– Однорукого заготовителя разыскали?
– Никак нет. Удалось лишь установить, что он из соседнего района. Всем участковым инспекторам своевременно был передан словесный портрет, но заготовитель как в воду канул.
– Может, его действительно уже в живых нет, – хмуро обронил подполковник. – Оперативней крутиться надо, товарищи оперативники. Поднимайте на ноги не только сотрудников милиции, но и общественность.
Подполковник взял со стола несколько исписанных небольших листков и, заглядывая в них, заговорил снова:
– Информцентр прислал ответ на наш запрос. После этого я заказывал телефонный разговор, кое-что уточнил…
Все присутствующие насторожились. Говорил Гладышев неторопливо, суховато-казенным языком, каким обычно пишутся служебные бумаги.
По дактилоскопической карте, которую капитан Семенов сделал, сняв отпечатки пальцев умершего старика, было установлено, что отпечатки принадлежат Калаганову Роману Романовичу, ориентировочно 1900 – 1905 года рождения, первый раз осужденному в 1946 году Тираспольским городским судом за крупную контрабанду, связанную с убийством сотрудника таможни, и приговоренному к десяти годам лишения свободы. После зачтения приговора Калаганов заявил судьям, что знает тайну исчезновения драгоценностей богатого сибирского купца Кухтерина. Выговаривая себе двадцать пять процентов, полагающихся при открытии клада, и полную амнистию, он утверждал, что может найти эти драгоценности и тем самым передать государству более двадцати миллионов рублей. В качестве подтверждения о том, что исчезновение купеческих драгоценностей не выдумка, Калаганов назвал номер уголовного дела, которое якобы было заведено сыскным отделением томской губернской полиции.
Заявлению был дан ход, однако уголовного дела под этим номером в томских архивах не обнаружили, хотя в реестре этот номер числился, с пояснением «Кухтеринские бриллианты». Калаганова вызвали для беседы, но он вдруг заявил, что в молодости слышал историю ограбления купца и сочинил все от скуки.
Во время отбытия наказания Калаганов трижды совершал побеги. Каждый раз был задержан и приговорен к дополнительным срокам наказания. В один из побегов, в 1960 году, его задержали в Томске. Стараясь смягчить свою вину, он заявил следователю, что совершил побег с единственной целью – найти бывшего полицейского сыщика, который знает, где зарыты кухтеринские драгоценности, и передать его в руки правосудия. Фамилию сыщика Калаганов вспомнить не мог, назвал лишь его прозвище «Якуня-Ваня». Такое объяснение Калаганова посчитали абсурдом, и к уже солидному своему сроку он получил еще 5 лет. Из мест заключения освободился только в июле месяце прошлого года и, не получив паспорта, исчез в неизвестном направлении…
Подполковника слушали внимательно, не перебивая ни единым замечанием. Едва он замолчал, Антон быстро спросил Голубева:
– Слава, как фамилия заготовителя?
– Калаганов Виктор Романович. Инвалид Отечественной войны, участник партизанского движения на Украине.
– А этот Роман Романович…
– Или братья, или отец с сыном, – вставил в разговор Борис Медников.
– Судя по возрасту, скорее всего, братья, – Антон повернулся к эксперту-криминалисту. – Подтверждается кухтеринская легенда, товарищ капитан!
– Что за легенда? – подполковник нахмурился.
Антон сжато стал рассказывать о золотом перстне, привезенном сегодня утром Птицыным, и о своем разговоре с капитаном Семеновым. Когда он замолчал, подполковник посмотрел на эксперта:
– Действительно был такой купец?
– Не только купец, но и Якуня-Ваня действительно был, – вдруг ответил Семенов и вроде бы смутился под уставившимися на него взглядами. – Во всяком случае, когда я работал участковым милиции в Томске, мне доводилось встречаться со старичком, носившим такое прозвище. Было в то время ему… лет под шестьдесят. Сравнительно невысокий, седенький. Вместо трости ходил всегда с тоненькой деревянной рейкой. Большей частью прогуливался в районе пассажирской пристани, хотя жил где-то в противоположной стороне города. Был он вроде бы как не совсем психически здоров. Помню, при встрече с сотрудником милиции всегда отдавал честь и начинал рассказывать, как в октябре тысяча девятьсот девятнадцатого года близ станции Тайга колчаковцы заставили его ночью зарыть двадцать шесть ящиков с золотом. Всех, принимавших участие в захоронении клада, расстреляли, а он отделался раной, вылез из могилы и остался жив. Интересно, что рассказ этот он повторял буквально слово в слово и с одинаковой интонацией голоса.
– И куда же этот… Якуня-Ваня делся? – спросил подполковник.
– Затрудняюсь сказать. Исчез как-то совершенно незаметно.
– Слушайте! Дорогие товарищи… – Борис Медников торопливо взял из коробки на столе подполковника папиросу и впопыхах сунул ее в рот обратным концом. Выплюнув табак, поморщился и, не прикуривая, заговорил: – О колчаковском золоте я совсем недавно читал в каком-то журнале. Подробностей не помню, но смысл… Словом, один гражданин из Эстонии утверждает, что его родственник видел, как были зарыты в землю где-то неподалеку от сибирской железнодорожной станции Тайга двадцать шесть ящиков с золотом. Однако найти их пока не удалось. Интересно то…
– Ты лучше вспомни о золоте Наполеона, якобы затопленном на дне Симлевского озера, или сокровищах гробницы Тутанхамона. О них тоже писали в журналах, – съязвил следователь Лимакин.
– Не перебивай, – незлобно огрызнулся Медников. – Я говорю, интересно то, что совпадают и количество ящиков, и место захоронения, и время…
– А я слышал, будто колчаковское золото зарыто в нашем районе, где-то у поселка Горный, – сказал Слава Голубев.
– Слышать – одно, прочитать – другое. Журналы, как правило, непроверенных слухов не печатают…
