многоярусные золотые, а может, позолоченные канделябры с египетскими вечными лампами. Орландина вспомнила слушок, что один из кельтских храмов был стерт с лица земли взрывом, когда премудрые друиды пытались раскрыть их секрет.
Солнечные лучи, проходя сквозь разноцветные стекла витражей, отражались мириадами разноцветных бликов. Широкие коридоры этажей выходили на галереи, по которым чинно прохаживались жрецы- служители и прочая человеческая мелочь – а кем же еще могли быть люди в таком храме, как не мелочью?
– Ты была в подобном храме когда-нибудь? – осведомилась наемница.
Орланда посмотрела на сестру таким взглядом, словно та спросила, была ли она когда-нибудь в аду?
И буркнула под нос что-то вроде: «Прелесть языческая».
А потом, не скрывая иронии, объяснила: то, что ее образованная и умная сестра принимает за храм. – это Булевтерий священного города Дельфы, где в праздники собираются отцы города и служители Аполлона для торжественных мероприятий, заседают священные коллегии, а заодно ведут, так сказать, предварительный прием жаждущих обратиться к оракулу.
Но, видать, великолепие проняло и ее.
Так они бы и стояли невесть сколько времени, если бы Будря не взял дело в свои руки. Не обращая внимания на толпы людей, снующих по помещению, он направился к огромной, богато украшенной стойке, протянувшейся вдоль дальней стены помещения.
И вот тогда-то они и услышали отповедь. Не положено и все.
Да, полная… неудача выходит.
Столько сил, столько средств потрачено на то, чтобы добраться до священного города, а получается, что все напрасно. Не вовремя, видите ли, прибыли.
А ведь еще вчера они были полны надежд.
Как радовался серебряный ослик, когда узрел вожделенный для каждого поэта Кастальский ключ – источник вдохновения и пророческой силы.
Стир чуть ли не вприпрыжку поскакал к роднику, намереваясь плюхнуться туда всеми четырьмя ногами сразу, нырнуть по самую челку. А вдруг Чудо случится уже прямо здесь и сейчас? Вот только коснутся брызги святой воды ослиной шкуры, и она тотчас же спадет, явив миру обновленного поэта Стира Максимуса…
Орланда еле удержала стихотворца за уздечку.
Вокруг источника была выставлена вооруженная стража. Купание вьючного животного в Кастальских водах вполне могло быть принято за святотатство и богохульство. Длинноухого могли тут же порешить на месте, а его «хозяев» заточить в узилище.
Став в очередь за свидетельством об обязательном ритуальном омовении, паломники принялись совещаться.
Бывшая послушница категорически отказывалась прикасаться к воде, взятой из языческого ключа. Хоть месяцы странствий и общение со всевозможной «нечистью» и сделали девушку менее щепетильной кое в каких вопросах веры, но была определенная граница, переступать которую она не желала. В частности, по вопросам таинств и обрядности. Омовение в источнике, принадлежащем одному из главных «поганских» богов, как считала Орланда, могло вполне сойти за обряд посвящения, а значит, смыть с нее святое крещение.
Сошлись на том, что свидетельство получит одна Орландина. В принципе, зачем им с сестрой две бумаги и два пророчества? С лихвой хватит и одного на двоих.
Кару его религиозные убеждения не запрещали просить совета у чужих богов. Притом же Аполлон вряд ли относился к «чужим». Уже давно владыки Тартесса включили его в государственный пантеон и частенько обращались к Дельфийскому оракулу за советом. Вот и сейчас, как узнал по прибытии в город царь-беглец, в Дельфы прибыло посольство от его дяди Аргантония, пожелавшего испросить у Феба благословения на долгое и счастливое царствование.
Будре, признаться, было все едино. Можно купаться, а можно и не купаться. Как прикажет ясный пан круль. Лишь бы вода не была холодной. А то потом какая хворь-простуда прицепится. Одни сплошные расходы!
Лешему, по статусу лесного князя, никакого свидетельства не требовалось. Но испить святой водицы куявскому гостю давно хотелось. Так что он попросил амазонку зачерпнуть полфляжки и на его долю. Вторую половину выбрызгают на Стира, когда отойдут от Кастальского ключа на приличное расстояние.
Хотя, усомнился козлорогий, на этакую большую тушу столь малой толики влаги может не хватить.
Певец обиделся.
В общем, процедуру прошли. Бумаги получили. А вода, понятное дело, рапсоду не помогла. Наверное, требовалось более радикальное лечение.
Орланда грешным делом напоила Кастальской водицей даже Ваала. А вдруг и под его пушистой шкуркой скрывается какой-нибудь зачарованный принц? Хоть кусик и не умеет говорить, как его серебристый приятель, но тоже ох как умен, да и уши также большие. Не сработало и тут, увы.
Вторым этапом было испытание всех явившихся, для того чтобы узнать, угодны ли они Аполлону.
Это испытание состояло в жертвоприношении.
Жертва, обычно коза, иногда овца, бык или дикий кабан, подвергалась жрецами внимательному осмотру.
Прорицание нельзя было получить, если жертва не дрожала всем телом, пока жрецы не совершают возлияния. Недостаточно, чтобы она вертела головой, как при других жертвоприношениях. Требуется, чтобы все члены бедного животного дрожали, словно во время конвульсий. Это испытание применялось только в отношении коз, как наиболее частых претендентов на роль жертвенного животного (козы в Ахайе всегда стоили дешево, а потому были по карману большинству паломников). Что касается быков и диких свиней, то им подносили жертвенной ячменной муки и стручкового гороха. Если они отказывались есть, то эти животные браковались. Но подобная выбраковка по понятным причинам бывала редкой.
Все три козы, предназначенные нашими паломниками для заклания, дрожали так, будто увидели перед собой стаю голодных волков.
Неокор – хранитель храмового имущества – благосклонно кивнул и указал пальчиком на загон, куда надлежало поместить животных.
Будря было возмутился. Лех наивно полагал, что их козочки должны быть зарезаны и зажарены в жертву прямо на месте, на глазах дарителей. А тут такая лажа.
Кто поручится за то, что эти самые козы через какой-нибудь час снова не будут проданы на базаре другим паломникам? Потом третьим, четвертым… А прибыль, соответственно, поделят между неокором и продавцом.
Наверное, слова вояки попали не в бровь, а в глаз. Потому как жрец закашлялся, затем покраснел, а потом, не стыдясь скопления народа и своего бога, немым изваянием застывшего на месте священных жертвоприношений, выдал такую «антибудрику», что сам обличитель Одиссея Терсит удавился бы от зависти, что не он ее произнес.
Священнослужитель уже поднял руки, чтобы торжественно порвать свидетельства об их богоугодности и проклясть святотатцев, но ауреус, вовремя сунутый Каром в десницу неокора, исправил положение.
И теперь все это Сету под хвост.
Железное слово ОЧЕРЕДЬ стало для них камнем преткновения.
Оставалось только надеяться, что сиятельный Аполлон смилуется над их муками и чем-нибудь да поможет.
Стир был, пожалуй, единственным из их компании, кто не унывал.
Презрительным взглядом проводил он совсем упавшую духом Орландину, которая ушла в город, «чтобы развеяться».
Иди, иди, предательница!
Следом за ней улизнула и неразлучная троица мужчин: Кар, Будря и леший.
Эти вообще никак не мотивировали свою отлучку. Наверное, пошли по дельфийским злачным
