странам, так что жители тоталитарных стран часто превращаются в опасных врагов свободы, готовых охотно уничтожить все, что напоминает им об утраченной воле. Это во многом относится и к интеллигенции этих стран, часто проявляющей такой комплекс страха перед свободой.
Выше говорилось о пороках современного демократического общества, но пороки тоталитаризма не идут с ними ни в какое сравнение. Главным является то, что тоталитаризм порождает беззакония, в сравнении с которыми любые недостатки демократических обществ бледнеют. Гибель десятков миллионов людей в советских и немецких лагерях смерти и тюрьмах показывает это. Пока существует тоталитаризм, он органически несет в себе источник беззакония, хотя, разумеется, преступления, совершенные в эпоху национал-социализма в Германии или с 1918 по 1956 г. в СССР, часто повторяться не могут.
Но тоталитарные общества не вечны и не незыблемы. Они стареют и разлагаются под действием многих факторов.
Прежде всего, стремясь захватить как можно больше под свой контроль, они теряют способность к эффективному управлению, особенно в случае такой огромной страны, как СССР или Китай.
Тоталитарные страны раздираемы различными конфликтами: национальными, социальными, политическими. Наконец, важным фактором, подрывающим устойчивость тоталитаризма, является возрождение религиозного сознания антагониста тоталитаризма, претендующего на полный контроль над человеческим духом. Все это делает тоталитарные общества недолговечными.
Но и демократические общества современного типа становятся менее и менее устойчивыми, а внутри них также растут и укрепляются силы, грозящие и вовсе похоронить их. Причиной является утрата этими обществами ценностной основы принципа демократии. Демократические страны возникли и сложились в конкретных исторических условиях при высокой самодисциплине населения, основанной на религиозной этике. По мере падения влияния религиозных ценностей дисциплинированность стала уменьшаться, что создало растущую угрозу демократическому обществу.
Свободная продажа оружия в США в XIX в. не представляла опасности, но сейчас, по мере утраты самоограничения, одерживавшего некогда злоупотребления оружием, она стала представлять серьезную опасность. Простое запрещение продажи оружия ничего не даст, поскольку уже имеется его огромное количество, а изъять его можно лишь драконовскими мерами, что в демократическом обществе невозможно.
Об утрате ценностного подхода к массовой информации не приходится и говорить. Примером может служить весьма симпатичный по своим намерениям и характеру журнал Index, посвященный борьбе с цензурой во всем мире. В нем имеется регулярная хроника, где регистрируются нарушения свободы печати. Сознательно отбрасывая ценностный подход к цензуре, составители хроники помещают сведения о тиранических преследованиях любого независимого выражения мысли в СССР или в Чехословакии рядом с сообщением о легком административном наказании неонацистского журналиста в ФРГ.
Важное значение в нарушении устойчивости демократических стран имеет возможность тоталитарных стран безнаказанно вмешиваться в их внутренние дела, не допуская никакого подобия вмешательства в их собственные дела.
Демократические общества существуют пока лишь потому, что население их не вполне утратило самоконтроль.
Можно сделать вывод о том, что существующие системы, как с точки зрения экономики, так и с точки зрения политического строя, обладают большим количеством пороков, а преимущество одной из них над другой может рассматриваться лишь как меньшее зло.
Попробуем представить в самых общих чертах общественно-экономическую систему будущего общества. Это общество не будет похоже ни на общественно-экономическую систему Запада, ни на общественно-экономическую систему Востока. Было бы неправильным называть будущее общество социалистическим, поскольку термин этот был всячески скомпрометирован исторической практикой последних пятидесяти лет. Социализм сознательно отказывается от духовных и моральных ценностей, провозглашает насилие как средство социальной борьбы и тем самым неизбежно приводит к самоотрицанию идею социальной справедливости, им выдвигаемую.
Имеется ли реальная альтернатива существующим ныне системам? Можно ли создать такую систему, которая не обладала бы их вопиющими недостатками? Справедливая разумная система может быть построена лишь при условии, что в ее основу будут положены духовные и нравственные ценности. А это означает, что при решении социальных, экономических и политических вопросов следует исходить как из принципа социальной справедливости для всех, так и из принципа отказа от насилия как средства решения общественных проблем. Следует совершенно отказаться от полностью устаревшего (хотя и никогда не верного) представления о рабочих как о некоем гегемоне общества, идеологии, которая оказалась лишь удобной ширмой для установления тоталитарных режимов небольшими интеллигентскими группками. Рабочие в коммунистических странах гораздо более бесправны, чем на Западе. Огромная численность рабочих есть специфическая особенность лишь существующих систем, а в будущем лица, постоянно связанные с обслуживанием производственного оборудования, возможно, вообще исчезнут.
Что касается насилия, то оно, как показывает опыт русской и других революций, способно привести лишь к ухудшению недостатков прежней системы. Марксистская теория классовой борьбы превратилась не в средство защиты интересов рабочих, а в идеологию, оправдывающую террор и власть над теми же рабочими. Вообще марксизм стал анахронизмом, препятствующим дальнейшему прогрессу, хотя в нем, разумеется, есть нечто имеющее значение.
Необходимо отбросить представление о том, что уровень производительности труда есть критерий прогрессивности общества. Целью будущего должен быть не рост производительности труда, не постоянный рост производства и потребления, а поддержание оптимального уровня производительности, производства и потребления, исходя из ограничений, налагаемых интересами общества и реальными ресурсами.
Экономика будущего общества должна основываться на разукрупненной промышленности, но на базе научно-технического прогресса. Надо, чтобы предприятия имели такие размеры, при которых каждый работник был бы компетентен в процессе производства и мог действительно участвовать в его управлении. Такие предприятия должны быть универсальными, чтобы на них можно было производить самую разнообразную продукцию. Технический прогресс показывает, что у таких предприятий могут быть очень большие возможности. Для этого они должны иметь быстро переналаживаемое оборудование, позволяющее получать индивидуальную и мелкосерийную продукцию достаточно производительно.
Проблема малых предприятий уже ныне привлекает большое внимание, особенно в США. Их численность растет, а значение увеличивается. По данным переписи металлообрабатывающего оборудования в США (American Machinist 1973, № 22, р. 143–149) значение малых машиностроительных заводов с числом работающих — менее 100 человек существенно выросло. На них теперь работает 15 % из 11 млн. рабочих, занятых в машиностроении США, причем на них сосредоточено свыше 40 % металлообрабатывающего оборудования.
Привлекает внимание и другая проблема — управления малыми предприятиями с помощью вычислительных машин. Пока такие предприятия могут выполнять лишь ограниченные задачи. Но нет сомнений в том, что в недалеком будущем появятся и такие предприятия, которые окажутся в состоянии изготовлять сложные изделия индивидуально или мелкими сериями. Технически это вполне реально. С помощью подобных предприятий можно было бы получать большую часть потребительских товаров и машин.
Предположим, что такие предприятия были бы в распоряжении общин или же муниципалитетов, которые ставили бы себе целью не продажу и сбыт производимой продукции, а удовлетворение собственных потребностей. Тогда они были бы загружены только тогда, когда в этом была бы реальная потребность данной общины или муниципалитета. При высоком уровне автоматизации работа на них не отнимала бы много времени и ее можно было бы совмещать с сельскохозяйственным трудом или же с интеллектуальной деятельностью. Такая форма производства ликвидировала бы рабочих как специализированную группу, интересы которой преимущественно связаны с производством.
Ликвидация разрыва между физическим и умственным, а также между промышленным и сельскохозяйственным трудом явится одной из существенных черт будущего. Так представлял себе будущее такой идеолог анархизма, как князь П. Кропоткин. По его представлению, будущее общество должно
