созвонилась накануне, и тот посоветовал, куда и к кому ей обратиться.
Столица уже проснулась: стучали по стыкам рельсов трамваи, гудели машины и троллейбусы, в разные стороны спешили пешеходы. На фасадах домов, на витринах еще висели яркие плакаты и красочные панно о победе, радуя глаз и поднимая настроение. Ирина зашла в военторговское кафе и заказала чашку кофе с булочкой. Утолив голод, продолжила путь.
Рекомендованный Лушником врач, терапевт Шевцова, приняла ее приветливо и, расспросив о симптомах болезни, направила в гастроскопическую. Пройдя обследование и сдав анализы крови, Ирина отправилась домой, закупила по пути необходимое продовольствие. Она радовалась: врач сказал, что ничего страшного, боли от грубой пищи, коры, жестких трав и их корней. Выписал какие-то таблетки, рекомендовал диетическую пищу и отвары из ромашки и золототысячника.
Она торопилась домой. И не только из-за желания быстрее приготовить лекарства, где-то подспудно ее беспокоила мысль, что Гандыбин будет рыться в ее вещах, где хранится газета с портретом Александра и описанием его боевого вылета, в котором он потопил немецкий торпедный катер. Правда, она успокаивала себя: Гандыбин вырос до генерала и, наверное, не опустится до того, чтобы лазить по чужим вещам. Да и еще при ней он стал собираться в командировку.
К ее удивлению, Гандыбин находился в квартире, а на тумбочке лежала газета с портретом Александра.
— Ну и что твоя «опасная» болезнь? — со злой ехидцей спросил генерал, едва она вошла в комнату.
— Тебе-то какая забота? Твоей помощи не попрошу.
— Врешь ты все, сука. Темнила от меня. Узнал я твоего героя. Вспомнил, где видел эту рожу. Фамилию сменил, сынок врага народа. Ну, погоди, вернусь из командировки, развяжу этот клубочек. Не таких доводилось раскручивать.
У Ирины даже внутри все похолодело. Если Гандыбин откроет, кто такой Туманов, худо, очень худо будет Александру. Что же сделать, как ему помочь? Она готова была убить, прикончить этого мерзавца. У нее остался наградной дамский пистолет. Но убить человека… Она и в немцев стреляла с расстояния, когда жизни угрожала опасность… Пусть катит пока в свою командировку, может, она придумает что-то другое. В первую очередь сообщит о грозящей опасности Александру…
Гандыбин очень сожалел, что приходится уезжать в командировку, когда в руки попался такой ошеломляющий материал: сын врага народа сменил фамилию и пробрался в наши вооруженные силы, в ВВС, стал полковником, Героем Советского Союза. Разумеется, с чьей-то помощью. Целый клубок вражеских агентов! Вот это будет дело! Но не поехать в Минск, где его будет ждать начальник, сам заместитель министра внутренних дел генерал-лейтенант милиции Сурепкин, он никак не мог. Начальник возвращается из Германии, куда был направлен сразу после Дня Победы, для ведения какого-то серьезного дела. С собой Гандыбин взял капитана Сережкина, покладистого и услужливого милиционера, исполняющего должность адъютанта.
До Минска из Москвы при хорошем движении ехать не более десяти часов. Война научила наших железнодорожников строго придерживаться графика. Поезд отходил в 17.30. Значит, при любых непредвиденных задержках утром они будут в Минске.
Гандыбин не ошибся: в шесть утра на вокзале их встретил адъютант Сурепкина полковник Рыбкин и повел не в город, а по путям в отдаленный тупичок, где стояло около десятка товарных вагонов с одним прицепленным пассажирским; вдоль состава расхаживал часовой с автоматом. Вагоны не наши, немецкие. В пассажирском находился заместитель министра, ожидая Гандыбина. По-приятельски пожал руки прибывших, пригласил в купе, где уже был накрыт стол, с коньяком, дорогими закусками.
— Располагайтесь. Не завтракали еще? Подкрепляйтесь и отдыхайте. Отправят нас только вечером. Состав с секретной дорогостоящей аппаратурой. Потому и вызвал вас. В Москве, как мне доложили, до сих пор орудует банда «Черной кошки». Что о ней можете доложить?
— Ничего нового, — пожал плечами Гандыбин. — Разрабатываем варианты. Думаю, в скором времени покончим с ней.
— Ну-ну. — Генерал-лейтенант открыл бутылку коньяка, наполнил рюмки.
— За победу. В Берлине мы хорошо отметили. — Выпили. Прибывшие и капитан Сережкин предпочитали слушать начальника, молча закусывали. — Никаких изменений, пока я отсутствовал, в ведомстве не произошло?
— Все тихо и спокойно, — ответил Гандыбин. — Надо прийти в себя после Победы. А работы, конечно, непочатый край. Проблема не только с бандой «Черной кошки». Засланных врагов осталось после войны — пруд пруди. — Но о Пименове-Туманове умолчал — лично займется этим делом…
Специальный поезд из столицы Белоруссии, как и обещал Сурепкин, отправился в 17.30. Гандыбин со своим адъютантом разместились в соседнем купе. Другие купе, как случайно установил Гандыбин, тоже пустовали. Точнее, не имели пассажиров, — были заполнены «секретной аппаратурой»: бытовой техникой, радиоприемниками, стиральными машинами, пылесосами, всевозможными фарфоровыми статуэтками, коробками с посудой, носильными вещами. Победители пересылали родственникам подарки…
В пути сопроводителей «дорогой техники» никто не беспокоил. В городах, на узловых станциях долго не задерживали, и состав катил в советскую столицу без всяких задержек и приключений.
С вечера компания снова отмечала День Победы, изрядно зарядилась коньяком и крепко уснула. Гандыбин проснулся от настойчивого стука в дверь вагона. Светало. Их вагон стоял как раз напротив вокзала. В свете от плафона Гандыбин прочитал: «Вязьма». Совсем близко Москва! Кого же принесло в такую рань в их специальный поезд, сугубо конфиденциальный вагон? Что-то, может, срочное, важное?
Начальника решил не будить. Поднялся и вышел в тамбур. Глянул в стекло. Около двери стояли полковник, майор и лейтенант.
Гандыбин открыл дверь. Спросил строго:
— В чем дело?
— Полковник КГБ Шустров, — представился полковник — Нам срочно приказано прибыть в Москву. Но ближайших пассажирских поездов нет, и нам дежурный порекомендовал ваш. Разрешите? — полковник уже готов был подняться на ступеньки.
— Но, — неуверенно возразил Гандыбин, прикрывая дверь. — Не положено. Не пассажирский вагон.
— Да вы что, не понимаете?! — возмутился полковник. — Срочное задание! Сейчас же откройте дверь!
Гандыбин, наоборот, захлопнул и закрыл замок.
— Сейчас доложу старшему.
Сурепкин долго протирал глаза, никак не соображая, чего от него хотят. Гандыбин повторил настойчивость полковника.
— Полковник КГБ, говоришь? — переспросил Сурепкин.
— Так точно. Ему, видите ли, дежурный по вокзалу рекомендовал. Говорит, по срочному делу вызывают в столицу.
Сурепкин почесал затылок.
— Пусти. Хрен с ним, не помешает, — принял решение генерал-лейтенант. — Определи им место в купе у туалета, там, кажется, пусто.
— Есть!
Гандыбин на всякий случай поверх спортивного костюма, в котором спал, накинул генеральский мундир и пошел открывать дверь.
У кагэбэшников, кроме портфелей, никаких вещей не было, они ловко и быстро вскочили на подножки и молча прошмыгнули мимо генерала, не обратив внимания ни на его погоны, ни на начальнический вид.
— В последнее купе, — сказал им вдогонку Гандыбин и тут только подумал, что надо было бы проверить документы. Теперь было как-то неловко останавливать их. Махнул рукой — кагэбэшники, лучше с ними не связываться. Закрыл дверь и ушел на свое место. Сосед его издавал громкие рулады, ничего не