Наверху врубили ток. Шлепнув по носу позеленевшую львиную морду на дверце сейфа, Сергей наметил точку и приблизил к ней электрод, глядя уже сквозь темное стекло. Перед глазами во тьме, обволакиваясь кипящим парным «плафоном», вспыхнула, затрепетала слепящая яркость электродуги...
Стоп! Кто-то потянул Чурикова назад, не пуская его к надстройке. Николай повернулся, посмотрел: сигнал держит. Потянул — не поддается. Зацепился, проклятущий, где-то. На палубе это немудрено: везде всякие железки да механизмы. Николай погреб обратно — отцепиться. И снова остановился, удерживаемый уже воздухошлангом. Вот так штука! И как это шланг и сигнал расползлись в противоположные стороны? Никогда еще такого не бывало! Наверху, наверно, Шнейдер не выбрал слабину, а, наоборот, потравил лишние метры. Николай уже намерился высказать страхующему все, что причиталось, да воздержался. Там сейчас на юте Ладога с гостями: негоже срамить товарища и командира отделения тоже.
— Зацепился. Отвязываюсь от сигнала, — спокойно сообщил наверх.
Там это никого не встревожило: случай не из редких, неопасный, водолаз опытный — беспокоиться нечего. Вот если бы воздухошланг чем-то придавило, тогда спеши на помощь! Однако осторожный мичман все же велел Пинчуку и Рукавишникову одеваться.
— Сафонов, Сафонов, как слышите меня? Проверка... — забубнил Сыроежка.
Голодов полез в карман за сигаретой — покурить захотелось.
— Сафонов, Сафонов!.. — Сыроежка высунул из рубки веснушчатую физиономию. — Товарищ мичман, связи нет.
— Ну вот, как начальство или еще кто приедет, так у вас всегда что-нибудь!.. Наладь, — приказал Голодов электрику, а сам подошел к Изотову, взял у него трос-сигнал Сафонова. Дернул раз... Безответно. Еще раз — тоже. — Что за черт! И этот, что ли, зацепился? А ну подергай... — вернул трос Изотову. Скомандовал матросам: — Одеть водолазов!
Рукавишников и Пинчук уже влезли ногами в штанины собранных в гармошку скафандров. Матросы взялись за вороты мешков: «И-и р-раз!.. И-и два!..
Изотов тряс и дергал сигнал Сафонова — тщетно. Мичман потянул шланг. Это не рекомендуется, но им тоже можно посигналить. И даже — вытащить водолаза. Мичман дернул — Сергей не отозвался. И тут Изотов рухнул на палубу. Вскочил, стал быстро выбирать трос. Выбрав, испуганно крикнул:
— Мичман! Сигнал обрезан!
— Тревога! Водолазов — к спуску! Живо! Доложить командиру!..
Пинчуку с Рукавишниковым оставалось еще надеть груза, шлемы... А сейчас каждая секунда — на вес жизни! Шнейдер мгновенно натянул на лицо маску, продул систему и прыгнул за борт...
Принявшись за последнее — верхнее — крепление сейфа, Сергей ощутил мертвое молчание телефона. «Пустяки, бывает, сейчас наладят». Сергей сосредоточенно продолжал работать.
Если бы ему и вздумалось оглянуться, он, ослепленный дугой, все равно не увидел бы, что за ним тайком наблюдает какой-то аквалангист в серо-зеленом гидрокостюме.
Яркая дуга потухла. Отрезанный от крепления сейф мягко отделился от переборки и плавно упал к ногам водолаза. Сергей прикрыл глаза, давая им отдых, и тут — резанул удар сзади в левый лок. Боли не почувствовал, в точке удара сделалось мокро, как-то одновременно горячо и холодно, в скафандре хлюпнула вода — и сознание померкло.
Все ближе и громче зазвучало: «бом-м!.. бом-м!..» Зачем, где бьют эти набатные колокола? Да ведь это звоны храма Дмитрия Донского на городском майдане!.. Сергей окончательно очнулся от невозможности вдохнуть побольше воздуху, а при каждом куцем вздохе в боку вспыхивала жгучая боль, в груди клокотали хрипы. Набатный бой колоколов стих. Сергей открыл глаза.
Небольшая светлая комната. В высоком окне голубеет небо, неподалеку виднеется угол старинной крепостной башни. Нет, это не Ростов, там черепичных крыш нет. «Никак меня в Балтиморск прибуксировали? Для чего? Когда?» — спокойно, даже как-то лениво удивился моряк. Его слегка поташнивало, тупо болела голова. Он снова смежил веки.
Дрему прервал приход врачей. Старший из них проверил пульс водолаза, откинув пикейное одеяло, оглядел повязку, стягивающую грудь.
— Туго? Ничего, потерпи. Как общее самочувствие?
Сергей собрался ответить, но увидел перед своим носом грозящий палец.
— Но, но, поговори! Чтобы неделю и шепота твоего никто не слышал! Ясно? Водолаз должен уметь сигналами объясняться.
Сергей слабо улыбнулся и правой рукой чуть дернул халат врача — раз.
— Вот это разговор. Ясно: «Я на грунте, чувствую себя хорошо». Добро, так держать! Лежи, питайся и помалкивай. Рана у тебя серьезная, относись к ней уважительно. Молоко и кодеин, — сказал сестре.
Вскоре цыганочка-медсестра принесла теплого молока, сдобную булочку и таблетку. И, заботливо кормя Сергея, весело защебетала:
— Пейте, пока горячее, это так надо... А какая у вас жена милая! Кодеин — это чтобы не кашлять. Всю ночь просидела внизу. Чихать если захочется — трите переносицу. Вот так... Ее не пускают, а она сидит. Счастливец! Если спина устанет, осторожно перевалитесь на здоровый бок. Но не очень. Сидит и плачет тихонько. Утку нянечка принесет. А красивая!..
Сергей тихо изумился: «Вот так раз! Меня тут, оказывается, успели и женить уже! Ну, дела!»
Ослабший, он даже от такой еды разомлел. И уснул. А когда снова открыл глаза, увидел дядю Шуру и каперанга Запорожца. Сейчас он был в штатском и, разумеется, без трубки. Сергей еле узнал его.
— Эка тебя угораздило! — одобряюще улыбаясь, сказал дядька. — Ладно, главное — жив, а раны лишь украшают солдата. Мы еще повидаемся, Сережа, поговорим, а сейчас слушай и сигналь. Расследование поручено мне. На месте я уж побывал, а Дмитрий Васильевич даже спускался — обстановка нам ясна. Со спасителем твоим тоже беседовали...
Вероятно, на лице Сергея отразилось такое недоумение, что Сысоеву пришлось объяснить:
— По тревоге упредил всех Шнейдер: кинулся в легководолазном, вытащил тебя, раздул свой дыхательный мешок и всплыл с тобой в обнимку. Отличный парень! Но об этом потом...
Запорожец достал из папки блеклый портрет в медной окантовке, показал Сергею. Дядя спросил:
— Этот портрет ты нашел там, в каюте?
Сергей чуть кивнул, больше глазами.
— Так. Тебя ранили, а сейф исчез... Лежи спокойно! Да, исчез. В том-то и дело. Так вот. Была там, в каюте, у тебя борьба, схватка с напавшим?
Сергей слабо покачал головой.
— Значит, нет. Гм... Он был один?
Сергей пожал правым плечом: кто его знает!
— Не знаешь. И не видел его?.. Не видел. А в каком положении ты находился в момент нападения? Стоял?.. Спиной к двери или... Ясно — спиной. Правильно мы поняли? И последнее, Сереженька...
— Никаких последних! — властно пресекла цыганочка, войдя в палату со шприцем. — Вам сколько позволили? Все, все, все! Вы его уже утомили!
Чекисты тепло простились и быстро вышли.
Цыганочка, ловко сделав пациенту укол, тоже ушла. Сергей поплыл в блаженной невесомости и снова уснул, улыбаясь тому, что каждое пробуждение приносит ему какой-то сюрприз.
И верно: когда он проснулся — уже вечером — возле него сидела Лида! Бледная, грустная. «Так вот она какая жена!..»
Ощутив на себе его взгляд, Лида вся подалась к Сергею и — сдержалась. Замерла, ничего не говоря. Сергей тоже смотрел на нее. Странно смотрел: не гневно, не радостно, а как-то... как фотограф-художник на лицо позирующей. Смотрел на ее лицо, и грезилось чье-то другое — призрачное, затуманенное, как давно забытое. Силясь яснее его представить, Сергей закрыл глаза.
Лида осторожно поднялась и неслышно вышла из палаты. Сквозь ресницы Сергей видел это, но не остановил.
Успокаивающее действие укола кончилось, рана опять разболелась, сон не шел. Морщась, Сергей размышлял о происшедшем. Ясно одно: с такой наглостью и риском покушаться на сейф просто так никто
