– Хорошо, ваше величество. Если ты хотел моего внимания, ты его получил. Что я могу для тебя сделать?
Ланиус покачал головой:
– Нет, это я могу кое-что для тебя сделать. – Честность заставила его добавить: – Или, возможно, смогу для тебя сделать.
Он начал излагать идею, которая недавно им овладела. Старший король сначала пристально смотрел на него, а потом начал смеяться. Ланиус нахмурил брови – он ненавидел, когда над ним смеются. Заметив выражение его лица, Грас протестующе поднял руку:
– Нет, нет, нет. Клянусь богами, ваше величество, ты тут ни при чем.
– А в чем тогда дело? – сухо спросил Ланиус.
– В идее, а не в тебе.
«Но это моя идея», – обиженно подумал младший король и вслух поинтересовался:
– С ней что-то не так?
– Ну… – с подъемом начал старший король, но остановился. Он подумал, потом признался: – Я думаю, с ней действительно что-то не так. Хотя она все равно забавная.
Этой ночью Ланиусу во сне явился Низвергнутый. Ощущая холодно-прекрасный, нечеловеческий взгляд, король представлял себя меньше детеныша котозьяна. Низвергнутый всегда вызывал в нем подобное чувство, но в эту ночь оно было особенно сильным. Эти глаза, казалось, проникали в самую основу его души.
– Ты замышляешь заговор против меня, – сказал Низвергнутый.
– Мы – враги, – ответил Ланиус. – Ты всегда плел заговоры против Аворниса.
– Ты заслуживаешь всего, что случится с тобой, – ответил Низвергнутый. – Ты заслуживаешь худшего, чем то, что случится с тобой. Но если ты замышляешь козни и интриги против меня, твои дни будут еще короче и каждый из них будет полон болью и горем. Ты сомневаешься во мне? Не смей сомневаться, ты – скулящий, маленький, жалкий человечишка.
– Я никогда не сомневался в тебе, – сказал ему Ланиус. – Тебе нет нужды беспокоиться об этом.
Низвергнутый засмеялся:
– Я беспокоюсь о том, что делает жалкий смертный? Ты преувеличиваешь свою важность в великой, общей картине вещей.
Даже во сне логические способности Ланиуса не оставляли его.
– В таком случае, – спросил он, – зачем ты беспокоишься, являясь мне?
– Ты преувеличиваешь свою важность, – повторил Низвергнутый. – Укус блохи раздражает и после того, как человек прихлопнет ее рукой и от блохи остается лишь грязное пятно. И так будет с тобой, и раньше, чем ты думаешь.
– Иногда блоха отпрыгивает прочь, – заметил Ланиус.
– Для меня между блохой и человеком нет большой разницы, – продолжил Низвергнутый. – Но между мной и человеком – ты увидишь, какая разница между мной и человеком. О да – ты увидишь.
И он начал тянуть руки к Ланиусу.
Вовремя – ни секундой раньше или позже – король заставил себя проснуться. Он сел в постели, держась за грудь, словно пытаясь успокоить колотившееся сердце.
– С тобой все в порядке? – сонно спросила Сосия.
– Плохой сон. Просто плохой сон. – Голос Ланиуса дрожал.
Это действительно был плохой сон. Просто плохой сон? О нет. Так он и поверил! Низвергнутый почти схватил его, и если бы эти невозможно длинные руки коснулись…
Он не знал, что бы тогда случилось. Он не знал, и ни за что не хотел бы этого узнать.
Успокоенный мыслью, что изгнанный бог никогда не приходил к нему больше одного раза за ночь, он лег и попытался снова уснуть. Однако сон не шел. Грас еще некоторое время подождал, пока не уверился, что его жена крепко спит, затем натянул сапоги, набросил мантию поверх ночной рубахи и покинул спальню. Стражники в коридоре замерли по стойке «смирно».
– Вольно, – приказал им Грас.
Король шел по тускло освещенному коридору и не был удивлен, когда открылась еще одна охраняемая дверь. Ланиус – тоже почти раздетый – совсем не удивился, завидев тестя.
– Приветствую тебя, ваше величество, – кивнул Грас. —
– И ты тоже?
– Да, я тоже… ваше величество, – ответил Ланиус. Всякий раз, когда Ланиус снисходил в обращении к нему до титула, старший король принимал ситуацию очень серьезно. Словно в ответ на его размышления, младший король вежливо предложил:
– Прогуляемся?
– Думаю, да, – согласился Грас.
За их спинами тревожно зашептались стражники. Гвардейцы наверняка удивлялись: почему оба короля проснулись одновременно? Грас тоже бы мог удивляться этому. Но, к сожалению, на этот счет у него не было никаких сомнений.