Несколько девичьих голосов разом подхватили:
Голоса прозвучали так звонко и сильно, что за селом, у озера, сразу откликнулось эхо.
Не отрывая взгляда от шахматной доски, Чернышев задумчиво улыбнулся:
— Марина Зорькина…
— Звезда колхозной самодеятельности? — спросил Антон.
— Заведующая птицефермой. Красавица наша. Голос, что у Людмилы Зыкиной. На всех фестивалях первые места берет, — Чернышев переставил на шахматной доске коня. — К слову, бывшая, любовь тракториста Витьки Столбова, а теперь всех женихов отметает.
— Почему?
— Еще до Витьки произошло у нее что-то. Кажется, нарвалась в молодости на непорядочность и до сих пор переживает, хотя виду не подает.
— Сколько ж ей лет?
— Твоего возраста. Быть может, чуток постарше.
— Рано отчаиваться.
— Да она и не отчаивается. Только вот ухажеров не подпускает к себе, словно обет дала.
Чернышев пошел ферзем. Бирюков — пешкой. Чернышев ответил ходом слона.
— А ведь Юрка Резкин мальчишкой ломал ногу, — вдруг сказал он. — С лошади упал. Помнится, и зуб тогда выбил.
Бирюков вскинул голову:
— Я же говорил…
— Неужели он?.. — Маркел Маркелович сделал очередной ход и тихо добавил: — Вы проиграли, мой друг.
— Почему проиграл? — не понял Антон.
— Вам мат.
Ворочаясь в постели, Бирюков никак не мог заснуть — слишком много накопилось, за день впечатлений. За стенкой, покашливая, Маркел Маркелович о чем-то переговаривался с Екатериной Григорьевной — видимо, и к нему, несмотря на дневную усталость, не шел сон.
Молодежь у клуба стала расходиться. Баян и девичьи голоса приблизились к дому Чернышевых. Антон прислушался.
Пела Зорькина, как прежде, уверенно и сильно, только Антону показалось, что теперь в голосе ее сквозит тоска.
Песня удалилась и затихла, а в памяти Антона, как на «заевшей» пластинке, все звучали одни и те же слова: «Кто же ты есть, как тебя звать? Что ж ты скрываешься?..»
За стенкой громче, чем обычно, кашлянул Чернышев. Скрипнули половицы.
— Не спишь, Антон Игнатьевич? Понимаешь, услышал сейчас песню и вспомнил: несколько лет назад переписывалась Марина Зорькина с каким-то женихом-заочником, кажется, из флотских.
Антон рывком сел на кровати. Маркел Маркелович вздохнул:
— И приехать он к ней, вроде бы, обещался…
9. Сон в руку
Заснул Бирюков только под утро. Но и короткий его сон был заполнен путаным кошмаром. Первым приснился бригадир Ведерников. Сердито прикусывая свои казацкие усы, он показывал снайперскую винтовку и объяснял, как из нее стрелять. Затем появилась старушка Резкина и просила помочь ей вытащить из грязи застрявший «Урал» с люлькой. «Унучику мотоцикл купила, не стала жадничать», — объясняла она. Антон вместе с Ведерниковым и Резкиной изо всех сил толкал мотоцикл, но тот — словно в землю врос. Невесть откуда взявшийся старик Стрельников укоризненно качал головой: «А я, слышь-ка, считал тебя неглупым человеком. Хотел всю правду о колодце рассказать. Столбова и Зорькину заставил, чтобы они на бумаге обрисовали антересную историю». Антон хмурился: «Опять, как с ермаковскими воинами, обманываешь. Столбов помогать соседям уехал. Как ты его мог заставить?». Стрельников гладил макушку, хитро подмигивал: «Обманул Витька Маркела Маркелыча. Трактор у колодца спрятал, а сам с Зорькиной уплыл на остров, что посерединке Потеряева озера. Зорькина Витьку любит. Не веришь? Пойдем, покажу». Антон шел за стариком к озеру. Егор Кузьмич таинственно нашептывал: «Смотри, вон они на острове пишут бумагу». Антон с недоумением пристально вглядывался в туманную дымку и почти рядом видел, как Столбов, махая рукой, звал к себе. «Ты плыви туда, плыви, — подсказывал Егор Кузьмич. — Ежели доплывешь до острова, весь секрет узнаешь. Витька — мужик грамотный, поэтому Зорькина его полюбила…» Антон медленно входил в теплую воду озера, хотел плыть, но руки не подчинялись. На берегу появился Чернышев и с упреком сказал: «Опять старому болтуну поверил. Вставать пора…»
— Что?! — вскрикнул Антон и проснулся.
Около кровати стоял Маркел Маркелович Чернышев — хмурый, с заспанными глазами.
— Пора вставать, говорю.
Бирюков облегченно вздохнул, потряс головой и виновато сказал:
— Кошмар какой-то снился.
— От духоты это. — Чернышев зевнул. — На градуснике с утра к тридцати ртуть подбирается. Жаркий денек будет.
Завтракали молча. И только когда допивали чай, Маркел Маркелович посмотрел на Антона:
— Серьезное дело, по-моему, складывается… С чего сегодняшний день намерен начать?
— Пойду к Зорькиной.
Чернышев утвердительно кивнул, будто согласился:
— Только смотри… Марина на язык остра. Чуть что не так, оконфузит, как говорит у нас Слышка, методом запросто.
Зорькину Бирюков отыскал на птицеферме. Она стояла в кругу птичниц и, энергично размахивая рукой, что-то объясняла. Дожидаясь, пока кончится разговор, Антон со стороны приглядывался к Зорькиной. Маркел Маркелович не зря назвал ее красавицей. На редкость правильные черты лица, высоко взбитые белокурые волосы, повязанные легкой голубой косынкой, и розовые от лака ногти заметно выделяли Зорькину среди других девушек, а белый халат и черные, несколько старомодные, как отметил
