кровь в жилах и в сердце возникает пустота…
– Твоя пассия? – встретила его улыбкой Астра. – Красивая. Не боишься, что она приревнует тебя?
Из духа противоречия, все еще оглушенный истиной, открывшейся ему в словах Ларисы, Матвей притворно вздохнул:
– К Александрине? Пожалуй, да. Кстати, где она? Не терпится засвидетельствовать ей свое восхищение.
Астру задел его тон и смысл сказанного. Он думает только о золотоволосой Санди!
– Ты бы лучше спросил, где художник! – рассердилась она.
Это интересовало и остальных приглашенных. Разодетая и надушенная публика разогревалась коньяками и шампанским. «Где же наш блистательный Домнин?» – спрашивали одни. «Где же обещанный шедевр?» – волновались другие.
Скульптор Маслов переживал небывалый подъем. Он отчаялся составить достойный спич и собирался сымпровизировать. По сему торжественному случаю Феофан облачился во взятый напрокат смокинг, не подозревая, насколько нелепо тот на нем сидит. Венчик кудряшек вокруг розового глянца его лысины напоминал нимб.
– Ну, ты, братец, вырядился, как на прием в Букингемском дворце, – подтрунивал над ним Баркасов. – Только шейный платок сюда не идет! Сними, дружок, а то на смех поднимут.
– Я не законодатель мод, – нервно посмеивался скульптор. – Я – творческая личность! Имею право на причуды.
– Так оделся бы в римскую тогу или в плащ мушкетера. По крайней мере, оригинально.
– Ты на себя, кум, оборотись! Твой бархатный воротник до ушей вовсе ни в какие ворота не лезет.
– Это эксклюзивный покрой в старинном духе от… – Баркасов назвал фамилию известного молодого кутюрье. – В одежде возвращается романтический стиль. Вон, гляди-ка, твой покупатель! – показал он на Матвея и Астру. – С ним дочь господина Ельцова. Познакомить?
Лицо молодой женщины показалось Маслову смутно знакомым.
– Она журналистикой занимается?
– Журналистикой? М-мм-м… – пожал плечами комик. – Может, и балуется, пописывает статейки в какое-нибудь «карманное» издание родителя. Идем спросим. Я тебя представлю. У ее папаши денег куры не клюют, авось барышня составит тебе протекцию.
– Потом, Баркасов, после моей речи, – отмахнулся Феофан. – Я ведь первый выступаю! Где Игорь? Почему в зале до сих пор нет картины? Хоть бы одним глазком взглянуть! А то так сразу и не придумаешь, что говорить.
– Не лукавь, братец. Ты у нас выдающийся сочинитель панегириков [6] и хвалебных од. Язык у тебя правильно подвешен, историю живописи ты знаешь как свои пять пальцев. Кому, как не тебе, разбираться в особенностях стиля Домнина? Вас же взрастила одна альма- матер.
Скульптор напряженно улыбнулся, его лысина приобрела багровый оттенок, а на лбу выступили капельки пота.
– Жарко, – пробормотал он. – Пахнет свечами, как в церкви.
Ему хотелось выпить, но сдерживала боязнь потерять самообладание и сболтнуть лишнее.
– Да у тебя руки дрожат! – заметил Баркасов. – Этак не годится. Глоток коньяка нам не повредит. Любезнейший!
Он подозвал официанта и взял две рюмки с коньяком – себе и Маслову.
Тут по залу пролетел возбужденный шумок, собеседники повернулись в сторону входа. На свободном от столиков пространстве для танцев приостановилась, будто позволяя присутствующим сполна насладиться зрелищем своей роскошной красоты, Александрина. Мужчины замерли, дамы испустили завистливый вздох.
Вдова прибыла на вечеринку с опозданием. Она тщательно подготовилась, превзошла самое себя. Ее наряд и прическа были восхитительны. Принятая накануне выезда таблетка избавила ее от головной боли, а легкая синева под глазами, томная бледность и красные губы выгодно подчеркивали чувственную выразительность ее лица.
– Филистимлянка Далила! – фамильярно воскликнул Баркасов, обращая на себя всеобщее внимание. – Царица Савская!
Астра подивилась искусству этой женщины подать себя. Для ночного шоу та выбрала длинное платье из бело-розового шифона с перламутровым отливом, очень открытым лифом и юбкой, чуть ли не до талии разрезанной на полосы. При ходьбе они развевались, демонстрируя бедра, колени и икры изумительной формы. Вместо пояса дама использовала нечто вроде атласного кушака того же кроваво-красного цвета, что и помада на губах; ее плечи прикрывало
Подобное одеяние на ком угодно выглядело бы нелепо, кроме Санди.
– Она словно сошла с картины неукротимого испанца, – прошептал кто-то рядом с Астрой.
– Кого?
– Гойи! – завороженно произнес Феофан Маслов, который покинул Баркасова и пробрался поближе к дочери господина Ельцова.
Чем черт не шутит? Завяжется знакомство, а потом можно будет обсудить спонсорскую помощь.
– Никакая она не Далила, – продолжал скульптор, стараясь произвести впечатление на Астру. – Скорее
