швартовавшихся на Темзе миноносцах — не знаю. Но уже через 5 дней в приватной беседе русский посол в Лондоне намекнул нашему послу о дошедшей до него информации, согласно которой Франция готова предать Россию в обмен на сомнительные территории в Африке. И что мол если соответствующие документы попадут в газеты оппозиции — Париж может дожить до очередной революции.
Дичайшее неудобство ситуации состояло в том, что в этот момент по всей Франции в типографиях уже печатались газеты с сообщением о строгом нейтралитете Франции в войне и строгом соблюдении правила 24 часов. Выйти из ситуации с минимальными потерями репутации можно было только принудив Британию добровольно отказаться от жёсткого соблюдения правила 24 часов хотя бы западней Сингапура.'
****
Пока дипломаты искали повод укусить друг друга, Россия ответила на британское заявление своим. Согласно которому 80 % поставок в Японию оружия и боеприпасов идёт через Суэцкий канал. И Российское правительство охотно разделяет британскую озабоченность нарушением нейтралитета некоторыми странами и торговцами. В связи с этим, а также в связи с неспособностью таможенных властей Суэца выявлять и задерживать контрабанду Россия планирует привлечь к таможенной службе в Средиземном море 5 броненосцев и 7 крейсеров…
Биржи всего мира шатнулись — это был не иначе как прямой вызов Лондона на войну. Причем недвусмысленно поддержанный Германией, в газетах которой всплыли некоторые пикантные подробности англо-французского 'сердечного согласия'! Париж пребывал в нокдауне: затрещала вся выстраиваемая два десятилетия конструкция противостояния с Германией, опирающаяся на русские штыки. Жажда мщения за Эльзас и Лотарингию начала сменяться памятью ужаса Седана.
Газетная версия русского заявления недвусмысленно сопровождалась фотографиями 'пойманных' на подходе к Йокогаме британских орудий и снарядов. Все, кто не перевёл загодя свои активы в золото, теряли ежедневно на спекулятивных продажах русских, французских и британских бумаг. Но эта маленькая победа Вадика-спекулянта померкла на фоне триумфа Вадика-дипломата. Поставленная лишь перед тенью возможности создания большой континентальной франко-германо-российской коалиции, Британия сделала вид что смягчилась подписав Которский меморандум. В итоге правило 24 часов стало жёстко исполняться только к востоку от Сингапура. Куда немедленно направились 5 новых броненосцев типа 'Дункан'. Так ведь 'смотреть' за строгостью соблюдения правил — не более.
Из книги воспоминаний контр-адмирала К.М.Измайлова 'Броненосцы идут на Восток'. Изд. 'Маяк', СПб, 1917.
…Известие о начале войны с Японией наш 'Наварин' встретил в Либаве. В состоянии, совершенно не отвечающем боевому своему предназначению. Вся артиллерия броненосца, за исключением мелкокалиберной, была с корабля снята, отправлена в завод, а по поводу шестидюймовок ходил упорный слух о грядущей замене их на современные, системы Кане, с длиною ствола 45 калибров. В первых числах февраля, учитывая общее состояние дел, а так же то, что теперь в Кронштадте и Питере кинутся, конечно же, достраивать новые броненосцы и крейсера, и до нас руки скорее всего скоро не дойдут, Бруно Карлович разрешил мне съездить проведать прихварывающего брата.
Каково же было мое удивление, когда буквально на второй день пребывания в Николаеве, меня нашла телеграмма с предписанием немедленно вернуться на броненосец. Простившись с родными и братом, с последним, как оказалось уже навсегда, я поспешил на вокзал, и уже вечером обосновался в вагоне курьерского поезда. Дорога была довольно утомительной, да и газетные известия, приходившие с Дальнего Востока радостными назвать было трудно. Мало того, что нападения японцев похоже никто не ждал, так еще и встретили, судя по всему во всеоружии нашей обычной бестолковщины: ведь это надо же было держать в Артуре эскадру на внешнем рейде без противоторпедных сетей, а в Чемульпо кроме канонерки, пригнать еще и крейсер 1-го ранга! Почему? Зачем? А как началось — кинулись минировать Талиеван. И со спешки ли, или просто по глупости два корабля подорвались на наших же минах… И вот закономерный итог первых дней войны: два лучших броненосца едва не погибли, один крейсер подбит, два утоплены, а до кучи к ним минный транспорт и канонерка. Случайность скажете вы. А может быть печальная система? И далеко примеры искать было не надо.
Оказавшиеся моими попутчиками инженеры-судостроители с Николаевского завода, откомандированные начальством в Кронштадт, как выяснилось, даже не были информированы, для чего их туда затребовали и как надолго. Мелочь, казалось бы, но нет — очередной штришок в общей нашей безалаберности. Всегда так: гром не грянет — не перекрестимся…
А то, что и японцы лишились двух крейсеров, нужно целиком отнести на героизм экипажей наших 'Варяга' и 'Корейца', для которых славное дело у Чемульпо, увы, так же стало последним.
Одолеваемый такими невеселыми мыслями почти четверо суток я провел в поездах, обдумывая смысл моего срочного вызова на корабль. Выйдя под мокрый снег с либавского вокзала я полагал, что сейчас все и разрешится, но… Железнодорожные мытарства мои окончились неожиданным конфузом, когда я, обшарив взглядом акваторию порта, на месте 'Наварина' ничего кроме мелкого ледяного крошева в черной воде не увидел… Вскоре выяснилось, что в Питере, кажется проснулись, и прочитали, наконец, нашу дефектную ведомость из восьмидесяти одного пункта. Пришел 'Ермак', и буквально накануне моего прибытия увел 'Наварина', да и не только его, в Кронштадт.
Ледовая обстановка в заливе была относительно благоприятная, аварий в пути ни у ледокола, ни у броненосцев и крейсера, а с 'Навариным' шли еще 'Николай' и 'Азов', не приключилось, но все одно по сухому пути я успел в столицу раньше, и встречал своих уже в Кронштадте. 'Наварин' пришел под контр- адмиральским флагом: корабль наш был определен флагманом спешно формирующегося отдельного отряда кораблей и судов второй эскадры Тихого океана.
Итак, все решено. Идем на войну.
Наш броненосец сразу же по приходу буксирами поставили к стенке под 20-тонный кран. Мое недоумение по этому поводу Бруно Карлович воспринял со свойственным ему юмором, с улыбкой поинтересовавшись моим мнением за сколько дней можно снять всю броню батареи и бортовую нижнего каземата, если мастеровые будут работать круглосуточно… Однако отшутиться в ответ не получилось: когда до меня, наконец, дошло, что командир наш говорит абсолютно серьезно, честно говоря, стало совсем не до смеха. Но я так и остался стоять какое то время с глупейшей улыбкой на физиономии, чем и вызвал веселый смех окружающих…
Командовал отрядом наш бывший командир, контр-адмирал Беклемишев. На броненосце все были рады этому назначению. Из кают-компании две трети были с командующим старыми соплавателями. Командир наш, барон Фитингоф, так же знал его хорошо и всегда высоко отзывался о предшественнике. Однако сам темп работ, заданный под его непосредственным руководством на кораблях, причем взятый с места в карьер, поначалу удивил, затем утомил изрядно, но к середине марта мы все уже втянулись. Судя по всему, порядок в порту, да и вообще в нашем кораблестроении, начали-таки наводить. В Кронштадте мы часто видели вице-адмиралов Кузьмича и Бирилева, всеми силами старавшихся пробудить это в недавнем прошлом 'полусонное царство'. Причем, конечно, в русском ключе, с 'давай-давай', 'невозможно, а надо', с этими непременными атрибутами нашей штурмовщины. Были и несправедливости, и наказания не по делу, но, приходится признать, что за те три месяца, что корабли отряда готовились к походу, удалось сделать столько всего, что в иное время наша промышленность рожала бы года два.
В первый же день мой в Кронштадте судьба свела меня с замечательным молодым человеком, которому она уготовала впоследствии честь стать создателем самых мощных наших быстроходных линкоров. Известный всем кораблестроитель и ученый, генерал-лейтенант Владимир Полиэвктович Костенко, был тогда лишь младшим помощником судостроителя, только что в ускоренном порядке закончившим Корабелку. Первое свое назначение получил он на постройку 'Орла', но там его талант, похоже заметил адмирал Бирилев. И предложил ему за ночь(!) набросать эскизы ремонта и перевооружения броненосцев 'Наварин' и 'Николай I', исходя из того, что на все про все отпущено не больше полутора месяцев.
И вот, то, что за ночь начертил этот юноша, лишь с минимальными правками МТК, было лично одобрено самим императором, и поручено автору осуществить 'в металле'! Конечно, Бирилев его опекал и помогал по мере необходимости, но и сам он, несмотря на крайнюю молодость, весьма быстро наладил дело. Конечно, портовые скрипели, но 'любимчик Бирилева' на эти подтишки внимания не обращал, а дела
