине. «Вы вахтенный журнал переписали!» Чушь! Все было так, как было… Столкновение случилось 13 сентября в 21 час 13 минут 1983 года.
Считалось, что море Баффина спокойное, поскольку не оборудовано системами ПЛО. Но айсберги… Даже при малой видимости в перископ можно наблюдать в этих водах до 40 айсбергов. Гренландия — мировой поставщик айсбергов.
Море, а тем паче океанские глубины — стихия мистическая. Вот и в приключении К-279 немало загадочных совпадений. Речь даже не о роковой дате —13 сентября. Это, как говорится, само собой разумеется. Обратим внимание на номер атомарины — К-279. Печально известная подводная лодка «Комсомолец» именовалась в штабных документах К-278. Разница в номерах всего в единицу. Но число 279 кратное трем, а Бог, как известно, троицу любит. Нумерологам тут простор для умозаключений. Любопытно еще и вот что: айсберг, на который наскочил «Титаник», сполз с того самого гренландского ледника, от которого откололась и глыба, едва не ставшая роковой для подводного крейсера. Заставляет задуматься, наконец, и то, что субмарина врезалась в ледяную гору неподалеку от того места, где покоится злосчастный лайнер. Но фортуна, Бог, судьба положили не повторять трагедию дважды в одном и том же месте.
Командовать самым мощным флотом России — Северным — адмирала Вячеслава Попова назначил президент и благословил Патриарх всея Руси Алексий II. Сюда, на север Попов пришел еще курсантом и все свои офицерские, адмиральские звезды «срывал» здесь, то в Атлантике, то подо льдом, то под хмурым небом русской Лапландии.
Юнга может стать адмиралом, но адмирал никогда не станет юнгой. Однако в новом комфлоте все еще живет юнга, который не устает удивляться жизни и жаждать подвигов и приключений. Эдакий поседевший, изрядно тертый льдами, морями и корабельной службой юнга
В чем тут секрет? Возможно, в том, что детство адмирала прошло на отцовских полигонах и он
