После ужина Вольнову пришла в голову мысль отправить Матильду на дискотеку.
– Я бы с удовольствием, – обрадовалась она. – Потанцуем.
– Потанцуем? Нет уж, уволь. Я в баре выпью что-нибудь. Ты бы мне предложила еще серфингом заняться, здесь, кстати сказать, самое место для этого.
– Прости, я думала, ты захочешь расслабиться, – замялась девушка.
– Я и расслаблюсь, но своим способом.
– Как ты можешь пить в такую жару?
– Хочу и пью, и никакие погодные катаклизмы не смогут мне в этом помешать. Это ясно?
– Ясно. Просто я подумала...
– Не надо тебе думать. Я вполне с этим справляюсь сам.
– Ты явно не в духе, – угрюмо проговорила Матильда. – Знаешь, я устала, пойду спать, а ты как хочешь. Тебе спать рано. Только проснулся.
– Это да. – У Вольнова сразу поднялось настроение. Матильда вновь стала вызывать у него теплые чувства. Иногда ее надо ставить на место, а то забываться начала. Ребенок ей нужен. Какой еще ребенок? Она полезна ему только для сопровождения. Если не будет других приключений, вспомнит о ней. Должна терпеть. Просто так, что ли, он сделал ее лицо известным, всем на зависть пустил в свою жизнь, столько ей дал...
Спровадив Матильду, Вольнов сразу направился в бар, затем вышел на веранду. Люси нигде не было видно. Он решил подняться к ней в номер, но понял, что номера этого он вчера не запомнил. В голову не пришло обратить на это внимание. Он кинулся к портье. Тот, выслушав Вольнова, протянул записку со словами:
– Миссис Магвайер просила это передать тому, кто будет ею интересоваться.
Андрей торопливо развернул записку, буквы прыгали перед глазами. Наконец он сумел вникнуть в смысл написанного: «Мой дорогой компаньон по ночному виски. Встретила знакомых, и мы договорились провести весь день вместе. Сначала поедем на местные процедуры. Это займет весь день. А потом посидим в рыбацком ресторанчике. Говорят, это единственное место на острове, где можно поесть черепаховый супчик. Так что виски в ночи выпьем завтра. Если, конечно, у вас будет настроение. С огромной дружеской симпатией,
– Черт знает что это такое, – в сердцах проговорил Андрей.
Он хотел было что-то спросить у портье, но махнул рукой и пошел в бар, где довольно быстро забыл о своем несостоявшемся свидании в компании каких-то американцев. Они, тоже очень нетрезвые, с пониманием кивали в ответ на его бесконечные и однообразные вопросы сегодняшнего вечера:
– Как она могла так поступить? Какие процедуры? Какой, к чертям собачим, черепаховый суп, когда мы с ней договаривались встретиться? Что за женщина? Американка эмансипированная, мать ее. Шельма... но хочу. Хочу ее увидеть. Просто сил никаких нет.
Американцы сочувственно кивали и предлагали выпить еще, словно стремились показать, что пьянство – это не только российская особенность.
Следующим вечером, опять пропьянствовав всю ночь и проспав весь день, Вольнов лихорадочно собирался на ужин. Матильда, давшая себе обет вытерпеть все и молчать, старалась не попадаться ему на глаза. В отеле было полно соотечественников. И его и ее хорошо знали в лицо, кое-кто мог читать об их отношениях в газетах. Короче, она решила по возможности не давать пищу для разговоров по поводу того, что у них эти самые отношения уж очень странные и что они вместе нигде не появляются. Такое впечатление сложиться не должно. Слишком много сил и терпения она положила на то, чтобы все думали иначе. Как только ее ветреный друг подошел к двери, чтобы выйти из номера, она нежно окликнула его, войдя в комнату с балкона.
– О, я пропустила момент, когда ты проснулся, зачиталась, уже решила поужинать одна.
– Одна? Если ты готова, то идем вместе, – нетерпеливо бросил на ходу Андрей и открыл дверь.
– Я абсолютно готова, – быстро сообщила Матильда и побежала, еле успевая за ним. – Пойдем в тот же японский ресторан?
– Мне все равно.
Они, как всегда, что называется фасадно, то есть обращая на себя всеобщее внимание, вошли в зал ресторана. Вольнов отметил про себя, что Люси опять нигде не видно. У него сразу испортилось настроение, за столом он не проронил ни слова. После ужина Матильда сказала, что, возможно, перегрелась на солнце и ее немного знобит. Она пойдет в номер, а он уж пусть скоротает вечер без нее. Андрей, как мог, выразил на лице сочувствие и, пожелав подруге спокойной ночи, заспешил к бассейну, где начали собираться истомленные отдыхом обитатели отеля.
Он уже пропустил порцию виски, когда из-за спинки шезлонга услыхал знакомый голос Люси:
– Я так и знала, что найду вас здесь. Прекрасный вечер, не правда ли?
– О да. Великолепный, – ответил Андрей таким тоном, как будто и не было целых суток мучительного ожидания этой встречи. – Как провели время?
– Нечто неподражаемое. Совершенно случайно вечером попали на какой-то национальный праздник. Костер, танцы, фейерверки всю ночь. А вы как здесь? Плавали, загорали?
– Что-то никак не получается. Вчера встал на закате, сегодня тоже. Вот сижу у бассейна и размышляю, что с завтрашнего дня надо бы начать вести здоровый образ жизни.
– Почему завтра? А ночное купание в бассейне под луной? Вон люди плавают. И вы можете хоть всю ночь, если днем никак не получается, – игриво проговорила Люси.
– Заманчивое предложение, но я уже выпил. Не хочу, чтобы местные аборигены назавтра говорили, что русские как напьются, так лезут в воду и тонут. Нет, компот отдельно, мухи отдельно. Плавать буду завтра, – отклонил заманчивое предложение Вольнов. Она завела с ним игру в кошки-мышки, так он тоже знает правила этой забавы искушенных обольстительниц. – Я посижу, шум океана удивительно действует на нервную систему. Умиротворяюще.
– Не возражаете, если я нарушу ваше одиночество?
– Думаю, вы его уже нарушили, поскольку я не чувствую себя теперь одиноким.
– А пока я не подошла, чувствовали?
– Еще как.
– Опять вспомнили, что в трамвае на вас никто уже не смотрит?
– О да. Это самая настоящая трагедия моей жизни.
– Трагедия была бы, если б вы разорились, а все остальное не стоит огорчения.
– Вот, вот она, разница между русским и вашим, американским, менталитетом! – воскликнул Вольнов. – Ничего святого в вас нет. Никакой романтики.
– Какой такой русский менталитет? Пить без просыпу и все делать кое-как?
– Это поверхностное суждение.
– Вовсе не поверхностное. Я вот как-то ехала с одним вашим известным поп-певцом. Его останавливают за превышение скорости, но, узнав его, полицейские сразу меняются в лице: «Ой, Олег Михайлович, как же мы вас любим. А можно автограф?» О превышении скорости они уже забыли. Потом останавливают других. Они такие же граждане, но им ничего не прощают и открыто говорят: «Давай пятьсот рублей, иначе права отберем». Вот и вся ваша романтика. А у нас в Америке или даже в Европе по-другому. Остановили Пола Маккартни за превышение скорости. Оштрафовали на две тысячи долларов. Остановили Роба Стюарта, и то же самое – штраф. Сыну Тони Блэра тем более никаких скидок. У нас все равны, все едины перед законом и конституцией, а у вас свой романтичный менталитет умения уйти от закона. В вашей стране если кто-то чего-либо достиг, то всё – налоги не платят, штрафы тоже, ведут себя как хотят. Никакого понятия о демократии.
– Просто у нас любят артистов, любят тех, кто несет радость. Русская душа открыта для праздника.
– О да, празднуют здесь самозабвенно. Впрочем, мне грех жаловаться. Именно благодаря этой особенности в России так много свободных ниш и огромный простор для применения сил со стороны.
– Я никого не привлекаю со стороны. Свои в очереди стоят.
– Неужели? А Радзиевич, который привез вам «Судный час»?
– Это совсем другое дело. Мы давние приятели. К тому же все совпало. У нас был харизматичный герой, у него – программа. В результате бешеный рейтинг.
