Она слушала историю своей жизни, как чужую повесть, в которой неизвестные герои встречались, любили, что-то делали вместе, мечтали и расставались…Это уже была не ее жизнь. И не потому, что Элина ее забыла. Просто прошлое осталось в прошлом. Юные порывы, клятвы, надежды, стихи, запах яблок в садах, Алеша, его поцелуи… Она выплакала все это, как великую тайну и глупость человеческую, непонятную и странную, желая освободиться от невыносимых страданий, которые приносили ей воспоминания.
Теперь у нее новая жизнь, в которую ничего не нужно брать с собой. Так она решила. Единственное, что ее волновало – браслет. Как он попал к ней? Таисия Матвеевна недоумевала: после всего бесконечного рассказа о забытой жизни, Элина задала вопрос о браслете! И это все, что ее интересовало?
– Браслет всегда был с тобой, с самого рождения! – ответила Таисия Матвеевна, не переставая удивляться! Ее ли это впечатлительная и пылкая Элина? Романтическая, тонкая натура, умница?
– Такого не бывает.
– Ну… – Таисия Матвеевна растерялась. В самом деле, не родилась же девочка с браслетом на руке? – В детском доме, когда я брала тебя, мне сказали, что эта вещица твоя. Вроде браслетик был надет на тебя, или завернут в твои пеленки. Точно не помню…Много времени прошло, да я и не считала это важным!
– Браслет мог помочь мне понять, кто я такая, – с тоской произнесла Элина. – А теперь он пропал! Его у меня украли… Когда я лежала мертвая на берегу.
– Как? Ты…
– Да, – подтвердила девушка, поймав на лету мысль Таисии Матвеевны. – Я лежала там мертвая. Захлебнулась в водяной пене. И тогда кто-то черный вышел из леса и снял с моей руки браслет. Он не должен был этого делать!
Пожилая женщина не нашлась, что сказать. Элина так необычно смотрит на нее, так странно говорит… Хотя, после того, что девочке пришлось пережить, это как раз неудивительно.
– Пойдемте к бабе Наде. Я хочу поговорить с гостями!
Таисия Матвеевна не осмелилась перечить. Она вдруг почувствовала, что побаивается своей приемной дочери. Она называла Элину внучкой только потому, что это больше соответствовало возрасту их обоих.
У бабы Нади еще никто не спал. Сиур и Иван разговаривали с дедом Ильей, курили, и деду дали «папироску», несмотря на шумный протест хозяйки. Баба Надя в сердцах махнула рукой и отправилась ставить самовар. Похоже, все засиделись допоздна, и не откажутся от чая с пирогами. От обеда осталось холодное мясо, можно сделать бутерброды. Мысли о приготовлении еды всегда успокаивали ее.
– Лида и Сергей сидят в маленькой комнате, беседуют, – подумала баба Надя. – Конечно, голодные. Нужно их непременно позвать к чаю!
Таисия Матвеевна и Элина пришли как раз, когда самовар вскипел. На столе стояло блюдо, полное ванильного печенья. На другом блюде остывали пирожки. Лида выбирала между медом и вишневым вареньем, которые ей предлагал Горский. Он был необычайно внимателен и старался угодить даме. Лида капризничала, требовала то одного, то другого, заставляла Сергея подавать ей к чаю печенье, потом сливок, потом салфетку…
Сиур про себя посмеивался. Баба Надя не могла надивиться. Иван был, как всегда, занят своими мыслями. А Горский был откровенно, до неприличия счастлив. Если бы Лида потребовала луну с неба, он, казалось, кинулся бы, не раздумывая, выполнять ее приказание.
– Ну, Лидка! Ну, тихоня! – поражалась баба Надя. – И что это на нее нашло?
– Это любовь, – тихо шепнула ей Леся, вернее, Элина. Как будто она умела слышать мысли так же хорошо, как произнесенные вслух слова.
Баба Надя вздрогнула. Ей показалось, что подслушали ее сокровенное, чего она не высказывала, но о чем догадывалась. Кто бы мог подумать, что Леся…тьфу, Элина! – такая проницательная. Она насквозь всех их видит! Это неприятно. Главное, уже не можешь думать все, что хочешь, без опасения быть услышанной. Кошмар!
Печку топили второй раз за день. Иван принес дров, сложил их в углу. Приятное тепло убаюкивало. Горский почувствовал, что ему жарко. То ли от огня, то ли от близости Лиды. Он хотел провести эту ночь с ней и боялся думать об этом. Никогда он не был робким с женщинами, и вот…
Становилось все жарче. Пожалуй, стоит раздеться. Он с разрешения Лиды снял свитер, расстегнул рубашку. В свете лампы ярко блеснул медальон. Элина вскрикнула. Все повернулись в ее сторону.
ГЛАВА 22
В самой драматической ситуации есть нечто шутовское. Любой финал – своего рода фарс. Ибо конец есть начало. Начало нового, которое так же неизбежно придет к своему финалу. Итак, круг! Замкнутый круг жизни. Неразрывный, вечный, как течение мысли.
В комнате Сергея горела только одна свеча. Она стояла на подоконнике, и было видно, как к стеклу прилипают снежинки. Снег сыпался и сыпался с бездонно черного неба подобно серебристой пыли.
– Это осыпается Млечный Путь, когда по нему скачут Белые Рыцари… – мечтательно произнесла Лида. Ее шепот казался слишком громким в тишине ночи.
– Я люблю тебя…
Горскому казалось, что время то ли остановилось, то ли пошло вспять. Он снова говорил те же слова, что и тогда, после Ивана Купала. И снова на полу лежало платье, золотистое и бархатно-зеленое, как спящая Жар-Птица. Казалось, что в окно смотрит Флоренция, пахнущая лавром в снегу. Тогда тоже шел снег…Зима и лето перемешались в реке бытия, как жизнь и смерть, сон и белые, как снег, лилии. А может быть, любовь и есть сон с запахом лилий? Если к нему добавить безумие страсти и безрассудное, неодолимое притяжение друг к другу…
– Как давно я обнимала тебя…
