Кровь и почва русской истории

еще в царской России.

Невозможность выделить имманентный русским тип социальной связи, уловить русские «архетипические» ценности и характеристики толкает еще в один концептуальный тупик – на поиски русского национального характера. Понятие это крайне неопределенное, расплывчатое и откровенно мистифицированное. Только в отсутствие интеллектуальной требовательности и чувства юмора можно всерьез воспринимать такие дикие «перлы», как мысль Николая Бердяева о «вечно бабьем» начале русской души. 

Дело, однако, не в сомнительном интеллектуальном качестве бердяевской историософии, а в отсутствии самого объекта анализа. Концепт «национального характера» как совокупности устойчивых и типических психологических черт того или иного народа носит мифологизированный характер. Все попытки выявить его исследовательским путем (а не суммированием литературных описаний и метафор) провалились: «Современными научными методами невозможно ни определить национальный характер, ни даже доказать само его существование. Представители каждого народа оказывались при ближайшем рассмотрении слишком разными»[24]. Неудивительно, что исследования в этой области в России практически прекратились[25].

Интеллектуальное фиаско потерпела (хронологически) последняя масштабная попытка обнаружить русский национальный характер. Автор книги с соответствующим названием[26] социолог Валентина Чеснокова была вынуждена признать, что значительная часть современных русских не разделяет аутентично русскую (в ее трактовке) систему ценностей: недостижительность, духовность, коллективизм и т.д.[27] Глубокие психологические зондажи убедительно демонстрируют, что в конце XX в. кардинальным изменениям подверглись базовые ценности русской культуры и ключевые основы русского национального характера[28].

Это подводит лежащие в традиционном русле поиски глубинного русского этнического тождества к крайне неприятной дилемме: объявить русских, не разделяющих «аутентично русские» ценности, нерусскими по духу, по культуре, или же признать ошибочность самой методологической посылки о существовании трансвременных («архетипических») русских ценностей.

Ответ здесь следующий. Во-первых, любое общество состоит из групп с различными ценностными и культурными ориентациями, что представляется нормальным и даже единственно возможным положением дел. Невозможно какую-то одну из этих ценностных систем представить национальной и аутентичной. Ведь тогда пришлось бы лишить права на русскость миллионы, даже десятки миллионов современных русских людей, для которых выделенные интеллектуалами «исконно русские» ценности находится на периферии сознания, если не дальше. А другого русского народа у нас нет, и не предвидится.

Во-вторых, будучи продуктом человеческой истории ценности и культурные ориентации вообще не могут носить архетипического (в юнговском понимании этого слова) характера – они подвержены как медленным и частичным, так стремительным и всеобъемлющим изменениям. Говоря упрощенно, всему, что исторически возникло, рано или поздно суждено измениться или/и погибнуть. Поэтому понятия «русского национального характера», «родовых ценностей» и культурных «архетипов» (а также любые их эквиваленты и производные), которые пытаются оперировать социогуманитарные науки, суть интеллектуальные фикции. Априори дефектны любые теоретические схемы и интерпретации, опирающиеся на такие методологические посылки.

Что в таком случае остается, чтобы определить русскость, выделить объективный критерий принадлежности к русскому народу? Великая русская культура? Однако популярное как в обыденном сознании, так и в науке отождествление культуры и этничности не только не может быть доказано теоретически, но и постоянно опровергается эмпирически.

Скажите на милость, какое отношение к русской культуре хотя бы XIX в., не говоря уже о допетровской, имеет современная городская культура, в которой живет подавляющее большинство населения страны? Она представляет, по определению этнологов, «периферийный вариант обобщенного стандарта городской общеевропейской культуры». Традиционная русская культура сохранилась лишь в резервации под названием «этническая культура». И это общемировая, а не только отечественная тенденция. Судя же по современной молодежной культуре, любые национальные остатки в культуре новых русских поколений вскоре будут полностью выкорчеваны.

Но ведь культура, даже национально стерильная, функционирует на языке, который служит неразрушимым базисом национального начала, - так, казалось бы, можно возразить на этот пассаж. Проблема, однако, в том, что национальная сущность языка принципиально не доказуема, природа всех языков – общечеловеческая. Любой язык теоретически способен служить выражению смыслов различных культур и различных народов.

В конце 1980-х гг. в Советском Союзе почти 16 млн. человек нерусских национальностей назвали русский язык родным. Среди них были не только близкие русским украинцы и белорусы, но также немцы, татары и представители других этнических групп. То, что они считали себя по национальности нерусскими, хотя называли русский язык родным, наглядно свидетельствует о несовпадении принципов национальности и языка. Даже сейчас lingua franca Российской империи и Советского Союза все еще остается языком межнационального общения и служит выражению смыслов различных культур и различных народов. Причем урожденные русские нередко владеют русским хуже, чем нерусские.

Если перебранные критерии русскости не работают, если мы не в состоянии объективно определить, что значит быть русским, то, может, положиться на субъективное определение? Называет себя человек русским, так тому и быть. Однако возьмите православного эфиопа «преклонных годов», назвавшего себя русским. Или не столь экзотический для наших пенат пример осевшего в глубинной России выходца с Северного Кавказа, который стал называть себя русским. И что, положа руку на сердце, русские признают их «своими»? Сомневаюсь, однако…

Работающие в русле субъективного определения этничности теории, определяющие этничность через этническое самосознание, загоняют решение вопроса об этничности в порочный логический круг: русские – группа с особым самосознанием, а это самосознание – сознание принадлежности к русскому народу, который есть группа с особым самосознанием. В общем, то же мочало начинай сначала…

Не говорю уже, что перечисленные признаки – конфессиональный, культурный, языковой и пр. – не являются собственно этническими. Это признаки, по которым выделяются соответственно конфессиональные, культурные, языковые и др. человеческие группы (например, группы людей с общим психотипом), которые не тождественны группам этническим. «Ни культурное единство, ни языковое, ни какое-либо иное социальное не выдерживают критики в качестве единственных собственных признаков какой бы то ни было группы, кроме группы, выделенной по данному же единству (исключая культурную группу, под которой вообще можно понимать все что угодно)»[29].

Если невозможно определить русскость через отдельно взятый критерий, то, может быть, определять ее через систему критериев? Иначе говоря, к православию добавим русский язык, культурную социализацию, некоторые психические черты, проживание на территории России и получим в итоге… Живущего в Москве во втором или в третьем поколении грузина.

Дело, конечно, не в отдельных примерах, а в методологической дефектности подобного стиля мысли. Способностью создавать новое свойство обладает лишь система. Этим свойством, которое называется эмерджентным, не обладает ни один из элементов системы. Эмерджентное свойство отличается от результантного свойства, присущего всем элементам системы. Это первое. Второе: далеко не каждое множество составляет систему; система состоит из элементов, а не их атрибутов; набор элементов системы носит обязательный характер: нет одного из элементов, нет и системы (если, конечно, его не заменил аналогичный элемент) [30].

Между тем перечисленные и разбиравшиеся выше определения этничности составляют как раз признаки, а не элементы; набор этих признаков также не носит обязательного характера, они, что называется, «плавают», то есть могут использоваться, а могут игнорироваться в определениях. Еrgo это не система и системой быть не может по