работы за такую, придуманную им сумму.
Радость, осветившая было лицо Геннадия, сменилась гримасой боли, отчаяния и безысходности. Пусть он убогий, нищий, но цену своим работам знает. В них вложено столько души, столько сердца! Ведь они никому никогда не были нужны… И вдруг понадобились…. Да, он беден и безвестен, но рядом с ним, безмерно одиноким человеком, живут его дети – его картины, в каждой из которых частичка души, частичка жизни. Не того существования, в котором он прозябал, а жизни духа. Именно высокий дух воплотился и жил в этих полотнах, поддерживая и защищая своего создателя. Художник ощутил свою беззащитность и никчемность, боль от того, что придется расстаться с самым, что есть у него дорогим, единственным, получив лишь символическую сумму денег, которая все равно никоим образом не сможет изменить качество его жизни.
– А впрочем….– продолжил он свои мысли вслух и представив в своих руках действительно немыслимую для него сумму в пятьсот рублей, – забирай.
– Значит, по рукам? – испытующе глядя на художника, спросил Самсонов.
– По рукам, – не глядя на него, тихо сказал Геннадий.
– Ну и прекрасно. Я не надолго отойду, – сообщил Микис и быстро вышел на улицу.
Надо было срочно поймать машину и вывезти картины от Геннадия, пока тот не передумал. К счастью Микиса у подъезда затормозил «газик», видимо водитель жил в этом доме. Самсонов быстро договорился и вместе с ним вернулся в коморку Геннадия. Тот по-прежнему сидел на стуле, согнувшись, обхватив голову руками.
– Ну, мы забираем? – бодро спросил Микис.
Художник только рукой махнул. Пока водитель выносил картины, Микис отсчитал положенную сумму, выразил надежду, что они еще не раз встретятся в этой жизни, пожелал удачи – и был таков. Больше с Геннадием он не виделся никогда. Некоторое время спустя, месяца через четыре, вновь приехав в Углич по своим делам, Самсонов хотел найти его, но узнал, что тот окончательно спился и то ли сам замерз, то ли его избили. В общем, художник умер.
Самсонов же эти четыре месяца даром не терял. Легенда, сочиненная им в поезде о необыкновенном творческом озарении, произвела на Вилму неизгладимое впечатление, а когда она увидела работы, пришла в неописуемый восторг. Оказывается, у Микиса талант от Бога. Видимо, какие-то высшие силы руководят им сверху и дают возможность создавать такие потрясающие картины. Сколько души, чувства, какая энергетика!!
Она одним звонком восстановила его в институте и предложила сделать выставку в рамках программы поддержки творческой молодежи Латвии, которая зародилась в недрах комсомольского руководства этой прибалтийской республики, где у Вилмы, как и везде, были серьезные завязки.
Персональная выставка студента второго курса – явление небывалое. О Самсонове писали в газетах, им восторгались, Вилма воспевала его фантастическую работоспособность, его талант, если не сказать гениальность. Гордилась тем, что именно она нашла это дарование и сделала правильный выбор, причем не в силу его сексуальной неотразимости, а потому что почувствовала в этом парне грандиозный творческий потенциал.
После выставки он сумел продать все работы, да так удачно, что денег хватило на двухкомнатную кооперативную квартиру в престижном районе Риги.
Звезды улыбались ему. Все складывалось как нельзя лучше. Несколько работ Геннадия он припрятал, чтобы была иллюзия непрекращающегося творческого процесса. Одно было плохо – учеба в институте мешала новым планам, но Микис, подумав, что проблемы надо решать по мере их поступления, с головой погрузился в осуществление своего плана.
Вилме очень хотелось посмотреть, как он работает, но Самсонов сказал, что не может творить, когда кто-то присутствует в момент создания нового полотна. К тому же делать это может только ночью, в абсолютной тишине. Днем он вынашивает свои замыслы, а для этого нужно иногда бывать одному, чтобы никто не беспокоил и не отвлекал. Таким образом, Микис освободился от контроля Вилмы и приступил к осуществлению своего плана, который был предельно прост.
Сколько таких Геннадиев живут в огромной стране, сколько можно набрать у них работ и как легко сделать из всех дураков? Впрочем, и делать нечего, они такие и есть. Как можно поверить, что человек вдруг взял и написал тридцать шесть картин за три месяца. Да над каждой из них нужно работать такое время. Верят всему, что ни скажу: и пейзажи вижу во сне, причем в разное время года, и фантомы моделей без живых натурщиц могу писать! Ну фантастика! И просто грех не воспользоваться такой человеческой наивностью, граничащей с глупостью.
Самсонов пустился во все тяжкие, купаясь во вседозволенности и безнаказанности и получая от этого особое удовольствие. Несомненно, осуществляя свой план, Микис в глубине души считал себя (и в данном случае вполне справедливо) человеком, парящим над толпой желающих быть обманутыми. Он наводил справки о талантливых выпускниках престижных художественных вузов. В советские времена было множество рычагов, чтобы сломать судьбу и самого человека. И довольно часто это происходило с наиболее талантливыми людьми. Видимо, они совершенно неприспосабливаемы к жизни в силу своей подвижной психики и тонкой нервной организации, более других ранимы и не могут пережить несправедливость, подлость, предательство. К тому же таланты, как правило, отличались инакомыслием, за что ссылались в провинцию, где они просто физически пропадали в безвестности и бедности, всеми забытые и одинокие.
Микис очень умело находил таких людей, иногда заставал только вдов и скупал у них либо все на корню, либо часть работ, что-то оставляя им на память. Скупал, конечно, за символические деньги, но при полной невостребованности и бедности люди, можно сказать, почти радовались малому, а Самсонов использовал их безвыходное положение, искренне ощущая себя настоящим благодетелем.
Институт он все же бросил. Учиться не хотелось, к тому же там могли разоблачить его хитроумные легенды о снах, видениях и фантомах. В институте надо было каждый день тупо рисовать с натуры. А Микису жалко было на это тратить время. Ему же хотелось все и сразу. Учеба в институте в этот график не вписывалась. Он и так вполне продаваемый художник.
Правда, чтобы добиться настоящей известности нельзя стоять на месте. В Риге большой славы не добьешься. Надо уезжать. К этой мысли Микис пришел внезапно и в одночасье решил изменить свою жизнь.
Это было летом на взморье в Дзинтари. Микис привык к своему успеху у женщин и воспринимал это как должное. Он был молод, привлекателен, стилен и «упакован» по всем правилам тогдашних представлений о материальном благополучии. Даже имел видеомагнитофон, что тогда было доступно далеко не каждому, а на пляж он выезжал на шикарном мотоцикле «Honda», что и вовсе было недосягаемой мечтой для большинства его сверстников. И вот Самсонов при полном параде прибывает к морю, а там, как ни в чем не бывало, лежит и запросто загорает известная актриса, снимавшаяся в те годы из фильма в фильм.
Микис, конечно, тут же к ней подкатил, но кинодива, скользнув по нему взглядом, словно перед ней было абсолютно пустое место, встала и пошла к воде, куда ее давно зазывали спутники.
В этот момент Микис снова почувствовал себя махоньким и неказистым, бракованной игрушкой, которую даже рассматривать никто не собирается, потому что изначально она изготовлена по неправильной технологии. Именно в те минуты он вывел для себя формулу, что степень заинтересованности в нем таких заоблачных див зависит не просто от внешней привлекательности, а от степени приближенности к их кругу, от степени популярности.
Да, все здесь в Прибалтике, конечно, замечательно. И море есть, и квартира, и некое признание таланта, но уезжать все равно надо, и как можно скорее.
Этим же летом, но чуть раньше, он познакомился с одной дамой из Москвы. Дама была не очень молода, но и не совсем старая. Микис вспомнил, как она заинтересованно говорила, что если он приедет в столицу, то может на нее рассчитывать, поскольку у нее есть связи на телевидении и в газетах, да и сама она чуть ли не главный редактор какого-то журнала (правда не мог вспомнить какого). Да, собственно, это и не важно. Конечно, знакомство не Бог весть какое, но, в конце-то концов, это только начало, а там, на месте, он разберется.
Звали даму Анна Матвеевна. Вернувшись домой, Микис лихорадочно стал искать номер ее телефона,
