Подводная лодка следовала в район боевой подготовки К-021 с глубинами до 2000 метров. Перед районом К-021 мы могли бы войти в бухту Саранная с глубиной 40 метров и удифферентовать АПЛ в соответствии с действующей на тот момент инструкцией, мы с Николаем находились на ходовом мостике до выхода до предела территориальных вод (12 миль), а значит до бухты Саранная, в нашем случае. На траверзе Саранной слева по борту проходил катер-торпедолов, с борта которого О. Ерофеев предложил следовать мимо бухты сразу в район К-021. Н. Суворов отказался от рискованного предложения, как бы почувствовав недоброе (все же есть разница в глубине районов — 2000 метров или 40).
В центральном посту действиями личного состава руководил старпом и командир БЧ-5.
Торпедолов и другая подводная лодка с контр-адмиралом Ерофеевым перешли в район К-021, где должны были ждать нас, но не дождались.
К-429 взяла курс в точку дифферентовки в бухте Саранная. Командир (Н. Суворов) дал команду «приготовиться к погружению». Получив доклад от командира БЧ-5 капитана 2-го ранга Лиховозова о готовности АПЛ к погружению, мы задраили верхний рубочный люк, спустились в центральный пост. Командир АПЛ начат отдавать необходимые команды на погружение под перископ. Сразу хочу сказать, что АПЛ пр.670 (т. е. К-429) утопить трудно. Ее даже под перископ «загнать» нелегко. Чтобы ее утопить, надо постараться, и в 4-м отсеке постарачись (пусть простят меня за резкие слова в отношении погибших).
Кроме того, кингстон глубиномера оказался закрытым. Глубиномер продолжат показывать глубину — ноль. Кингстон глубиномера должен быть открыт еше в базе, при приготовлении АПЛ к выходу в море. И вот принят полностью балласт (вода) в цистерны, командир увеличивает ход для заглубления АПЛ (глубиномер показывает ноль). В перископ ничего не видно — ночь, туман, а фактически лодка идет на погружение.
В 4-м отсеке выполнили «рекомендованный» прием с зах-лопками, и в отсек пошла (хлынула) вода.
Из аварийного отсека сигнала не дали, т. к. надеялись захлопки закрыть. Закрыть не удалось, напор воды оказался сильнее давления гидравлики в магистрали.
Воду мы почувствовали, когда она полилась нам на головы сверху через систему вентиляции и в тот же момент лодка качнулась с боку на бок (мы поняли, что на дне). Мгновенно сработала аварийная защита реактора. Пропало освещение и все остальное.
Из 1-го отсека без разрешения дали воздух в ЦГБ, не зная о том, что клапаны вентиляции не успели закрыть. В результате часть воздуха ушла пузырем на поверхность бесполезно, я думаю, Николай Михайлович вам об этом рассказывал.
Все произошло мгновенно, т. к. глубина места дифферентовки была небольшая — всего 40 метров.
Я и сегодня уверен, что даже суперчеловек в той ситуации вряд ли что смог сделать. Я как старший на борту сделал запись в вахтенном журнале о том, что командование кораблем принял на себя. Во-первых, я это должен был сделать, а во-вторых, я надеялся разделить ответственность за случившееся на двоих.
Не буду врать — я знал, что в Корабельном уставе есть большая статья об обязанностях командира корабля, где он отвечает за все на свете, и нет обязанностей старшего на борту, но я надеялся на благодушие тех, от кого будет зависеть наша с ним судьба.
А в тот момент, оценив ситуацию, мы пришли единодушно к выводу: всплыть с грунта (песок, ил, недостаток ВВД) не удастся. Осталось эту возможность исключить и подумать о людях.
Последовали один за другим взрывы аккумуляторных батарей в 1-м отсеке, а затем и в 3-м (центральный пост). Обстановка ухудшалась и быстро.
Надо было видеть глаза людей, в которых была надежда на нас с Николаем, испуг от случившегося и надежда во что бы то ни стало выжить.
На утро, когда по нашим расчетам развеялся туман, мы отправили на поверхность трех добровольцев с полными данными о точном месте лодки и ее состоянии.
Их подобрали надводные корабли и прибыли в наш район.
Мы с Николай Михайловичем перебрали в памяти все случаи из мировой практики спасения подводников. Получалось так, что никогда не удавалось спасти весь экипаж из затонувшей подводной лодки.
Мы решили пойти на самый надежный и предельно рискованный шаг — метод свободного всплытия через торпедные аппараты. Наверху думали, решали, а мы начали действовать.
За каждого выходящего переживали как за собственного сына.
Зинаида Васильевна, нам это удалось сделать (без всякого хвастовства, но мы знали — впервые в мире весь экипаж спасли).
Думаю, что это было моментом истины в нашей с Николаем жизни. Я не буду обстоятельно рассказывать о том, в каких условиях все происходило, что нам стоило удержать экипаж от паники (а это могло произойти в любой момент), объяснить, как сам выходил из лодки, но все же расскажу один эпизод.
В 7-м отсеке (кормовом) собрался личный состав 6-го и 7-го отсеков Среди них был мичман Баев. До прихода на флот он работал водолазом на реке. Его мы назначили старшим по выходу людей через шахту кормового люка.
Баев создал в отсеке воздушную подушку 4 кг/см
Надо было что-то решать, т. к. они были включены в аппараты, и азотно-гелиеая смесь была на исходе. В этой ситуации Ваш муж предложил снять рукоятку с переборочной двери между 7-м и 6-м отсеками, поставить ее на место сломанной. Это грозило многими неприятностями, да и мы не были уверены, подойдет ли она. Все же такую команду Бае-ву дали. Ждали долго, но с надеждой, и вдруг крик Баева в трубку аварийного телефона: «Ура, подошла, начинаем выход!» — и они вышли все без потерь.
Зинаида Васильевна, Ваш муж вышел из лодки раньше меня по моему приказанию. Столь деликатный вопрос не оставлял нас с момента катастрофы. Последним должен был выходить я, т. к. с момента принятия командования кораблем автоматически перешел из разряда начальника штаба дивизии в разряд командира АПЛ. Он это тоже понимал, но отчаянно сопротивлялся, но я сумел убедить его и в присутствии Б. Лиховозова и замполита В. Пузика отдал ему приказ: «Выйти наверх и рассказать правду!»
Перед выходом на поверхность я передал ему ключ от моего сейфа на берегу, в котором хранился мой рапорт о неготовности лодки и экипажа к выходу в море. Но ключ, как вы поняли не понадобился, сейф был взломан.
Зинаида Васильевна, все остальное, что происходило в море, пусть расскажут те, кто будет присутствовать на пересмотре этого дела в качестве свидетелей — участников той страшной катастрофы.
Я рассказал то, чего они не могли знать.
Я впервые за 17 лет после катастрофы написал правду о правде. Пусть кому-то будет горько и не по душе, но у Правды нет названия (Московская или Новосибирская), и она неотвратима.
Уверен, что за содеянное тогда им он достоин высокой награды.
Всегда к Вашим услугам А. А. Гусев
Приложение № 3 к главе 3
«ОПАЛЬНЫЙ ЭКИПАЖ ГЛУБОКОВОДНОЙ ПОДВОДНОЙ ЛОДКИ ВМФ
К-278 «Комсомолец»
