Внезапная тревога охватила Тагению. Уж больно давно не появлялись в их оазисе гонцы из Альзонии, не привозили посланий из столицы и написанных на плотной желтой бумаге указов короля. И торговый караван, что отправляется в путь после окончания весенних дождей, давно уж должен прибыть и привезти из эльфийских земель изумительные ожерелья и диадемы, чтобы женихам было чем одаривать невест и их подружек. И что-то невнятное шептали духи предков в ответ на предложение почтить свадебное пиршество. Нынешняя весна явно была не похожа на все предыдущие.
Теперь же, в утро собственной свадьбы, стоя в саду под деревом, которое умирало, так и не начав цвести, Дарган вновь ощутил запах пожарища, гораздо отчетливее, чем накануне вечером. А потом он услышал отчаянный крик, – но кричали не наяву, а в мире духов. Кричали умершие, предупреждая живых. Не сговариваясь, Лиин и Дарган кинулись бежать. Он впереди, держа ее за руку. Мчались они на холм собраний. С его вершины, украшенной резной золоченой беседкой, можно было обозреть окрестности. Здесь же в беседке был установлен магический жезл, дарующий защиту всем жителям оазиса.
Подъем наверх отмечали ворота учтивости. Ворота, у которых есть столбы, украшенные резьбой и позолотой, и перекладина с красно-черным узором, но нет створок. Ни один алкмаарец не минует эти ворота, не позвонив в висящий на них колокольчик. Ворота учтивости не нуждаются в створках – их охраняет магия.
Как раз здесь, у этих всегда открытых ворот у подножия холма, Дарган нашел лежащих без сознания юношей – сыновья главы дома, посланные накануне в разведку, спешили поведать о том, что увидели, но чужая магия зачаровала их и заставила опуститься на землю, не позволив произнести ни слова. Дарган тряхнул за плечи одного, потом второго, но сыновья Тагана лишь безвольно мотали головами. Тогда Дарган уложил их друг подле друга на траву и уж потом вместе с Лиин помчался наверх по тропинке.
Жених и невеста спешили, обдирая роскошный белый шелк одеяний о камни и ветви карликовых сосен, что росли на склоне холма. Подъем был так крут, что в серой скале вырубили ступени, а по краям сделали каменные перила. У сосен, что росли здесь, были длинные голубые иглы, и только безумец мог попробовать подняться на скалу минуя тропинку.
Очутившись на верхней площадке, они увидели, как по цветущей пустыне, покрытой после весенних дождей красно-желто-лиловым ковром эфемеров, движется нечто черно-коричневое, и там, где проходит этот грязно-коричневый вал, остается только серый мертвый песок. И вал этот уже затоплял оазис.
– Мортис-с-с… – в ужасе зашелестели духи предков, первыми заслышав зов богини мертвых.
– Беги! – крикнул Дарган. – Спасайся, Лиин.
– Без тебя ни шагу, – ответила девушка клятвой новобрачной и обнажила тонкий ритуальный кинжал, которым жених должен был срезать пояс с юной жены в их первую ночь.
Дарган коснулся увитой золотыми шнурками праздничной рукояти меча. Эх, некстати заменили боевую рукоять этой красивой безделушкой! Но клинок у меча один – одна и та же сталь является на пир живых и пир мертвых, и Дарган обнажил клинок для боя. Здесь, в беседке на вершине холма, установлен магический жезл клана Таг, и духи предков собрались вокруг святыни, все еще не подпуская чужое волшебство к холму и беседке. Предки наполнили рукоять меча своей силой – пусть ритуальная праздничная рукоять и не так хорошо подходит для этой цели, как боевая.
Когда по крутым склонам стала карабкаться наверх серо-коричневая нежить, Дарган ринулся вниз и снес голову тому, что лез наверх первым. Черная одежда, наборный доспех из пластин, стальной клинок с нарядной праздничной рукоятью – так выглядел первый, остальных Дарган толком не рассмотрел. Но не кровь брызнула из вен, а серая пыль тугими струями устремилась в воздух. Дарган ощутил на губах вкус мертвого праха. Вскрикнули от ужаса живые, застонали предки, и услышал Дарган голос отца: «Я с тобой». Но голос этот прозвучал не слишком твердо. Дарган продолжал сражаться – за Лиин он был готов сразиться со всей Преисподней и не отступить – так ему казалось в тот час. Как он ошибался!
Раз за разом карабкалась нежить на серую скалу с золотой священной беседкой на вершине, и всякий раз отступала, катились вниз кучи грязных тряпок и иссохших костей. Вскоре серое облако праха окутало холм, стало трудно дышать, Дарган кашлял, слезы бежали из глаз, но он отбивал чужие клинки и разил сам. Лиин заняла площадку чуть в стороне – там кое-кто из мертвых вояк пытался подняться, цепляясь за скалы. Но для этого ему нужны были обе руки, и Лиин наносила удар прежде, чем нежить успевала очутиться на уступе.
Склон же у них за спиной был не просто отвесный, но вершина кренилась наружу так, что казалась, готова была опрокинуться вниз, на проходившую у подножия дорогу. Там никому – ни живому, ни мертвому, было не вскарабкаться.
Повинуясь приказу, нежить пыталась забраться снизу прямиком по склону, минуя тропу. Но росшие плотной стеной длинноигольные сосны не давали им продвинуться вверх, а на острых иглах оставались клочья лохмотьев и мертвой плоти, и атакующие вынуждены были отступить. К тому же Дарган без труда замечал тех немногих, кому удавалось вскарабкаться по уступам, и успевал сбросить вниз нахальных мертвецов.
Не видел он только, как за серой пеленой праха появился колдун в длинном балахоне, как поднял он свой посох и как вонзил его в землю у основания холма. И потекла над оазисом белая дымка магии смерти. Тогда сам собой зазвонил колокольчик на воротах учтивости. Дарган вдруг увидел, что вокруг больше нет лезущей наверх нежити, только колеблется облако серого праха. Прах висел в воздухе и не желал оседать на землю, этим воздухом не хотелось дышать. Но не дышать живые не могут. Дарган снял с пояса шелковый платок и вытер клинок – серый прах оставил грязные разводы на белом шелке – и ни капли крови.
– Дарган! – Лиин подлетела к нему.
Накидку невесты она потеряла. Волосы, убранные прежде в высокую прическу с золотыми шпильками и цветами, растрепались.
Ее платье, белый ослепительный шелк, все было осыпано пеплом. В пальцах она судорожно сжимала ритуальный кинжал.
– Ч-что это было? – Лиин била дрожь. – Кто их призвал?
– Не знаю… Но, кажется, они исчезли. Испугались…
– Вообрази, что мне показалось… – Лиин хмыкнула – как будто попыталась засмеяться, но не смогла. – Будто это мумии из усыпальницы…
Дарган глянул на лохмотья и кости на уступах тропинки. Именно – восставшие мумии. Останки предков. Здесь, на священной горе, жених и невеста только что рубили на куски останки тех, чьим душам всегда поклонялись. Черные тряпки – на самом деле драгоценный черный шелк, последняя погребальная одежда. Нагрудники не из стали, а из нефрита, непременный доспех мертвеца.
– Отец, к душе твоей взываю… – позвал он дух отца.
Но никто не откликнулся.
– Взываю, – повторил Дарган.
Предки молчали.
– Что будем делать? – спросила Лиин.
– Я бы хотел посмотреть с высоты, что творится вокруг.
Дарган вновь взбежал на самую вершину и огляделся. Но ничего не увидел – от родного поселка до самой Фундхеры, чьи контуры угадывались вдали на востоке, больше не было мертвых воинов – вокруг оазиса простирались пески. Только исчезла радостная пестрота весенних эфемеров, все было серо вокруг – именно серо, потому что сама земля сменила цвет – с красно-желтого на грязно-серый.
– Куда они все подевались? – спросил Дарган недоуменно.
– Ты всех убил, – засмеялась Лиин, но тут же закашлялась.
– Откуда они взялись? – В этот раз Дарган обернулся к беседке.
Под ее золоченой крышей духи предков всегда отвечали на заданный вопрос. Но сейчас никто не отозвался. Незнакомая гнетущая тишина повисла над Тагенией в это весеннее утро.
– Кто их прислал? – закричал Дарган в ярости.
В этот раз вместо пугающего безмолвия он что-то услышал. Нечто похожее на шорох осенней листвы, на звук текучего песка, на шип ядовитой змеи. Почудилось даже, что он разобрал какое-то слово. Нечто похожее на «Мортис-с-с…». И еще одно слово, чарующее и тошнотворное одновременно – «Служ-жи», – донес из пустыни ветер.
