хозяевами страны, что создадут «диктатуру пролетариата». Где же она? Кто у власти теперь во всех городах республики?..» – В СССР эти листовки, конечно, не попадали, но еврейскую эмиграцию пугали и оскорбляли.
С. Литовцев писал: «В начале двадцатых годов эмигрантский антисемитизм носил прямо-таки болезненный характер – это была своего рода белая горячка»[470]. Да много шире: в первые годы после победы большевиков – осудительные и недоброжелательные выводы против евреев делали многие в Европе, «отождествление большевизма с иудаизмом стало общепризнанной модой современного европейского мышления. И было бы смешно утверждать, что лишь антисемиты проповедуют эту социально-политическую ересь»[471]. Может быть, д-р Пасманик в 1922 спешил с выводами? но писал он тогда так: «Во всём цивилизованном мире, среди всех наций и среди членов всех социальных классов и политических партий, укрепилась вера в то, что евреи играют решающую роль в возникновении и во всех проявлениях большевизма. Наш личный опыт доказал нам, что этого мнения придерживаются не только отъявленные антисемиты, но и… представители демократической общественности… ссылаются на факты, т е. на роль евреев в большевистском движении не только в России, но и в Венгрии, в Германии и повсюду, где оно появлялось. При этом явные антисемиты не очень считаются с правдой. Для них все большевики – евреи и все евреи – большевики»[472].
Годом позже писал и Бикерман: «Волны юдофобии заливают теперь страны и народы, а близости отлива ещё не заметно»; «не только в Баварии или Венгрии… не только в государствах, частью или полностью образовавшихся из обломков великой прежде России… но также в странах, смутой пощажённых, а от России отделённых целыми материками и океанами… В Германию приезжали японские учёные знакомиться с антисемитской литературой: и на далёких островах, где евреев почти нет вовсе, заинтересовались нами… Именно юдофобия: страх перед евреем как перед разрушителем, вещественным же доказательством, пугающим и ожесточающим, служит плачевная участь России»[473].
И в совместной декларации «К евреям всех стран!» (1923) эта группа авторов писала тревожно: «Никогда ещё над головой еврейского народа не скоплялось столько грозовых туч»[474].
Сказать ли, что авторы эти, по своей чувствительности, – преувеличивали? сгустили несуществующие угрозы? Но тут уже как грозно, с нашим поздним знанием, прозвучало и предупреждающее упоминание об «антисемитской литературе в Германии».
«Мнение, что большевизм создан евреями», было уже столь распространено в Европе (и это было
«Мы обязаны защищаться», пишет Пасманик, «потому что мы не можем отрицать очевидных фактов… Мы не можем ограничиться заявлением, что еврейский народ не отвечает за те или иные действия отдельных его членов… Наша цель… не только спор с антисемитами, но и борьба с большевизмом… не только парировать удары, но наносить их тем, которые провозгласили царство Хама… Борьбу с Хамом обязаны вести и Иафет и Сим, и эллины, и иудеи». – Где действительно надо искать корни большевизма? – «Большевизм прежде всего – антикультурное явление… это – проблема русская и всемирная, а не результат злодеяний каких-то «Сионских мудрецов»[479].
«Обязанность защищаться» остро сознавалась евреями ещё и потому, что послевоенная Европа и Америка были затоплены огромными тиражами как раз «Протоколов сионских мудрецов», распространившихся внезапно и мгновенно: за 1920 год – 5 изданий в Англии, по нескольку в Германии и Франции, полумиллионный тираж в Америке, напечатанный Генри Фордом. – «Неслыханный успех «Протоколов», переведенных на многие языки, показывал, насколько была широка вера в большевистскую революцию как еврейскую»[480]. – Английский учёный Норман Кон: «в годы, непосредственно следовавшие за первой мировой войной, когда „Протоколы“ выплыли из тумана и прогремели по всему миру, множество вполне здравомыслящих людей отнеслись к ним совершенно серьёзно»[481]. Подлинность их поддержали тогда лондонские «Тайме» и «Морнинг пост», – однако уже в августе 1921 «Таймс» опубликовал серию статей своего стамбульского корреспондента Филиппа Грейвса, где сенсационно обнажались обширные текстовые заимствования «Протоколов» из политического памфлета Мориса Жоли, имевшего мишенью Наполеона III («Диалог в аду между Макиавелли и Монтескье, или Макиавеллистская политика в XIX в.», 1864). В своё время весь тираж памфлета был арестован и изъят французской полицией.
На Запад «Протоколы» попали из охваченной Гражданской войной России.
Публицистическая подделка, изготовленная в начале века (в 1900 или в 1901), «Протоколы» впервые были напечатаны в 1903 в Петербурге. Их инициатором и «заказчиком» считают П. И. Рачковского, возглавлявшего Заграничную Агентуру Департамента Полиции с 1884 по 1902, главным исполнителем – Матвея Головинского, агента охранки с 1892, сына петрашевца В. А. Головинского (впрочем, новые версии появляются по сей день). Хотя «Протоколы» переиздавали ещё и в 1905, 1906, 1911– они практически не получили распространения в дореволюционной России: «не нашли широкой поддержки в русском обществе… Распространители не смогли заручиться и поддержкой двора»[482]. После многих безуспешных попыток «Протоколы» всё же были представлены Николаю II в 1906 году и произвели на него сильное впечатление. На полях пометы: «Какое предвидение!», «Какая точность исполнения!», «Наш Пятый год точно под их дирижёрство!», «Не может быть сомнений в их подлинности». – Но, когда правые деятели предложили проект широкого использования «Протоколов» для защиты монархии, премьер П. А. Столыпин распорядился произвести секретное расследование их происхождения. Дознание вскрыло несомненный подлог. Государь был потрясён докладом Столыпина, но написал твёрдо: «Протоколы» изъять. Нельзя чистое дело защищать грязными способами»[483]. – И затем уж «отрицательное отношение властей России к „Протоколам сионских мудрецов“ проявлялось жёстко: никаких ссылок на „Протоколы…“ не допускалось даже во время подготовки процесса М. Бейлиса»[484].
Но «1918 был переломным в истории «Протоколов»[485]. После
