Габи Крош-Тидеманн была влюбчивой особой. После безумно дерзкой затеи с похищением нефтяных министров падкий на женщин Карлос Шакал предпочел другую террористку, а брошенная партнерша назло ему влюбилась в члена «Движения 2 июня» по имени Бернар Хаусман, который проходил подготовку в йеменской пустыне.
Мы приземлились в кромешной тьме, около половины четвертого ночи, — продолжала давать показания мадам Ойзерман, и капитан Рагон сопровождал ее слова стуком клавиш. — Стюард объявил, что мы в Уганде. По салону пронесся шепот, никто толком не знал, где находится эта страна. Когда кто-то сказал, что в Уганде правит Иди Амин, я перепугалась. Амин много раз заявлял, что восторгается Гитлером. Повеяло атмосферой последней войны: меня привезли в страну, где правит поклонник фюрера…
«Ходячая бомба»
Заложникам рейса № 139 было невдомек, что злобное поведение девушки объясняется ее личной драмой. Роман с Бернаром Хаусманом продолжался недолго. Весной 1976 года этот 25-летний парень вылетел из Вены в Израиль. Едва Бернар ступил на бетон Земли обетованной, наблюдавшая за высадкой офицер службы безопасности приветствовала белокурого гостя:
— Шалом! Будьте добры, откройте свой чемодан.
Стоило Бернару щелкнуть замками, как взрыв разорвал в клочья и его, и бдительную израильтянку. Когда ТВ сообщило о взрыве в аэропорту Бен-Гуриона, лидер НФОП Вади Хадад чертыхнулся: он надеялся, что Хаусман откроет чемоданчик еще в воздухе.
Известие о гибели немецкого туриста и женщины из. «Секъюрити» заставило сердце Габи дрогнуть от дурного] предчувствия. Вскоре девушке позвонил сам доктор Хадад и выразил соболезнование: «Твоего друга в аэропорту убили сионисты — бросили в него гранату». В тот день неуравновешенная Габи долго билась в истерике и дала страшную клятву — отомстить.
— Нас продержали в самолете больше шести часов, — порой Жюли Ойзерман не верилось, что все это происходило с ней на самом деле. — В иллюминаторах виднелось едва освещенное здание аэропорта, от которого к самолету бежали чернокожие полицейские и солдаты. На самолет нацелили огромные прожекторы, и стало светло, как днем. В десять утра нам приказали покинуть самолет и привели всех в центральный зал аэропорта. Отсюда мы увидели озеро Виктория — бескрайнее, как море: А спустя несколько минут мы услышали вертолет. Скоро в зал вошел огромный негр в военной форме. Рядом с ним был мальчик лет восьми точно в такой форме, с теми же знаками различия и орденами.
— Негр оказался Большим Папой? — вырвалось у следователя.
Он едва успевал записывать. Женщина закивала:
— Верно, Иди Амин с сыном шел в толпе пассажиров, пожимал всем подряд руки и повторял с широкой улыбкой: «Добро пожаловать в Уганду!» Одна израильская девушка обратилась к нему со словами «мистер президент». Он поправил ее: «Я — Его Сиятельство аль-Хаджи, фельдмаршал, доктор Иди Амин Дада, кавалер Британского Креста Победы, кавалер ордена «За безупречную службу», кавалер «Военного креста», назначенный Всемогущим Богом быть вашим спасителем».
— Перечисляя свои титулы, Большой Папа ни разу не сбился?
Мадам Ойзерман отрицательно покачала головой:
— Ни разу, видимо, он привык так себя представлять. С нашим «спасителем» прибыл врач- палестинец. Вместе с медсестрой он бегло осмотрел несколько человек. Соломону Рубину, страдавшему сердечной недостаточностью, врач выдал несколько таблеток аспирина…
Слова лились из Жюли Ойзерман сплошным потоком, словно плотину прорвало. Вместе со словами уходило страшное нервное напряжение, в котором пребывает всякий заложник.
Габриэль Крош-Тидеманн с удовольствием лично перебила бы пассажиров вместе с членами экипажа, если бы это входило в планы ее руководителей. Но в ходе «акции» террорист вынужден сдерживать душевные порывы. Поэтому пока девушка мстила за гибель Бернара лишь бранью и криками. Габи не подозревала, что ее друга убили вовсе не сионисты.
…К середине 1970-х годов главными террористами Восточного полушария стали западные немцы и палестинские арабы. Почему именно они? Немецкую молодежь гнал в террористическое подполье протест против того, что у власти в ФРГ находятся бывшие фашисты, которые, как и при Гитлере, возводят гонения на марксистов. Арабская же молодежь была жертвой «общего арабского дела», которое заключалось в уничтожении Израиля.
Глобализация подтолкнула тех и других террористов к сотрудничеству и взаимопомощи. Поскольку к этому времени лидеры РАФ и «Движения 2 июня» сидели в тюрьмах, руководство западногерманскими экстремистами в значительной степени осуществляли главари НФОП. Действовали антифашисты уже не столько против властей ФРГ или баз НАТО, сколько против Израиля.
Однако прокрустово ложе логики оказалось слишком тесно для того, чтобы запихнуть в него сразу и ненависть к фашизму, и ненависть к Израилю: одна ненависть явно противоречила другой. С точки зрения логики, из ненависти к фашизму должны проистекать симпатии к Израилю. Оборотной же стороной ненависти к Израилю являются симпатии к фашизму, жертвами которого стали свыше шести миллионов евреев. Именно Холокост убедил ведущие державы в том, что евреи должны иметь государство, в котором они могли бы укрыться при угрозе истребления.
Бернар Хаусман не проявил особых талантов и никакой ценности для руководителя НФОП Вади Хадада Не представлял. Более того, доктор Хадад заподозрил, что Хаусман может работать на БНД (ВКВ) — Федеральную разведслужбу Западной Германии. Улыбаясь в усы, доктор Хадад назвал очередное свое изобретение «ходячей бомбой». «Фронтовики» незаметно установили в чемоданчике Бернара Хаусмана взрывное устройство, срабатывающее при открытии замков.
Сегодня минирование чужого чемодана кажется, как ни цинично это звучит, наивной шалостью. Хадад не предполагал, что спустя 15 лет благодаря невиданному всплеску исламского фундаментализма тысячи молодых людей будут готовы расстаться с жизнью совершенно добровольно. Причем смертник сам приложит все усилия, чтобы незаметно пронести на борт взрывчатку.
Но вернемся в поздний вечер среды 30 июня 1976 года, в офис французской разведки ДСТ.[13] Заметим также, что в кабинетах, расположенных по соседству, коллеги капитана Рагона допрашивали других вырвавшихся из Уганды заложников.
Грандиозный теракт еще не завершился: похитители лишь добровольно отпустили часть неизраильтян. Угнанный французский самолет по-прежнему стоял в главном аэропорту Уганды. Спецслужбы Франции и особенно Израиля, как губки, поглощали информацию о том, кто, где и как содержит заложников.
— Многие пассажиры увидели в Иди Амине официальное лицо, государственного деятеля, который гарантирует нашу безопасность и вырвет нас из рук пиратов, — продолжала тем временем рассказ парижскому следователю Жюли Ойзерман. — Он пообещал сделать все, чтобы наше пребывание в Уганде было удобным. Целая толпа африканок внесла кресла, и нам подали завтрак: чай, хлеб, масло, яйца, бататы и бананы. Заложники благодарили Амина рукоплесканиями, а тот в ответ разразился длинной речью.
— Разрешите закурить? — попросил Жан Дюваль Рагон, доставая зажигалку. — О чем же говорил Большой Папа?
— Курите на здоровье, мсье следователь, — через силу усмехнулась женщина. — Суть слов Иди Амина заключалась в том, что палестинцам необходимо создать государство на оккупированных Израилем землях. Когда стало темнеть, злая немка показала линию на полу, которую мы не должны были переступать, иначе будут стрелять. Линия перерезала подступы к окнам и дверям. Спалось всем плохо. Открывая глаза, я видела силуэты немцев с оружием. Казалось, им неведома усталость: за всю ночь они ни разу не присели. Угандийские солдаты охраняли нас снаружи метрах в двадцати от здания…
Пуская клубы дыма, капитан Рагон ловко догонял пальцами быстро разбегающиеся клавиши.
— Немец не выпускал из рук автомата, а другие пираты — пистолетов и ручных гранат, — вспоминала мадам Ойзерман. — К террористам присоединилась подмога, двое вооруженных арабов, видимо, папестинцы. Один из израильтян сказал, что это члены филиала НФОП в угандийской столице
