директор нашей школы — профессор Донатан Кротч. Мне почему-то вспомнился мой первый «визит» в кабинет директора. В тот злополучный день, когда Танаис вступилась за меня, словесная перепалка очень скоро переросла в настоящую баталию. И если бы не вовремя подоспевшие учителя, Гело пришлось бы совсем туго. Директор не стал выслушивать ни защиту, ни обвинение, а назначил всем одно наказание: отправил убирать старую школьную библиотеку, которой последние годы никто не пользовался. Ох, и надышались мы тогда пылью… После того инцидента я сблизилась с Танаис, а от бесшабашного Гело предпочитала держаться подальше. Правда, и он не обращал на меня внимания, а когда встречал в коридорах, делал вид, что со мной не знаком. Что касается отношений между Гело и Танаис, война у них продолжалась еще долго. Благодаря этому я и познакомилась с Даяном, близким другом Гело. Незаметно мы с ним подружились. Даяну я могла поведать что угодно, не боясь встретить в его глазах насмешку или непонимание…
— Вот и настал момент, которого мы с таким нетерпением ждали, — звучал торжественный голос директора Кротча. Ученики радостно зашумели. — Начнем с ваших выпускников, профессор Торкан, — обратился он к заведующему факультетом Стихийной магии и телекинеза. Мужчина поднялся и, откашлявшись, стал зачитывать имена учеников.
— Гело де Варрэй.
— Ну, я пошел, — донесся до меня самодовольный голос Гело. Со всех концов зала послышался восторженный шепот. Выпускницы провожали первого красавца школы влюбленными взглядами и томными вздохами. Кротч попросил Гело скинуть мантию, что ученик не замедлил тут же сделать. Короткий миг, и вот на его плечах уже красуется иная мантия с вышитой на ней эмблемой — коршун, летящий навстречу своей добыче. Зал взорвался восторженными аплодисментами. Сияющий Гело спустился с кафедры и поспешил к нам, по пути принимая поздравления от сокурсников. С лица друга исчез привычный налет превосходства, теперь оно светилось неподдельной радостью. Еще бы! Получить белую мантию! Стать лучшим из лучших! Тут было чем гордиться.
— Мне вот интересно, — недовольно проворчала Танаис, не желавшая присоединяться к поздравлениям всеобщему любимцу, — это чем же он заслужил белую? Своей смазливой мордашкой? Явно не хорошей учебой и прилежным поведением!
— Ты же знаешь, Гело — достаточно сильный высший. Из него получится неплохой стихийник и телекинетик. Ученики факультета Стихийной магии и телекинеза разделялись на магов-стихийников и магов-телекинетиков. Самые одаренные, такие как Гело, обладали и теми, и другими способностями.
— Придворный франт — вот кто из него получится! — моментально отбила подруга. Обернувшись, Тана увидела, как Гело нежно обнимают холеные ручки сидящей рядом девушки. — Шут гороховый!
— Не ревнуй, — принялась успокаивать я подругу. — Твои результаты нисколько не хуже. Последним, кого пригласил профессор Торкан, был Даян. Юноше вручили красную мантию, которой награждали выпускников, сумевших достичь определенных высот в познании магических наук, но все же уступающих тем, кто удостаивался белой. Даян, владеющий магией стихий, никогда не переживал по поводу своих успехов и поэтому сейчас ему было все равно, какого цвета мантия будет украшать его плечи. Те же, кому за годы учебы не удалось раскрыть весь свой магический потенциал, получили синие мантии. К счастью для школы таких выпускников было немного. Затем настал черед учеников факультета Иллюзорного мастерства, которых награждали мантиями с изображением хамелеона — извечным символом магов-иллюзионистов. Первой, а значит лучшей, из выпускников факультета Художественных искусств объявили Танаис. Как и предыдущим ученикам, Кротч вручил Тане диплом и попросил скинуть мантию. Девушка выглядела спокойной, но я знала, как она сейчас переживает. Танаис была единственным ребенком в семье, и родители ожидали от нее наивысших результатов, поэтому на протяжении десяти лет Тана делала все возможное, чтобы не разочаровать их.
— Белая мантия! И снова послышались рукоплескания. Девушка облегченно вздохнула, поблагодарила преподавателей и хотела уже спускаться вниз, когда Кротч попросил ее задержаться.
— Будет непростительной ошибкой с нашей стороны не наградить вас второй мантией. — Директор выдержал торжественную паузу. Танаис обернулась к притихшему залу и вопросительно посмотрела на меня. Я пожала плечами, давая понять, что тоже не в курсе. О какой мантии идет речь? Все ученики, когда-либо окончившие Айлин-илион, удостаивались одного диплома и одной мантии — белой, красной или синей. Все зависело от того, какие результаты они сумели показать за годы обучения. Но второй мантии не получал никто и никогда. По крайней мере, я ни о чем таком не слышала. По лицам остальных учеников, пребывающих в крайней степени изумления и недоверия, стало ясно, что им так же, как и мне, ничего не известно. За что же Тана заслужила вторую мантию? Со своего места поднялся глава факультета Предсказания и ворожбы, профессор Лэнгтон. Приблизившись к недоумевающей девушке, он мягко произнес:
— Мистер Кротч прав, было бы несправедливо отпускать вас, дорогая Танаис, без мантии прорицательницы. — С этими словами профессор, словно фокусник, подбросил в воздух легкий шелк, потом поймал его и накинул на плечи шокированной девушки белую мантию с символом факультета — черной пантерой, глаза которой, вышитые золотыми нитками, казалось, светились под бликами множества свечей. В зале повисла тишина, и только тихая мелодия скрипки да шум листвы продолжали в унисон сплетать музыкальный узор. А ведь они правы. Танаис по праву заслужила вторую мантию. Девушка, десять лет назад признанная бессильной, сегодня стала одной из самых одаренных высших…
…Талант писать картины у Танаис открылся еще в первый год обучения, а вот о ее втором, скрытом даре, нам стало известно лишь спустя несколько лет.
К десяти годам девочка уже слыла лучшей ученицей факультета. Она могла часами стоять у мольберта, не чувствуя усталости и голода. Если ее посещало вдохновение, никакая сила в мире не способна была оторвать Тану от работы. Учителя нарадоваться не могли на способную ученицу, а ученики других факультетов, глядя на ее выставленные в залах школы картины, начали испытывать к девочке неподдельное уважение. Прошло пять лет. Однажды, готовясь к экзамену, который должна была принимать у нас миссис Риган, я сидела в библиотеке, отгороженная от всех кипами книг.
Время близилось к ужину, многие ученики уже покинули библиотеку, одной мне никак не удавалось запомнить формулу смертельного яда никорна, на основе которой нужно было приготовить противоядие. И тут тишину книжного царства нарушил громкий стук каблуков. Я оторвалась от книги и посмотрела на нежданного гостя. Передо мной, положив руки на стол, стояла Танаис. Глаза девушки горели, щеки раскраснелись, а на правом виске и подбородке виднелись следы краски. Она была так возбуждена, что только и смогла вымолвить:
— Идем! И, несмотря на мое сопротивление, потянула меня в мастерскую, в центре которой стоял мольберт. Взглянув на холст, не смогла сдержать возгласа восхищения.
— Здорово! — выдохнула я, не в силах оторваться от очередного меланхоличного творения подруги. Художница осталась верна себе — новая картина, как и предыдущие, была исполнена в темных, мрачных тонах. Это был шедевр. Одно из тех полотен, на которое можно смотреть часами, любуясь каждой мельчайшей деталью. Казалось, картина таит в себе что-то таинственное и мистическое. На полотне был изображен Элаир, если смотреть на столицу Лайлина с высоты птичьего полета. Город был погружен во мрак, дома утопали в густом тумане, ветер ломал деревья и кружил сорванную листву.
— Вчера я случайно заглянула в северное крыло, — рассказывала Танаис, — и обнаружила одну неприметную дверку, за которой скрывалась лестница, ведущая в башню. Похоже, там давно никто не бывал. Ступеньки, стены — все было покрыто толстым слоем пыли. Я поднялась наверх, и мне открылся потрясающий вид. Весь город, как на ладони. И вот, стоя на вершине башни, я вдруг увидела, как Элаир накрывает ночь и на город обрушивается ливень. Видение казалось таким живым, таким реальным. У меня дыхание перехватило от ощущения чего-то необъяснимого…
— Танаис вздрогнула. — Даже не знаю, как описать свои чувства. Я всю ночь не спала, рисовала, пыталась передать образ, вспыхнувший в воображении.
— И тебе это удалось, — не отводя от картины взгляда, прошептала я. Ощущение чего-то сверхъестественного не покидало меня.
— Как ты думаешь, стоит показывать ее наставнику?
— Конечно! Это лучшее, что ты когда-либо рисовала! Танаис скромно потупила взор и застенчиво улыбнулась. Услышав столь бурную похвалу, девушка успокоилась. Напряжение, в котором она пребывала
