– Интересно, как они узнают, что кто-то нарушил клятву?
Не успел гость подумать об этом, как главный алхимик произнес, ни к кому конкретно не обращаясь, словно в пустоту, отозвавшуюся гулким эхом под закопченным потолком:
– Кровь нарушившего обещание потемнеет, и по его подписи мы обнаружим изменника.
– Подпись, сделанная кровью, потемнеет, если ее хозяин окажется излишне болтлив, – подтвердил усатый и неприятно засмеялся. – Ошибки быть не может! Каждый раз, собираясь здесь, мы проверяем все подписи. И сейчас тоже.
Он вытащил из ящика бюро несколько кусков пергамента и начал их рассматривать в пламени свечи. В подземелье стояло гробовое молчание. Присутствующие затаили дыхание, ожидая результата проверки. Усатый откладывал в сторону пергамент за пергаментом, и вдруг вскрикнул от неожиданности. Одна из подписей приобрела угольно-черный оттенок.
Манфред стоял ближе всех и напряженно всматривался в подписи, стараясь по именам установить, кто еще посвящен в тайну общества Молчания. Не тут-то было! Усатый быстро складывал пергаменты на стол, и только тот, на котором подпись потемнела, задержался в его руках. К своему ужасу, молодой врач успел прочитать имя Маттео Альбицци, буквы которого из бурых превратились в иссиня- черные. Как это могло случиться? Старик не встает с постели уже несколько месяцев, и если разговаривает с кем-либо, то исключительно с женой, слугами и обоими врачами. Манфреду он ничего не говорил. Чтобы такой подозрительный и заносчивый тип, как сеньор Маттео, стал делиться подобной тайной со слугами, верилось с трудом. Значит, остаются Луиджи и Антония. О, только не это!
Молодой человек почувствовал головокружение и тошноту, на лбу выступил холодный пот. Усатый был удовлетворен произведенным на новичка впечатлением, не догадываясь об истинной причине.
Манфред, между тем, лихорадочно пытался сообразить, что происходит. Может быть, алхимики заметили, что кто-то посетил их лабораторию? Обнаружили следы Манфреда, которые он мог оставить? Ну да! Ведь подземелье находится под палаццо Альбицци! Вот почему подпись старика потемнела! Или ее сделали такой, чтобы расправиться с хозяином дворца?
Десятки предположений роились в уме врача, не находя подтверждения. Но если так, если алхимики заподозрили сеньора Маттео в предательстве, то именно Манфред и его чрезмерное любопытство послужат причиной гибели старика, и, возможно, его жены. Ужас! Ничего подобного не приходило ему в голову! Вот как может обернуться невинная забава! Призраки и зловещие сквозняки, гуляющие по коридорам полупустого палаццо показались Манфреду сущей безделицей по сравнению с тем, что Антонии грозила из-за его легкомыслия страшная расправа! Что же делать? Как найти выход из положения?
– Никогда не суетись! – вспомнил он наставления Луиджи. – В момент принятия ответственного решения необходимо спокойствие и хорошее расположение духа, иначе результат будет плачевным и не только не поможет больному, но, скорее всего, ухудшит его состояние. Суета и замешательство – наизлейшие советчики! Если хочешь попасть впросак, то они превосходно это устроят!
– Сейчас, по крайней мере, никто не собирается убивать Маттео и Антонию, – подумал Манфред уже гораздо спокойнее. – Меня привели сюда, чтобы показать опыты, – вот я и буду смотреть. А потом уже решу, что необходимо предпринять для спасения Антонии.
Тем временем усатый с Кристофором разожгли огонь в печи, приготовили все, что могло понадобиться для опытов. Главный алхимик сидел все так же молча, бесстрастно глядя на пламя, которое полыхало в его зрачках ярче, чем в приоткрытой дверце топки.
– Мы покажем тебе превращения «черного вещества», – произнес Кристофор, заискивающе глядя на Главного, как окрестил Манфред мага с длинным бледным лицом и водянистыми глазами.
Главный взял железными щипцами из золотой коробочки черный камешек, похожий то ли на уголек, то ли на закопченный кусок гранита, и начал раскалять его в печи. Постепенно некрасивый, тусклый и невзрачный камень стал неуловимо и стремительно изменяться. Словно текучие огненные струйки забегали по его темной шершавой поверхности; пошел густой дым без запаха, то и дело меняя направление, как будто в лаборатории дули ветры с разных сторон.
Манфред не верил своим глазам. Он забыл и Луижди, и сеньора Маттео, и опасность, – все, кроме Антонии, с которой беседовал мысленно, призывая ее разделить чудо, которое творилось перед ним. Что это? Рождение «первичной материи»? Или превращение обычного камня в золото?
Он вспомнил, как Луиджи говорил об иудейских мистиках, научивших его специальным заклинаниям для призыва Сатаны, и внутренне содрогнулся. Некоторые из слов, которые бормотал обезумевший Кристофор, напоминали то, о чем предупреждал учитель. Манфред легко преодолел завладевший было им страх – проникновение в запретные знания было таким захватывающим, таким влекущим, что ничто не могло победить эту ненасытную жажду истины!
Между тем, черный камень стал ярко-алым и светящимся, меняя плотную структуру на тонкую и прозрачную. Внезапно рубиновый огонь камня сменился на голубой, затем фиолетовый, рассыпаясь световой дугой, «хвостом павлина», сияющим на все подземелье. Радужное сияние так же неуловимо превратилось в ярко-оранжевое, мерцающее и пульсирующее, как живое сердце.
Манфред закрыл глаза, не в силах смотреть на ослепительные золотые лучи, рассеиваемые чудесным камнем, которые на излете становились бело-серебряными искрами, вспыхивающими ярче звезд на небе…
Все, кроме Главного, прикрыли глаза и отпрянули в стороны. Великий черный маг держал сотворенное им волшебное вещество и откровенно любовался им. На его бледном лице блуждала недобрая улыбка.
– Ну вот! – произнес он глуховато и неторопливо, как бы пробуя каждое слово на вкус. – Маленький черный уродец превратился в прекрасный, идеально гладкий, блестящий, как зеркало, камень! Никто никогда еще не видел подобного! Секрет утерян! Однако то, что рассыпается в прах в этом материальном мире, неподвластно разрушению в мире ином: в царстве Духа все знания бессмертны! Их нельзя уничтожить, нанести им ощутимый вред. Они вечны, следовательно, доступны, – так или иначе.
Главный алхимик обвел присутствующих страшными водянистыми глазами, которые
