дороги». Притормозив, Оскар выехал на поворот и с досадой присвистнул. Подъехав, остановился.
В раскисшей седловинке поперек дороги застрял гусеничный трактор! Возле него устало покуривали тракторист и два рабочих. По ту сторону трактора выжидающе стояли вишневые «Жигули», у которых нерешительно топтались огорченные мужчина и его спутница.
— Эка вас угораздило тут! — подосадовал Оскар. — И долго вы курить намерены? Надо как-то вылезать, товарищи.
— Да вот чем больше вылезаем — тем глубже увязаем! — плюнув, зло пошутил тракторист. — За «Кировцем» идти надо, самим не вылезти.
— Ну-у... — огорченно махнул рукой владелец «Жигулей». — Поехали-ка обратно, Наташенька.
— В Васильково? — обрадовался тракторист. — Захватите вот Диму — он оттуда «Кировец» нам вышлет.
— А я как? — возмутился Оскар. — Я же врач, по вызову еду, меня больной ждет!..
— Езжайте тоже с нами, — нашла выход женщина. — Обратно вас доставят, конечно.
— А машина?..
— Да что с ней станет? Мы же тут будем, — успокоил тракторист.
— Черт знает что!..
Оскар согнал «Волгу» на обочину, хлопнул дверцей. Перебрался через трактор и сел в «Жигули» рядом с Димой. Машина поторкалась туда-сюда, развернулась и помчалась к Васильково.
Хозяин «Жигулей» был явно огорчен возвращением. А спутница его ничуть — весело щебетала и грызла витаминизированное драже.
— Вы мне позволите закурить? — спросил ее Оскар.
— Ой, не надо бы!.. — Она оглянулась: — Вот, погрызите лучше кислушек...
Положила ему на ладонь несколько драже. Они оказались действительно кислыми, и испытывающий жажду Оскар с удовольствием их схрупал.
«Жаль, карты подробной нет. Но, помнится, по газетам: Васильково уже на автостраде! Это хорошо. А что «Волгу» пришлось бросить — плохо. Ну, ничего: удалось главное — вырваться из Балтиморска!» — мысленно рассуждал Оскар, оглядывая местность. Лес кончился, дорога прореза?ла колхозные поля и стала хуже. «Жигули» покачивало, и утомленного Оскара стало клонить в сон.
«...Мы с весны до зимы без выходных вкалываем сутками, а он в галстучке председателя колхоза возит. Резина, запчасти, бензин — все ему первому, безо всяких. Да еще премиальные! И, выходит, получает он почти столько же! Где справедливость?..» — сквозь дрему слышались разглагольствования Димы. Потом голос его стал отдаляться и вовсе потух...
Майор Рязанов остался на весь отдел один. Он стоял у штурвала оперативного руководства сетью розыска и был прикован к телефонам и картам города и области. Но телефоны звонили редко и ничего ни радостного, ни огорчительного пока не приносили.
Но вот раздался звонок, показавшийся майору каким-то особенным. Рязанов взял трубку, назвался.
— Товарищ майор, докладывает Ковальчук. Все в порядке, мышеловка сработала как часы! И без эксцессов: Наташа его усыпила в два счета! Пакет с документами найден у него за пазухой...
— Отлично! Молодцы, ребята, спасибо! Он уже здесь?
— Здесь, только в санчасти. Спит беспробудно.
— Да? — Рязанов встревожился: — А вы не того, не перестарались?
— Нет-нет, все нормально. Врач говорит, он просто очень уставшим был. Можно разбудить, но доктор не советует.
— Ладно, черт с ним, пусть дрыхнет пока. Еще раз спасибо всем.
Рязанов положил трубку, помял-потер щеку и как-то даже скучновато сказал сам себе:
— Ну, вот, кажется, и все. — Снова взял трубку, набрал номер дежурного по Управлению: — Кисилев? Это я, Рязанов. Вот что попрошу: дайте-ка полный общий отбой всем, участвующим в розыске... Да, уже. Финиш!
СЛЕДЫ ДАВНО МИНУВШИХ ДНЕЙ
Фотограф положил на стол фотографию морского офицера и репродуцированный с нее большой портрет.
— Вот, Александр Алексеевич, как вы просили.
Сысоев прислонил портрет к настольной лампе, отошел, посмотрел.
— Отлично сделано. Просто художественно! Спасибо, Юра.
— Пожалуйста, всегда рад!..
Юноша вышел польщенным. Сысоев всунул портрет в конверт из-под фотобумаги, аккуратно упаковал в оберточную, отложил на угол стола.
Майор Рязанов внимательно просматривал еще не подшитое полностью следственное дело и не мог не перечитать еще раз один документ, хотя помнил его уже наизусть. Это было личное письмо капитана третьего ранга Георгия Рындина, вложенное в последний вахтенный журнал и вместе с ним сохранившееся в сейфе.
Поверх очков взглянув на вошедшего помощника, Рязанов кивнул ему на кресло и продолжил чтение. Письмо это впоследствии заняло достойное место в одном из музеев Великой Отечественной войны, а до того было приобщено к делу как документ обвинения, изобличающий шпиона-диверсанта «международного класса» по кличке Марс.
Перечитав, Рязанов аккуратно вложил письмо в прозрачный целлофановый конверт. Протянул Сысоеву:
— Держи. Письмо чрезвычайно ценное, а ветхое. Закажи хорошую фотокопию, оформи. И допроси по нему дочь «предателя и изменника Родины».
На лице Сысоева отразилось непонимание. Рязанов снял очки и, улыбаясь, пояснил:
— Необходимости нет, конечно: все и так ясно. Но...
— ...получить еще одно подтверждение делу не повредит! — ухватил Сысоев. — Душа ты, Петр Петрович! Сделаю.
Вызванная спокойно вошла в кабинет и улыбнулась. Сысоев предложил ей стул возле своего стола:
— Садитесь сюда, Лидия Георгиевна. Разговор предстоит официальный.
Он заполнил бланк протокола допроса свидетеля. Достал из стола лист бумаги с двумя прорезями и фотокопию какого-то письма. Накрыл письмо трафаретом и так положил его перед Лидой. Задал вопрос, записал его и ответ в протокол. Задал другой... Страница протокола покрылась текстом.
Закончив протокол, Сысоев дал его Лиде подписать. Поднялся.
