— Слушай! — пришла в голову араба блестящая мысль. — А давай-ка мы его напоим.
— Это как? — не понял журналист. — Водой? Тогда почему только этого? Давай обоих.
— Нет, — раздраженно отмахнулся юноша. — Я не о вода. Вином напоим. Чтоб вел себя хорошо.
Он лукаво подмигнул старшему товарищу.
— Я так иногда делать, когда жертва важный. Она ведь для тебя важный?
— Несомненно, — подтвердил Градов, озабоченный судьбой узбеков.
— Хе-хе, — потер руки Садай. — Тогда поить.
Они подошли к винным рядам.
— Какое берем? — спросил русский. — Белое, красное?
— Я больше красный любить, — заявил Зуль-Карнайн. — Но белый дешевле. Берем два бурдюк. Себе — с красный, богам — с белый вино.
— А боги не обидятся? — усмехнулся меркантильности приятеля Градов.
— Так это ж не мой боги, — развел руками юный прохвост. — Моя свои иметь. Скажем Соран, что красное было не подходящий для возлияний.
— Это еще почему?
Садай охотно пояснил, что по закону, приписываемому еще царю Нуме Помпилию, при возлияниях нужно было употреблять вино от не подрезанной виноградной лозы. Вино же от подрезанной лозы если и допускалось, то должно было быть непременно натуральным, то есть хорошо выбродившим, не переваренным, не испорченным ударом молнии, не смешанным с водой. При этом нужно было еще удостовериться, не повесился ли кто-нибудь в том винограднике, откуда брали виноград, не оскверняла ли его раненая нога и прочая, и прочая.
— Мы сказать, что красный вино от подрезанный лоза, а другой на весь базар не был. Только этот белый и подходил.
— Ну, если так… — почесал в затылке Роман.
Он был поражен всеми этими ритуальными заморочками. Вот, выходит, как тяжело было угодить древнеримским богам и богиням.
Араб и к выбору вина подошел не просто так, а с фантазией. Для начала он обошел с глиняной кружкой всех торговцев, заставив тех дать ему «по глотку-другому» своего товара для «дегустации». Нечего и говорить, что эти «пару глотков» оказывались чуть ли не полной до краев кружкой.
Если бы Садай по-братски не делился добычей с Романом, а местное вино было бы не сухим, а крепленым, быть бы парню в стельку пьяным. Но Градов зорко следил за товарищем, не давая ему увлечься дегустационным процессом. Глоток — и все.
Сам лишь мочил губы в напитке чисто из познавательного интереса. Любопытно ведь, что пили в Древнем Хорезме. Здешнее спиртное ему не понравилось. Слишком кислое и очень разбавленное водой, почти до безалкогольного состояния.
Остатки вина из дегустационной кружки без лишних разговоров выливались (вернее, заливались) в горло ошалевшего от подобного обращения барана. Тот поначалу сопротивлялся, отчаянно мотал головой, рыл копытами, отрыгивал пойло и все норовил поддеть озорников завитыми тяжелыми рогами. Потом, видимо, вошел во вкус и уже добровольно разевал рот, подставляя его под алую или белую струйку.
После пяти или шести кружек Зуль-Карнайн решил, что пора завязывать с угощением барана.
— А то печень плохой быть, — растолковал напарнику. — Соран подумать, что боги гневаться.
Не забыв прикупить зелени, овечьего сыра и лепешек, они погнали свою скотинку в лагерь. Трезвый барашек вяло трусил по дороге, стараясь найти какой-нибудь листочек для пропитания. Зато поддатый вел себя энергично и агрессивно. Все пытался забодать или укусить сородича. Потом принялся «распевать» лихие песни на своем бараньем языке. Зуль-Карнайн его еле угомонил.
Надо ли говорить, что жертвоприношение прошло на высшем уровне.
Соран, одевший для такого случая новую тогу, покрыл голову свободным куском одеяния. Вздев руки высоко к небу, он обратился к могущественным богам: Юпитеру, Марсу и Квирину, моля их принять подношение и явить свою волю.
Потом мигнул Садаю, исполнявшему сегодня при нем роль камилла — мальчика, помогающего при жертвоприношении, чтоб тот гнал барана.
Животное прошествовало к месту казни важно и с достоинством, словно не на заклание, а для восшествия на Царский трон. Потоптавшись на месте, оно что-то проблеяло и закивало головой, как будто артист после выступления.
Окропив барана люстральной[57] водой, врачеватель взял в одну руку жертвенный нож, а в другую — сосуд для жертвенной крови.
Взмах опытной руки хирурга, и теплая струя темной крови полилась в чашу.
Валерия Руфина отвернулась. Ей едва не сделалось дурно.
Хвала богам, твердое плечо бактрийца подвернулось. Девушка оперлась о него, чувствуя лопатками мускулистое тело мужчины.
О, Венера, сжалься над своей дочерью!
Девушка чувствовала, что теряет голову. Сон она уже давно потеряла.
Еще пару взмахов жертвенного ножа. На заботливо подставленный арабом поднос выпал парующий кусок темного мяса — печень, по которой следовало прочесть волю великих богов.
Соран незамедлительно приступил к гаруспиции, пока печень еще жила своей жизнью в отрыве от тела. Он внимательно осмотрел все линии, начертанные на органе природой и богами. При этом произносил положенные формулы, призванные облегчить гадание.
Юный камилл тоже сунул длинный нос в блюдо, но как не присматривался к бараньему ливеру, ничегошеньки там не разобрал. Только увидел, что печень явно расширена. Не иначе, сказался принятый круторогим алкоголь.
Хвала Баалу, Митре, Артемиде-Натайе, Атаргатису, Зевсу Кюриосу и Хубалу, что фламин не досмотрел. А то не миновать бы им с Ромулом взбучки.
— Боги изрекли свою волю! — наконец-то оторвавшись от созерцания бараньей требухи, торжественно возгласил Соран из Эфеса, обращаясь к послу и всем присутствовавшим.
При этом лицо врачевателя было встревоженным и озабоченным.
— Люди, покушавшиеся на жизнь и здоровье посла Квинта Тинея Руфа, не являются ни демонами, ни колдунами…
Три человека вздохнули с видимым облегчением. Сами подозреваемые, находившиеся здесь же и по такому случаю вновь закованные в кандалы (арабчонок перевел узбекам слова гаруспиции), а также их современник.
— …Однако, — продолжал врач, исполнявший роль фламина, — пребывание их в нашем мире грозит великими бедами и потрясениями. Поэтому лучше всего будет предать их смерти немедленно и не сходя с этого места…
Проконсул одобряюще кивнул. Север и еще несколько темнокожих охранников посла с готовностью обнажили мечи, ожидая приказа.
— Но можно и подождать несколько дней до игр, — закончил Соран Эфесский. — Все равно преступникам предстоит умереть на арене. Так отчего же не развлечься? Боги не возражают…
— Быть посему! — утвердил волю богов Квинт Тиней Руф.
Суровый приговор нимало не испортил «мишке Гамми» ни настроения, ни аппетита.
Все в руках Аллаха и в воле его, здраво рассуждал Мирза, ободряя чуть приунывшего Рафика. Совсем не обязательно, что во время «гладиаторских боев» (так он окрестил предстоявшие состязания) им выпадет печальный жребий. Не исключено, что они станут победителями. Тогда, по местному закону, их могут освободить (разумеется, журналист рассказал узбекам об этой традиции). Поэтому надо тренироваться. А пока есть возможность, то следует пить, есть и веселиться. Как писал любимый Спитаменом-ака Омар Хайям:
