жили впроголодь», – были ночи грабежа, однако без убийств и насилий. Это «происходило на закате Деникиады… начало агонии Добровольческой Армии»[413].
«По пути своего наступления и, в особенности, отступления», в жестоком последнем отступлении в ноябре-декабре 1919, Белая армия учинила «длинный ряд еврейских погромов» (признаваемых Деникиным), и, очевидно, не только с целью грабежа, но и – в месть. Однако, говорит Бикерман, «убийства, грабежи и насилия над женщинами не были неизменными спутниками [Белой] армии, как утверждают, преувеличивая ради своих целей и без того страшное, наши [еврейские] национал-социалисты»[414].
О том же Шульгин: «Для подлинно Белой психологии дикая расправа с безоружным населением; убийство женщин и детей; грабёж чужого имущества; всё это – просто невозможно». Итак, «подлинные Белые виновны в данном случае
Об этом же Пасманик: конечно, «все понимают, что ген. Деникин не желал погромов, но, когда я в апреле и мае 1919г. был в Новороссийске и Екатеринодаре, т е. ещё до начала похода на север, я почувствовал сгущённую атмосферу антисемитизма, проникавшую повсюду» [416]. На той почве – на мщении ли, на попустительстве – и вспыхнули «белые» погромы 1919 года.
При этом, «по единогласному мнению людей, имевших несчастье пережить и те и другие [петлюровские и белоармейские] погромы, петлюровцы больше всех других именно за жизнью еврея гнались, за его душой: они преимущественно убивали»[417].
«Не Добровольческая армия начала еврейские погромы в новой России. Начались они в «обновлённой» Польше, на завтра после того, как она вновь стала свободным и независимым государством. А в самой России начали их украинские войска демократа Петлюры и социалиста Винниченко… Украинцы превратили погром в бытовое явление»[418].
Не Добровольческая армия начала погромы – но она их продолжила, питаясь ложным убеждением, что
Д. О. Линский, сам служивший в Белой армии, с большой силой чувства пишет: «Еврейству открывался может быть неповторяемый случай биться так за русскую землю, чтобы раз навсегда исчезло из уст клеветников утверждение, что Россия – для евреев география, а не отчизна». По существу «здесь не могло и не может быть выбора: победа… противных большевизму сил через страдания ведёт к возрождению всей страны и в том числе еврейского народа… Еврейство должно было вложиться целиком в русское дело, отдать ему свои жизни и средства… Надо было сквозь тёмные пятна белых риз узреть чистую душу Белого движения… В рядах той армии, где было бы много еврейских юношей, в составе той армии, которая бы опиралась на широкую материальную поддержку еврейства, антисемитизм задохнулся бы, и погромное движение встретило бы внутренние силы противодействия. Еврейство должно было поддержать русскую армию, которая шла на бессмертный подвиг борьбы за русскую землю… Еврейство отстраняли от подвига участия в русском деле, но еврейство обязано было отстранить отстраняющих». – Это всё он пишет «на основе мучительного опыта соучастия в Белом движении. При всех тех тяжёлых и мрачных сторонах, которые обнаружились в Белом движении, мы с благоговением и восторгом преклоняем непокрытые головы перед этим единственным достойным уважения фактом борьбы с позором русской истории, условно называемым… русская революция». Это было «великое движение за немеркнущие ценности человеческого духа»[420].
Однако вовсе не помогала и Белая армия тем евреям, которые в неё шли. Какое унижение пришлось испытать таким, как доктор Пасманик, состоявший в Белой армии (и тем вызвавший возмущение многих евреев, что он «в рядах погромщиков»). «Добровольческая армия систематически отказывалась принимать в свои ряды еврейских прапорщиков и юнкеров, даже тех, которые в октябре 1917 г. храбро сражались с большевиками. Это был нравственный удар, нанесенный русскому еврейству». – «Никогда не забуду картину», пишет он, «11 прапорщиков-евреев, пришедших ко мне в Симферополе жаловаться, что их выделили из строевых частей и откомандировали… кашеварами в тыл»[421] .
А Шульгин: «Если бы в рядах Белого Движения оказалось бы столько евреев, сколько их было в «революционной демократии» или же в своё время – в «конституционной демократии»… [Но] только ничтожная группа еврейства примкнула к Белым… только единичные евреи, самоотверженность которых, когда антисемитизм уже ясно обозначился, нельзя достаточно оценить. А в Красном стане евреи изобиловали и… сверх того занимали «командные высоты», что ещё важнее». И «разве мы не знаем горькой трагедии отдельных евреев, поступивших в Добровольческую Армию? Над жизнью этих евреев- добровольцев висела такая же опасность от неприятельской пули, как и со стороны «тыловых героев», по- своему решавших еврейский вопрос»[422].
Однако не всё дело в «тыловых героях». И в молоденьких белых офицерах из интеллигентских семей – теперь, вопреки всей интеллигентской традиции, в которой они были воспитаны, – вспыхнули антиеврейские настроения.
А это – дальше всё более обрекало Белую армию на одиночество и гибель.
Линский сообщает, что при Добровольческой армии евреи не принимались на государственную службу и в ОсвАг (Осведомительно-агитационное Агентство, созданное при Белой армии ген. A. M. Драгомировым). Но он опровергает, что в изданиях ОсвАга содержалась антисемитская пропаганда и что громилы якобы не подвергались взысканиям. Нет, «командование не хотело еврейских погромов, но… не могло противодействовать погромным настроениям армейской массы… психологически не могло обнаруживать суровости… Армия была не та, к ней нельзя было применять обычные уставы русской армии нормального или военного периодов», у всех воинов была психика, уже повреждённая Гражданской войной[423]. – «Погромов не хотели, но правительство Деникина не решалось громогласно выступить против антисемитской пропаганды», хотя погромы причинили армии Деникина огромный вред. Добровольческая армия «в целом заняла враждебную позицию по отношению ко всему русскому еврейству»[424], – заключает Пасманик. – И. Левин возражает, что «всему Движению приписываются взгляды одной из его составных частей – активных погромщиков». В то время как «Белое движение было весьма сложным, объединяло в себе течения… часто совершенно противоположные»[425]. – И «ставить ставку на большевиков,
