сюда.
— Пойдемте, — сказал Кулагин.
Адмирал, подполковник и капитан первого ранга остановились на бетонной дорожке близ сборочного цеха. Выслушав Кузнецова, Кулагин задумался.
— Вы уверены в этом, подполковник?
— Доказательств нет, но больше Петрову негде быть,
— Н-да, положение!.. — вздохнул адмирал. — На войне ради победы, ради спасения сотен и тысяч других жизней приходилось посылать подчиненных на смерть… Тяжело это было. А в мирное время погубить своего человека — вдесятеро тяжелее решиться. А решиться нужно во имя государственных интересов, во имя безопасности советских людей. Переложить тяжесть этого решения не на кого… Вы что, товарищ капитан? — громко окликнул Кулагин летчика Сергеева, вышедшего из сборочного помещения и беспокойно поглядывавшего в их сторону.
Капитан быстро подошел к адмиралу. Лицо летчика было серьезным и озабоченным. Он почти умоляюще посмотрел на Кулагина.
— Извините, товарищ адмирал. Чувствую, что подполковник о Петрове какую-то весть привез. А мы ведь… Скажите, что с Дмитрием?
— Понимаю, товарищ Сергеев… Вольно, вольно, — разрешил офицеру адмирал. — Вы хорошо знаете Петрова?
— Мы вместе воевали, товарищ адмирал.
— Ясно… — Кулагин подумал и спросил: — А скажите, как, по-вашему, вел бы себя Петров, если бы ему случилось попасть в плен?
— Он боролся бы, сколько хватило сил.
— Ну, а если бы это было безнадежным?
— Не знаю, товарищ адмирал. Во всяком случае живым Петров ни за что не сдался бы врагу — в этом я абсолютно уверен.
На лице летчика вдруг дрогнули мускулы.
— Товарищ адмирал! Неужели?..
Кулагин молча посмотрел на него и опустил голову.
— Распространяться об этом, мне думается, незачем. Ну, что ж, товарищи, как это ни тяжело, отменять приказ мы не имеем права.
Подполковник Кузнецов и капитан первого ранга невольно посмотрели на охваченного тревогой летчика.
Через поле к офицерам спешил радист. Молодое веснушчатое лицо его было возбужденным, ленточки бескозырки трепыхались на плече. Подбежав, он вытянулся перед адмиралом и с особым удовольствием отчеканил:
— Разрешите обратиться, товарищ адмирал? Вам личная радиограмма: в квадрате 62–47 пограничники накрыли пиратскую подводную лодку!..
Капитан Сергеев побледнел и медленно отошел в сторону. Его взгляд тоскливо устремился вдаль — туда, где простиралось невидимое отсюда море.
— Прощай, Митя, — прошептал летчик.
И словно в ответ ему прошелестел тихий вздох ветра. Над горизонтом багровело небо в отблесках зашедшего солнца.
11. ДЕНЬ ВТОРОЙ
Перехватив пиратскую подводную лодку, сторожевые корабли бомбили ее, не выпуская из советских вод. Дважды пыталась она проскочить в нейтральные воды и дважды терпела неудачу. Зато оба раза ее командир ухитрился вывести свой корабль из-под удара. Пират Османов был, видимо, опытным моряком.
Когда наступила ночь, враг снова рванулся к рубежу и опять был перехвачен пограничниками. Подводная лодка металась из стороны в сторону, уходила на глубину, маневрировала, как только умела, но оторваться от преследования не могла. Пограничный корабль кружился по морю над лодкой и бомбил, вспенивая водную гладь.
Положение пиратов стало критическим. Лодку швыряло взрывами, корпус дал течь, надстройка была повреждена, многие механизмы вышли из строя. Османов едва удерживал команду в повиновении. Наступал момент, когда боязнь за шкуру диктовала — всплыть и сдаться.
Османов бросил в игру свой последний козырь: выпустил за борт шумоложные аппараты. Они на какое-то время отвлекли, сбили с толку гидро-акустика на сторожевом корабле. Лодка моментально вильнула, и контакт с нею был потерян.
Над морем нависла ночь. В ее иссиня-черном мраке пограничные корабли с потушенными ходовыми огнями разыскивали и подкарауливали исчезнувшую лодку врага.
Шли часы, сменялись вахты, и вот уже зарозовел горизонт — начался новый день. Но ни на одном корабле так и не раздалась боевая тревога…
…В девять часов утра к дверям кабинета подполковника Кузнецова торопливым, неровным шагом подошел франтоватый молодой офицер с академическим ромбиком «ВВА» на морском кителе. Перед дверью он остановился, одернул китель и весьма деликатно постучал. Ответа не последовало. Заметив, что дверь неплотно закрыта, офицер чуть приоткрыл ее и заглянул в комнату, потом смелее просунул голову и лишь тогда увидел слева у окна невысокого бритоголового мужчину в холщовых штанах, сандалетах и украинской рубашке. Мужчина поливал из графина цветы на окне и мельком через плечо оглянулся на посетителя.
— Здравствуйте. Мне подполковника Кузнецова, — робко произнес офицер. — Он, видимо, еще не пришел?
— Здравствуйте. Нет, пришел. Подождите, — кивнул на стул мужчина.
Офицер сел. Мужчина закончил поливку, поставил графин, вытер платком руки и повернулся к посетителю.
— Инженер-лейтенант Дудник, если не ошибаюсь? Вы знаете, зачем я вас вызвал?
— Так точно. Никак нет, товарищ подполковник, — вскочил офицер.
— Сидите. Хотите сказать, что вы действительно Дудник, и не знаете, зачем вызваны, так я вас понял? — без улыбки уточнил Кузнецов.
Офицер смутился и подтвердил, что это именно так.
— Вы должны по-мочь нам кое в чем разобраться. — неторопливо продолжал подполковник. — Прошу вас быть откровенным. С кем вы вне службы водите компанию?
Дудник несколько удивился и пожал плечами.
— Да особенно, собственно, ни с кем.
— А не особенно?
— С Макаровым, пожалуй, дружу, товарищ подполковник, немного — с Горчеевым… Ну, еще с Киселевым иногда в шахматы играем…
— А из женщин?
Дудник беспокойно вскинул глаза на Кузнецова и неуверенно назвал три — четыре фамилии.
— Скажите, а где вы были позавчера вечером?
Офицер посмотрел куда-то в угол комнаты.
— Позавчера?.. Вечером?.. — он наморщил лоб. — Жене захотелось в кино, я пошел за билетами, нигде не мог купить и часика два просто погулял по городу.
— С кем?
— Ни с кем.
— И никого не встретили из знакомых?
— Н-нет, товарищ подполковник.
