Амулет викинга (сборник)

ли шансы найти сокровища? А любовь?

Она смотрела, как летят в морозном воздухе хлопья снега, словно белые перья сказочной птицы. И мечтала о чуде.

В один из последних декабрьских вечеров у калитки остановился человек. Неужели доктор Витошин? Кажется, он. Но почему без звонка?

Она поспешила к дверям. Замерз, наверное, горемычный, пока добрался.

– Ну и погодка, – пожаловался гость с порога. – Ноги окоченели. Теперь точно бронхит прицепится.

– Почему ты без машины? – удивилась Амалия.

– В такую метель? Я снегоходом еще не обзавелся.

Петр Витошин по профессии был врачом, а по натуре – воинствующим пессимистом. В чем угодно он умел увидеть самое плохое и ненавязчиво испортить окружающим настроение. Стоило кому-нибудь кашлянуть, как доктор прочил ему пневмонию; банальная головная боль, по его мнению, свидетельствовала о надвигающемся инсульте, а желудочное недомогание – о зачатках язвы. Ко всему прочему, он побаивался замкнутого пространства: ненавидел лифты и душевые кабинки. И этот человек второй год обхаживал Амалию, лелея надежду склонить ее к замужеству.

Ее увлечение потусторонним он считал блажью, безобидным баловством, которое пройдет. Мистические штучки все же не алкоголизм или наркомания – с этим можно справиться. Амалия прекрасно воспитана, не кидается на первого попавшегося красивого самца, у нее нет желания стать квочкой, наседкой, высиживающей цыплят. А доктор Витошин терпеть не мог детских капризов, шума и нервотрепки – предпочитал комфорт, покой, уют и порядок.

Петра Алексеевича нельзя было упрекнуть в меркантильности. Он прилично зарабатывал, имея частную стоматологическую практику, жил в двухкомнатной квартире в Измайлове, – так что Амалия ему нравилась прежде всего как женщина, которая одна могла посмеяться над его едкими высказываниями и даже в некоторой степени поколебать его мрачные убеждения. Самый закоренелый пессимист в глубочайших уголках души мечтает, чтобы кто-нибудь опроверг его скепсис.

– Я поставлю чай, – сказала она, глядя, как доктор стягивает мокрую куртку.

– А покрепче что-нибудь есть? У меня озноб. Теперь кашля не миновать, а там и до воспаления легких недалеко.

Амалия подавила смешок.

– Довольно легкомысленно с твоей стороны подвергать организм такому риску.

Витошин не заметил ее иронии.

– Вот именно! – озабоченно нахмурился он. – Горячий чай с вином, лимон и мед, пожалуйста. И таблетку аспирина.

– Кто тебя просил ехать сюда в снегопад?

– Любовь, разумеется.

Это разумеется, произнесенное рядом со словом любовь, было вполне в его духе.

Амалия вздохнула… и отправилась в кухню готовить чай с вином. Ох уж этот Витошин, всегда рассмешит ненароком! И ведь не обидишься на него, потому что обижаться вообще глупо.

Доктор же, сидя в кресле, внимательно прислушивался к себе, – не поднимается ли температура? Горячее питье, аспирин могут исправить положение… неплохо бы попарить ноги, но при даме неловко как- то. У него защекотало в носу, он чихнул. В горле запершило.

Амалия принесла чай, вино, сухие носки и плед. Аспирина в аптечке не нашлось – это повергло доктора в уныние, но он старался не показывать виду.

Она молча уселась в кресло напротив и уставилась на гостя пронзительным взглядом.

– Перестань меня гипнотизировать! – возмутился тот. – Брр-р-рр! Мурашки побежали по коже.

– Ерунда. Гипноз тут ни при чем, – рассмеялась Амалия. – Это первые симптомы бронхита! Чувствуешь, как в груди нарастает опасная тяжесть, нос закладывает, а в горле начинается настоящий пожар? Целая армия опасных микробов атакует твои беззащитные бронхи и легкие! Они идут в наступление, а иммунная система сдает бастион за бастионом. Вот уже…

– Хватит! – взмолился Витошин. – Тебе доставляет удовольствие издеваться надо мной? Не вижу ничего смешного в том, что я продрог и… у меня зуб на зуб не попадает.

– А в проклятой аптечке нет аспирина! – охотно подхватила Амалия. – Кошмар! Представляешь себе заголовки медицинских газет? «Известный столичный стоматолог пал в неравной борьбе с переохлаждением!» Или: «Подмосковная метель унесла жизнь пламенного борца с кариесом!»

Доктор поморщился, но потом не выдержал и улыбнулся.

– Из тебя получился бы классный репортер. Бросай свою магию и займись журналистикой.

– Конечно, – ехидно прищурилась Амалия. – Тогда ты сможешь, не краснея, представлять меня своим приятелям и знакомым. Журналистка – это не «гадалка», не «колдунья», не «с приветом»… а? Как там они еще меня величают за глаза?

Витошин поперхнулся чаем. Ему стало жарко. Амалия заходит слишком далеко… Никогда не поймешь, шутит она или нет. Раньше таких сжигали на костре. Он чуть не подумал: «И правильно делали». О, черт!

– Ладно, проехали, – махнула она рукой. – Что привело тебя, доблестный Рыцарь Белоснежной Улыбки, в мою скромную обитель? На носу Новый год, а ты застрял в непроходимых снегах. Разве ты никуда не приглашен?

Он действительно приехал в Гавриловку отнюдь не любезничать с милейшей Амалией, а по конкретному делу.

– Не церемонься, Петр, – подбодрила она доктора. – Давай по сути. Не пустился же ты за город в такое ненастье исключительно ради меня?

– Видишь ли… я хочу с тобой посоветоваться. Вернее, не я… – он запутался. – То есть я, но… по поручению одного человека.

– Не ври!

– Да, ты права… – смешался Витошин. – Я не совсем… в общем, вышла странная вещь. Нелепость какая-то. Она меня насторожила.

– Это не удивляет, зная твою подозрительность.

– Что ты называешь подозрительностью? Благоразумие и осторожность?

Амалия предпочла промолчать. Пусть продолжает. Доктор выжидающе смотрел на нее, готовый к словесной перепалке, но она не дала ему повода. Пауза затягивалась. Ему ничего не оставалось, как заговорить по существу:

– У меня есть приятель, ты с ним не знакома. Цаплин, школьный товарищ. Он развелся с женой. Ужасная женщина… но суть не в этом. Понимаешь, у него отвратительная привычка собирать всякий хлам… своего рода болезнь. Квартира превратилась в хранилище старья! На его улице ремонтируют старые дома, и… в общем, он все свободное время роется в мусоре. Пару дней назад Цаплин пришел лечить зуб и заодно пригласил меня на чашку чая. Мы посидели у него, поболтали, а потом, когда стемнело, он попросил меня сходить вместе с ним к полуразрушенному дому.

– Зачем?

– Одному страшновато. Там у них такой бомжатник! Кто знает, что у этих нищих на уме? Ну вот… с тех пор ему не по себе – то голоса какие-то слышатся, то тени мелькают, то сны страшные снятся. Будто порчу кто навел.

– Ты же не веришь в подобную чепуху?! – засмеялась Амалия.

– Я не верю! – воинственно подтвердил доктор. – А он испугался. Ему нервы лечить надо.

– Что же вы делали тем вечером? В мусоре копались?

– Я сначала отказывался. Он надо мной подтрунивал, уговаривал. Пришлось помочь человеку. Ты не представляешь, как я жалею, что вляпался в эту дурацкую историю! – Витошин несколько раз шмыгнул носом, чихнул. – Как меня угораздило? Там… мы застали жуткую старуху-нищенку… пришлось ее прогнать… И вдруг появилось снежное облако… в виде женской фигуры… Меня холод прошиб, и волосы на голове зашевелились от ужаса.

– Вам не привиделось?