Ник и Вален, непонятно почему, потеряли свою уверенность и видимо оробели. Они нерешительно, как- то бочком, прошли за хозяйкой по длинному темному коридору. Свет лампы отбрасывал колеблющиеся тени на деревянные панели стен. Пахло лаком, старой мебелью и керосином. Вален испытал странное чувство… Он сам стремился попасть в этот таинственный дом, а ощущал, будто бы его сюда заманили необычайно хитрым и извращенным способом. Словно он идет в западню… Ник несколько раз бросал на него перепуганные взгляды. Оба как-то сразу протрезвели.
Инна Аркадьевна шла, не оглядываясь, очень прямая, стройная, и сзади напоминала даму из чеховских рассказов, а вовсе не бабку. У нее были пышные волосы, несмотря на возраст, уложенные в прическу на старинный манер. Длинное платье едва не касалось пола.
Она провела их через несколько комнат, расположенных анфиладой. В слабом свете лампы мелькала темная массивная мебель – комод, широкий шкаф, стулья с высокими спинками, тяжелые сундуки, на которых, вероятно, можно было спать. Потолки оказались такие высокие, что кое-где светильники свисали на длинных металлических цепях, а кое-где их вовсе не было. Мрачно, пустынно и холодно – такое впечатление произвел на приятелей старый дом.
– Именно так, молодые люди – пустынно и холодно, – неожиданно произнесла хозяйка.
Ник и Вален вздрогнули. Неужели, они высказали свои мысли вслух? Да нет вроде. Рта не раскрыли с тех пор, как переступили порог.
– А?… – Вален стоял с таким растерянным видом, что женщина засмеялась.
– Я тоже чувствую себя здесь не очень уютно. Как будто в гостях. – Инна Аркадьевна пригласила молодых людей в просторную чисто выбеленную комнату, поставила лампу на круглый стол без скатерти. В углу висели несколько старинных икон в потемневших окладах. – Электричество нынче дорого, приходится экономить. У меня в подвале целый ящик свечей остался от предыдущих хозяев, да бочка с керосином. Нужно использовать. – Она еле заметно улыбнулась, одними глазами. – Вы не курите?
Вопрос застал приятелей врасплох. Слишком неожиданный переход… Они не сразу нашлись, что ответить. Ник, как истинный джентльмен, опомнился первым, полез в карман и достал пачку дорогих сигарет.
– Курите… Мы с удовольствием составим вам компанию, если позволите.
– Разумеется, позволю! Отчего же не позволить? – хозяйка все так же неопределенно усмехалась. Видно было, что когда-то давно она была поразительно красивой женщиной. Остатки ее былой красоты до сих пор поражали воображение, – ровный и чистый овал лица, прямой нос, губы изящной формы, горделивая посадка головы, пышная прическа из вьющихся от природы волос. Седина придавала ее облику особую пикантность, казалась проявлением изысканного и эсктравагантного вкуса, а вовсе не проявлением возраста.
Ник не спускал с Инны Аркадьевны глаз: женщины были его слабостью. А эта, такая необычная…
На столе стояло зеркало в резной деревянной рамке. Хозяйка поставила его напротив, взяла сигарету и очень красивым движением прикурила. Она словно забыла о гостях, устремив взгляд блестящих, отнюдь не старушечьих глаз, на покрытое мутноватой амальгамой зеркало. Что она видела там? Незабытое и захватывающее прошлое, полное тайной и мучительной страсти, печали и потерь? Или неопределенное, нерадостное будущее?
Вален сидел, насупившись, тоже курил.
– Здесь так неуютно, – подумал он и глянул на Ника. Тот застыл, уставившись на хозяйку, словно кобра на заклинателя змей. Он забыл про сигарету, и она наполовину превратилась в пепел, сыпавшийся прямо на стол. – Проклятый идиот! – злобно сказал о приятеле Вален, разумеется, не вслух.
Ник чувствовал себя приподнято и взволнованно… Он несколько успокоился. Пусть сырой и неприветливый, но дом, крыша над головой, кровать, – есть; одеяла дадут. Можно будет спать по- человечески. Молчаливая хозяйка заворожила его. Глядя на нее, он слышал пение ангелов. Валену, конечно, этого говорить ни в коем случае нельзя, он примет его за сумасшедшего. А он, Ник, не сумасшедший. У него тонко чувствующая, поэтическая натура, обостренное понимание прекрасного. Ему говорила об этом покойная мама. Ник почувствовал, что сейчас заплачет. Тогда Вален будет дразнить его несколько дней. Надо сдержаться во что бы то ни стало. Поглощенный нелегкой борьбой с самим собой, он не заметил, как Инна Аркадьевна поднялась и отошла к окну.
– Пойду поставлю чай. Что-то вид у вас обоих невеселый. – Она плотно задернула коричневые гардины с бахромой в виде плюшевых шариков.
Как только ее прямая фигура скрылась за дверями, Вален подошел к массивному шкафу, намереваясь посмотреть на его содержимое.
– Ты что? Не смей этого делать! – Ник загородил ему дорогу. Неприкрытое отвращение читалось на его лице. Вален рассердился, но не подал виду.
– Что это с тобой? – с притворным удивлением посмотрел он на друга. – Дай пройти, я хочу пересесть. Очень дует из окна.
Хозяйка быстро вернулась с большим серебряным подносом, на котором стояли чашки, полные горячего чая, сахарница и вазочка с вареньем. Ник подскочил, помог ей поставить поднос на стол.
– Что же вас интересует, молодой человек? – снова без всякого перехода спросила Инна Аркадьевна, повернувшись к Валену.
– Расскажите сами, что считаете достойным внимания. – Вален внутренне «тащился» от своей воспитанности и изысканного слога. – Может, есть какие-то семейные предания, романтические истории? Что-то связанное с дворянской родословной? Или отношениями с царской семьей? Какие-нибудь щедрые дары?
– Окончательно рехнулся со своими сокровищами, – зло подумал о дружке Ник. Ему стало противно, когда он вспомнил, с какой целью они проникли обманом в дом Инны Аркадьевны. А она еще мило с ними беседует, угощает чаем!
– Да нет, пожалуй. Вынуждена вас разочаровать. – Женщина так посмотрела на Валена, словно его намерения не представляли для нее никакой тайны. – Щедрых даров от царей никто из Полторацких не получал. А вот романтические приключения случались, и не одно. Только вот что вам рассказать? Произошла в нашем роду одна страшная история, которую не стоит слушать на ночь… И позвольте дать вам один совет, молодой человек, – не копайтесь в прошлом, не ищите неприятностей на свою голову. – Рука хозяйки, тонкая, с продолговатой изящной кистью и длинными худыми пальцами, слегка дрожала.
