При упоминании государыни господин копиист сделал патриотическую мину.
– Вот что, голубчик, – продолжил Александр Иванович. – Не в службу, а в дружбу. Присмотрись там, на месте. Глаз у тебя востер, равно как и язычок.
Не сдержался-таки, лягнул.
Все он помнит да смекает, Приапище!
– К чему присмотреться, ваше сиятельство?
– Конкретно не скажу. Вообще. Слухи оттуда доходят странные и нехорошие.
– Так пошлите команду, и дело с концом!
– Те-те-те, какой прыткий! Команду! Да кто ж позволит казенные деньги на проверку глупых баек тратить? За растрату самодержица с меня голову снимет! Самого в казематы упечет, как злодея Бестужева.
И быстрый пронзительный взгляд на визави при упоминании о неделю назад арестованном, а прежде всесильном канцлере.
Поэт и глазом не повел. Научился держать лицо. Немудрено за столько-то лет знакомства.
– Вот поразнюхаешь, дашь весточку, тогда и наступит время решительных действий. Как, по рукам?
Куда от него, Приапа, денешься? Задолбит ведь, сгноит в том самом, страшном подвале.
– И славно, – снова потрепал по щеке на прощание. – Я тут тебе деньжат припас на дорожку. Чай, не лишними будут. Немного, всего десять целковых…
Академик Тауберт на всю поездку выдал всего пять рублей. Не считая прогонных. Скряга немецкая!
Нет, все-таки иногда бывает приятно иметь дело со щедрыми людьми. Пусть даже это начальник Тайной канцелярии розыскных дел.
– И еще вот, – отставил в сторону руку, в которую услужливый Харон тут же вложил небольшой резной ларец. – Возьми, пригодятся.
Иван открыл коробку. На зеленом бархатном сукне поблескивала пара пистолетов.
– Шпага шпагой, а свинец да серебро надежней. Да перед отъездом не забудь в церковь-то сходить, нехристь…
Деньги, пистолеты, церковь. Да что ж это за развеселая поездка ему предстоит? Не в Плутоново же царство, в самом деле?
Ох, и скверно пахнет от этого места. Чем-то непонятным, но почти до тошноты знакомым.
Точно!
Так воняет залежавшееся мясо. Когда его уже практически невозможно употреблять в пищу. Правда, есть среди Хозяйкиных слуг и такие, что не брезгуют тухлятиной. Даже находят в этом особую прелесть.
Но только не ОНИ. Они питаются исключительно свежатиной. Чтоб кровь еще не успела свернуться и текла по зубам, веселя и туманя разум.
И еще, разумеется, страх. Как же без него?! Именно он и сообщает плоти загнанных жертв исключительный привкус, а также дает ИМ, вкусившим, силу и бессмертие.
Понятное дело, Хозяйка и сама заботится о НИХ, холя и лелея своих любимцев. Однако и она не всесильна перед натиском времени. Так что ИМ жизненно необходима охота. Без нее неинтересно.
Охота!
Какое это невообразимое счастье!
Сначала, конечно, надо наметить жертву. Это очень важный момент. Кого попало преследовать нельзя. Только тех, кто, так или иначе, попал в поле зрения Хозяйки. На кого легла ее тень. Если травить первого попавшегося, лишь бы утолить голод, то можно запросто сгинуть. Так бывало. Самые сильные, храбрые и ловкие из ИХ стаи клали головы оттого, что им вдруг хотелось поразмяться. Начинали гонитву, и…
Лучше подождать, пока ИМ укажут. Либо сама Хозяйка, либо ее доверенные слуги.
И тогда ОНИ берут след.
Ловля начинается.
Глупые утверждают, что во время охоты главное – это до поры до времени схорониться, чтобы жертва не сразу заметила интерес к себе. Нужно-де выбрать подходящий момент, когда рядом нет ни души, и уж затем нападать.
Чушь собачья!
Жертва должна осознавать, что она жертва. Понимать, что конец неизбежен. Только тогда в ней и вырабатывается то, что ИМ от нее нужно.
СТРАХ!
Неописуемый, жалящий, разящий. Заставляющий кровь то замирать в жилах, то бурлить горным ручьем.
Итак, преследование должно быть очевидным.
Плохо, конечно, что для этого ИМ отведено одно темное время суток. Сумерки, ночь да предутренние часы.
Мало, досадно мало.
Но лишь для неумелых. Не таких знатных охотников, как ОНИ.
Уж ОНИ-то умеют выжать из своего времени все до последней капли.
Виться ужом вокруг цели. Показываться ей то поодиночке, то сразу всем вместе. То пропадать на время, чтоб создать иллюзию освобождения, то вновь появляться из ниоткуда. И упиваться, захлебываясь, страхом несчастного или несчастной.
А потом финал.
Когда жертва загнана в тупик и, сознавая неминуемое, прекращает сопротивление.
Последний прыжок. Право на него, по традиции, представляют ИХ вожаку. Ему первому позволено вкусить грешной крови и плоти.
Однако убивать жертву сразу нельзя. Следует подождать, пока с нею не сведет свои счеты Хозяйка. Вдруг да решит помиловать? Подобное случается нечасто. Но бывает. Тогда везет одному вожаку, уже успевшему отведать «дичи». Остальным приходится дожидаться новой охоты.
Чаще все-таки Хозяйка не оставляет своих верных слуг без обеда. Понимает, что более преданных рабов у нее нет. Разве сравнятся с НИМИ Ползающие? Медлительные, неповоротливые. Кого они испугают? Разве самых трусливых. А вот от ИХ вида впадают в панику даже отчаянные храбрецы.
Смельчаки – вот наиболее лакомые куски! Вкусить от такого – продлить себе жизнь на бесконечное число дней. (Это, конечно, преувеличение, ибо все имеет начало и конец, не исключая Хозяйки.) И все же… Одолеть храброго – большая заслуга для стаи. Тут засчитывается одна жертва за десяток, а то и два.
Но это если смельчак. А когда попадается такое, как вот сейчас? Нервно бьющее по обонянию и заставляющее тоскливо коситься на недремлющее око Хозяйки, взирающее с темных небес.
До чего же не хочется делать этот последний бросок. А ведь придется. Обратной дороги нет. Невыполненный приказ равносилен развоплощению, небытию. Тем более что ИМ было указано, чтобы с жертвой не возились. Кончать сразу и приступать к пиру. Значит, Хозяйке этот не нужен.
Как тяжело отрываться от земли. Тела словно каменные. Лапы не слушаются. По ушам бьет безмолвие.
И запах исчезает, что в принципе невозможно. Разве что если жертва… Но ИХ должны были предупредить об этом заранее. Естественно, если Хозяйка не специально послала стаю в ловушку, чтобы наказать за какую-то провинность.
Нет, все в порядке. Дух появляется вновь. Наверное, жертва на какое-то время смогла просто заслониться щитом. И все равно непорядок. Поставить защиту против НИХ не каждый способен. Тут нужно держать уши востро.
Ага, вот и она, жертва.
