– Был. Забрали еле тепленького в «Сосновом бору». Пришел с каким-то одноруким пожилым мужчиной. Когда Торчков окончательно опьянел, этот однорукий исчез.
– Наверное, заготовитель, который привез его из Березовки.
Голубев неопределенно пожал плечами и перебрался со стула на излюбленный свой подоконник. Помолчав, спросил Антона:
– Утреннее мое предложение насчет рыбалки не забыл? Все равно, шока заключения экспертов по трупу не будет, время впустую пропадет.
– Надо бы в сберкассе узнать, выигрывал ли Торчков мотоцикл, – Антон поглядел на наручные часы, – но там уже рабочий день закончился.
– В понедельник узнаем, если будет необходимость, – сказал Слава.
Бирюков еще какое-то время поразглядывал «дорбуфетовскую» этикетку и поднялся из-за стола.
– Пошли к Семенову, договоримся об экспертизе.
Эксперт-криминалист заканчивал сверку дактилоскопических отпечатков, снятых с пальцев трупа, с отпечатками, хранящимися в картотеке уголовного розыска. Попросив минутку подождать, он сверил последние карты, положил их на место и хмуро проговорил:
– В нашей коллекции сей гражданин не числится. Придется сделать запрос в главный информационный центр МВД.
– Долго эта канитель протянется? – спросил Антон.
– Запросим срочной связью. К понедельнику получим ответ.
– К тому времени и медицинское заключение будет готово, – вмешался в разговор Голубев.
Антон подал эксперту водочную этикетку.
– Надо, товарищ капитан, проверить идентичность с той, что на бутылке, найденной возле трупа. Кажется, из одного «Дорбуфета».
Семенов равнодушно взглянул на этикетку и осторожно положил ее на стол.
– Проверю. В понедельник сообщу результат.
4. Кумбрык и другие…
До свертка на Березовку Антон с Голубевым доехали на попутной машине. Старый тракт буйно загустел травой и походил сейчас на лесную просеку, вильнувшую вправо от укатанного автомашинами большака райцентр – Ярское. Выйдя по тракту к берегу Потеряева озера, Антон провел Славу мимо торчащих из воды столбов паромного причала и поднялся на высокий пригорок.
Отсюда Березовка смотрелась как на ладони. Рядом с новеньким, со сбитой по-современному набекрень крышей, «Сельмагом» алел раскрашенный яркими лозунгами кирпичный клуб, за ним – контора колхоза с поникшим от безветрия красным флагом. Даже вросшую в землю избушку Гайдамачихи в самом конце села и ту разглядеть можно. По обеим сторонам улицы, сразу за домами, вытянулись широкие прямоугольники огородов с картофельной ботвой и желтыми шапками подсолнухов. В Гайдамачихином огороде чернеет низенькая старая баня, а за огородом – кладбище, у самого края которого будто золотом отливает под лучами вечернего солнца бронзовая звездочка на памятнике березовцам, замученным колчаковцами. Тихое, как зеркало, Потеряево озеро с едва заметным на горизонте противоположным берегом распахнулось, словно большое водохранилище.
– Вот красотища!… – восторженно произнес Голубев и, показав рукою по направлению к дому Бирюковых, заторопился: – Смотри… Смотри, какой старикан живописный сидит!
На скамейке перед домом, прикрыв сивой бородою широченную грудь, подремывал дед Матвей.
– Это мой дед, – с гордостью сказал Антон. – Матвей Васильевич Бирюков, полный Георгиевский кавалер, а за Гражданскую войну орден Боевого Красного Знамени имеет.
– Да ну1… – воскликнул Голубев. – Сколько ж ему лёт?
– Под девяносто. С девятьсот четвертого года все войны, как он говорит, в бомбардирах прошел. В Отечественную добровольцем на фронт просился, не взяли. В сорок первом ему уже под шестьдесят подбиралось.
– И как себя чувствует сейчас?
– Память отличная, зрение тоже. Вот на уши туговат.
– А отец твой в Отечественную воевал?
– Разведчиком. В Берлине закончил. Полный кавалер ордена Славы.
Голубев шутливо хлопнул Антона по плечу.
– Вот дают Бирюковы! Прямо-таки гвардейский род. И имена-то у всех старорусские; Матвей, Игнат, Антон…
– Меня хотели Виталием назвать. Приехали от матери из роддома, дед Матвей спрашивает: «Кто народился, малец или девка?» Отец говорит: «Сын, Виталий». Дед уже тогда туговато слышал, ладонь к уху приложил: «Кого видали?» Отец кричит: «Виталий! Имя такое новорожденному дадим!» Дед кулаком по столу: «Видалий! Видалий!… Придумали чужеземную кличку, язык сломаешь. По-русски, Антоном, мальца нарекем!» Сказал, как отрубил. Перечить деду Матвею и сейчас в нашей семье не принято.
Полюбовавшись с пригорка селом, Антон со Славой спустились к проулку и по нему вышли прямо к дому Бирюковых. Антон подошел к дремлющему деду и, наклонившись к его уху, громко сказал:
– Здравствуй, дед Матвей!
Дед Матвей не вздрогнул от неожиданности, не шелохнулся. Медленно открыв глаза, он неторопливо
