ЭПИЛОГ
Сергея Сафонова, награжденного орденом Красной Звезды, досрочно уволили в запас — по ранению. Командир «Абакана» Ладога и главстаршина Чуриков получили тоже по «звездочке». Остальные водолазы, работавшие на разминировании, и Шнейдер — медали «За отвагу».
Отслужив, разъехались друзья-абаканцы кто куда по стране.
Прошел год, другой, третий... Уже подполковником Сысоев служит во Владивостоке. Передав «Абакан» Чумбадзе, принял построенный по новейшему проекту океанический спасатель капитан второго ранга Ладога...
Но некоторые абаканцы продолжали жить и работать вместе — в тесной морской дружбе.
Как-то погожим днем бабьего лета в поселок рыбколхоза «Балтиец» влетело такси. Притормозило возле ухоженного особнячка, угнездившегося под сенью каштанов. От улочки его отделял штакетник, за которым перед фасадом дома тучно цвели георгины, астры, тюльпаны и ирисы. А сбоку во дворике возле высокого крыльца возились два крепыша. Старший — лет двух с половиной, — сопя от усердия, вызволял из вольера младшего. Наклоняя голову то влево, то вправо, за этим делом одобрительно наблюдал симпатичный кареглазый пес. Подъехавшее такси вернуло его к прямым собачьим обязанностям — он серьезно облаял приезжего, но не испугал: высокий элегантный морской офицер спокойно вошел в калитку, посмотрел на сторожа с укоризной.
— Ты что же это, Юнга, своих не признаешь? Ай-яй-яй...
Пес умолк и помахал хвостом — сконфуженно, но неуверенно.
Офицер подошел к бутузам, пригляделся с веселым любопытством.
— Так, так. Ну, здравствуй, племя младое, незнакомое.
— Борька! — прямо с крыльца бросилась на шею офицеру красивая женщина, сбив фуражку с его рыжих кудрей. — Мама! Узнаете?
Выйдя на порог, Мария Алексеевна радушно улыбнулась:
— Вроде у Сережи на фотографии похожего видела. Не тот?
— Разумеется, — подтвердил Борис, — таких на флоте всего один! Здравствуйте, Мария Алексеевна! Лида, а где ваш?
— Горит на работе. Сейчас... А ты вроде еще подрос.
— А ты вроде еще похорошела...
— С вами похорошеешь! Три мужика в доме — три неряхи и обжоры, а еще больница, флотилия, женсовет, лекции... Если бы не мама, вовсе измучилась!
— Довольна? Счастлива?
Лида даже нос наморщила, жмурясь в улыбке, и кивнула: очень!
В кабинете председателя, кроме самого Шарипова, сидели парторг Соловецкий и Сафонов. Беседа их уже заканчивалась.
— Нет, товарищи мои дорогие, разговор этот не первый, но уже точно последний, — твердо заверил Сергей. — И давайте... Ведь у нас все так замечательно: вы нас душевно приветили, устроили, ребята это оценили и по сей день не забывают... В общем, сработались мы хорошо, живем душа в душу. Давайте хорошо, дружески и расстанемся. Я вроде не в долгу перед артелью, а Чуриков меня великолепно заменит, так что дело только выиграет: Николаю уже давно пора стать бригадиром...
— Ага, вот ты сам себе и противоречишь! — прицепился Шарипов. — По-твоему выходит, что ты никак не можешь остаться, а вот Чуриков — вполне может! А какая разница, ты что, какой-то особенный?
— Ничуть. А разница все же существенная, Солтан Мустафович. Чурикову легче и проще прижиться здесь, да он, собственно, уже природнился: тут его дом, семья, друзья — все. Коля несчастный человек: сирота, вырос в детдоме, ни родных не знает, ни какой город или село Сибири его родина. А мы знаем, любим и крепко, кровно привязаны к своему родному Дону. Вот мама моя — смотреть больно... Она, конечно, молчит, но мы-то видим: тоскует по дому! Как же я могу не уважить родную мать? Да и казакам нашим надо обретать чувство родины и любви к ней...
— Вот это правильно! А казаки твои как раз здешнего происхождения, нашенские, так что...
— Ан нет, Солтан Мустафович, — Сергей засмеялся, — рожать-то Лида обоих к маме в Ростов ездила! Иль забыл?
Шарипов даже по столу хлопнул, тоже смеясь:
— Вот шайтан-семья! И тут объегорили! А ты чего молчишь, комиссар? — обрушился на Соловецкого.
— А что я скажу, когда сам свою Пинегу каждую ночь во сне вижу? — признался Соловецкий.
— Тогда лучше молчи, — согласился Шарипов. — Та-ак. Значит, на Дону у тебя — просто рай. И климат, и бытовые условия, и заработки...
— Ну, дались всем эти условия! — перебил Сергей. — Прямо культ какой-то! Знаю, Солтан Мустафович, знаю: и особняка такого мне никто в Ростове не даст, и должности — пока что, и заработков таких не будет — все знаю! И тем не менее...
— Ну ладно, ладно, сбрось обороты. Это я так...
Весело зазвонил телефон. Соловецкий взял трубку:
— Здравствуйте, Лидия Георгиевна... Да никуда не подевали, здесь он, вот, рядом сидит...
Вечерело. Жаркое солнце ослепляюще золотило море и дюны. На самой стрелке пустынного мыса — где когда-то саперы взрывали фугаски — возле костерика расположились Сергей, Лида, Борис и Коля Чуриков со своей Дашей.
Легкая волна лениво ополаскивала борта катера, пришвартованного к кусту ракиты на берегу. В такт всплескам, подыгрывая себе на гитаре, Борис напевал любимую:
Было тепло, радостно и чуть грустно — как всегда при встрече с прошлым. Даже близким.
— А где-то теперь комиссар? — спросил Шнейдер.
— Ояр Янисович снял погоны и теперь ходит в рыбфлоте первым помощником на плавбазе. А здесь все суда и корабли близ берега проходят, — кивнул Николай на воду, — так что видимся.
— Боб, а ты сам-то куда назначен, скажешь наконец?
— И скажу и покажу. Вы меня лучше спросите, кого я первого встретил в Балтиморске? Великолепного Вальку Сафар-Оглы! И представьте: молодой талантливый инженер-геолог уже возглавляет промышленную разведку нового рудного месторождения! И чего? Сталинита!!
— Ка-ак?! — изумились все.
— А вот так! Некоторым рыбколхозникам надо бы газетки почитывать иногда. В них, кстати, не писалось об этом. Только мне, как особо доверенному лицу, Валентин...
— Боря! — укорила Лида.
