Это ему удалось.
Какое было счастливое время! Как там у его любимого Блока: «Открывая окно, я увидел сирень. Это было давно – в улетающий день». Вот он и улетел...
За раздражением и злостью на Вольнова она стала забывать о том, каким он был, и о том, что она была с ним поначалу очень счастлива. Он ведь был очень тонкий человек. Сейчас этого никто не может заподозрить, да он и сам забыл, каким был. Блистательным и романтичным. Любил поэзию, сам писал и помнил много стихов. Особенно любил Блока. В студенческие годы даже написал роботу о его творчестве, которая была отмечена на каком-то конкурсе. Видимо, из этой работы он всю жизнь и цитировал разные истории о Блоке. Как бы там ни было, но это впечатляло.
Кто бы в это сейчас поверил, прослушав его самозабвенный спич о сериале «Стриптизерши» и красотках топлес. Самое смешное, что и тогда и сейчас он был искренен. И когда пел про одинокую ветку сирени, и когда, заботясь об этом чертовом рейтинге, придумывал своих «Стриптизерш». Все делал искренне и увлеченно. В этом, пожалуй, и был ключ к его успеху.
Старинный городской романс про одинокую ветку сирени он уже давно перестал петь. Не модно. Появилась более удобная забава – караоке. Слова не надо учить, не надо носить за собой гитару. Можно просто прийти в уютный ресторанчик, снисходительно послушать нестройные голоса посетителей, а потом сразить свою юную спутницу томным баритоном, попадая во все ноты, спев прочувствованное признание о том, что ни она его никогда не забудет, ни он ее.
Возможно, романсы он забросил после того, как именно «Ветка сирени» неожиданно стала камнем преткновения в отношениях между ним и Аллой.
Это был ее первый день рождения, который они отмечали вместе. Все было очень романтично. Картина в подарок. Он читал стихи о любви, пел о ней же, рассказывал о своей первой влюбленности в детском саду. Как-то незаметно разговор перешел на первую женитьбу. О том, что Лена тоже очень любит сирень, и романс об одинокой ветке сирени он, оказывается, пел и ей тоже.
«Прекрасно, значит, вся эта программа уже обкатана, и не раз», – обиделась Алла. Правда, виду не подала и не стала перебивать Андрея, а тот увлеченно продолжал рассказывать.
– Там семья, конечно, была интересная. Советская аристократия, обожавшая всякие старинные прибамбасы. Как-то одна из пожилых особ, приближенных к дому, вспоминая свое детство, рассказывала, что летом всегда отдыхали на море, у них там был свой домик с огромным садом и розарием. Так вот у дамы день рождения в начале декабря, и каждый год садовник к этому дню присылал ей огромный букет роз. Казалось, и что такого? Но дело-то было в начале двадцатого века. Тогда самолеты не летали, почта из Коктебеля шла больше месяца, а розы приходили свежайшие. Был там свой секретный рецепт. Садовник каждый цветок втыкал в огромную картофелину и аккуратно укладывал букет в большую коробку. Упакованные таким образом розы безмятежно целый месяц добирались до Москвы. К концу пути картофелины превращались в маленькие сморщенные горошины. Множество таких историй наслушался.
– Надо же, как интересно, – старательно делая вид, что ее действительно занимают истории, рассказанные в доме его первой жены, изумилась Алла.
– Да, видимо, как-то хотели меня уесть своими барскими воспоминаниями. У нас в доме садовников не было. Ну, думаю, напрасно вы так. И сказал, что розы зимой – не фокус, а вот сирень белая, которую рассылала по всему миру Фекла Руссо Рахманинову, это что-то. Ведь простая учительница музыки, не имевшая никаких оранжерей. Чудо какое-то. Он ей и романс посвятил «Ветка сирени». Я, правда, пою городской романс, но тот тоже очень красив. Они, конечно, прекрасно знали эту легенду о музе Рахманинова. Для них стало потрясением и откровением, что ее знаю я. Попросили спеть. Надо сказать, что мои акции в этой семье резко в тот день взлетели вверх. Тогда я понял, как маленькая реплика может сыграть на человека, ну и наоборот тоже.
– А что, было и наоборот? – с неподдельным интересом спросила Алла.
– До того как я объявил о своем уходе, не было. Я не позволял себе расслабляться никогда.
– Был как натянутая струна, и в конце концов эта струна оборвалась, – постаралась повернуть разговор в более выгодное для себя русло Алла.
– Просто закончилась одна история и началась другая. Я не был как натянутая струна. Скорее, хотелось быть лучше, чем есть.
– А зачем?
– Чтобы быть лучше на самом деле, наверное, – неопределенно ответил Вольнов, думая о чем-то о своем. – Кстати, эта история, знаешь, имела ведь продолжение, – как будто только что вспомнив, решил вернуться к прежней теме Андрей.
– Ну надо же...
– Ленка подарила мне на мой день рождения букет белой сирени. Представляешь? В конце декабря?
– С трудом, – еле выдавила из себя Алла, которую уже стали раздражать откровения Андрея. Там, видите ли, он напрягался, чтобы не сказать что-либо лишнее, а с ней можно расслабиться и молотить, что в голову придет, не думая о том, насколько ей приятно или неприятно это слушать.
– Безо всяких оранжерей. Сама вычитала где-то, как это сделать, и получился букет.
– И как же это у нее получилось? – сдалась на милость победителя Алла.
– Оказывается, очень просто. Осенью срезаются ветки, на них уже есть почки будущих цветков, и замораживаются в морозилке. За полмесяца до нужного срока вынимаешь веточки, и букет распустится.
– И все? – устало спросила Алла.
– Ну нет, конечно, надо замачивать, сахар добавлять, какие-то манипуляции проделывать, но в принципе все очень просто и доступно, а эффект обалденный.
– Да, это точно, – согласилась Алла.
– Надо будет нам тоже поэкспериментировать, – весело подвел черту своим воспоминаниям Вольнов, обняв новую супругу.
– Мы придумаем что-нибудь новенькое, – в тон ему ответила Алла, уютно устраиваясь в объятиях мужа и отчетливо понимая, что раньше она Лену в лучшем случае жалела, как проигравшую соперницу, и относилась к ней, мягко говоря, безразлично. Теперь же она ее просто ненавидит, жутко ревнуя Андрея к воспоминаниям о той, другой своей жизни, как оказалось, вовсе не такой уж и унылой.
С тех пор Алла настолько часто вспоминала Елену, что ей стало казаться, будто они очень хорошо знакомы, хотя на самом деле виделись всего несколько раз. Всегда случайно. Как-то даже в одно время отдыхали в Карловых Варах. Елена была с сыном, Алла с Андреем. Именно тогда и пообщались. Очень мило поговорили, как цивилизованные люди. Со стороны это общение выглядело по-светски непринужденным, но отдых у обеих женщин был этой встречей омрачен. Андрей вел себя как ни в чем не бывало, был очень доволен возможностью провести время с сыном. Алла об этой поездке вспоминать не любила. Сто лет бы больше не встречаться с этой Еленой, но вот теперь придется.
Замок на обочине
Приглашение на день памяти Вольнова получила и Матильда Сорская. Она не меньше Аллы была удивлена столь странным звонком первой жены Андрея, но от неожиданности не стала пускаться в расспросы и согласилась прийти.
Уже закончив разговор и услышав в трубке короткие гудки, она спохватилась:
– Зачем я должна туда идти? Наверняка там произойдет какой-нибудь неприятный разговор, выяснения отношений, оскорбления даже... Но не я же, впрочем, у нее мужа уводила. Какие ко мне могут быть претензии? У меня есть свои права, и мне надо их отстаивать. Я должна быть в курсе всех событий, как бы противно это ни было. Все же надо посоветоваться с Кардиналовым. Он, наверное, знает, что бы это все могло значить.
Со дня гибели Вольнова Матильда очень изменила свое отношение к Арнольду. Теперь она смотрела на него совершенно другими глазами. Еще бы. Он протянул ей руку помощи в тот момент, когда, казалось, она буквально летит куда-то вниз, в пропасть. На ВТВ от нее отвернулись все, кто раньше лебезил и заискивал, программу ее открыто ругали, саму называли профнепригодной, не заботясь о том, слышит она это или нет. Все это говорилось, конечно, и раньше, но теперь никто не считал нужным что-либо скрывать. Ей даже