кончины он выразил поистине «могильное» пожелание - прослушать собственную заупокойную мессу'. Это были и прижизненные похороны вселенской монархии - путеводной цели всей его жизни. Впрочем, наследник Карла V совсем не был склонен так истолковывать опыт первой половины бурного века.
Черный треугольник
Господствующей точкой зрения в средние века было, что допустимо терпеть нехристиан (иначе вообще оказывались бы невозможными любые формы сосуществования с исламом), но никак не христиан, впавших в ересь. Фома Аквинский учил, что еретики заслуживают смертной казни - ведь предают же такому наказанию фальшивомонетчиков, «а извращение веры, которая обеспечивает жизнь души, является значительно более тяжким преступлением, чем подделка денег, которые необходимы для наших земных нужд». Язычники не узрели света истины, тогда как еретики отвернулись от него и тем самым совершили преступления против святого духа и собственной совести. Поэтому, добавлял Фома Аквинский, еретиков «надо заставлять, далее используя физическое принуждение, выполнять то, что они обещали, и сохранять то, что они однажды признали». Эту позицию католицизм пронес через века. Именно на этом основании Григорий XVI в 1832 году объявил безумием свободу совести, а в 1864 году она была официально осуждена римским престолом1.
Развертывание векового конфликта вызвало серьезные изменения в политике папства. В десятилетия перед Реформацией она определялась едва ли не в большей степени интересами папского государства, чем вселенскими интересами церкви. Именно это и побуждало пап искать союза с любыми врагами Карла V и радоваться неудачам императора. Во второй половине века происходит переориентация в политике папства, несмотря на продолжающиеся серьезные трения с Габсбургами (немалое значение имели распад империи Карла V и разделение династии Габсбургов на испанскую и австрийскую ветви). Тридент-ский собор, заседавший с перерывами с 1545 по 1563 год, резко отмежевал католицизм от всех течений Реформации, признал весь объем полномочий папы, его верховенство, выражающееся в праве отменять даже соборные постановления. Свирепое преследование протестантов, подавление всех видов вольномыслия, к которому была отнесена и большая часть наследия гуманистов, курс на создание новых и реорганизацию старых церковных орденов, всяческое стимулирование планов насильственной реставрации католицизма в странах, где восторжествовала Реформация, - все это становится основной направленностью политики Рима.
Однако даже решения Тридентского собора были неоднозначны с точки зрения векового конфликта: были ли они направлены на консолидацию католического лагеря или на укрепление власти папы, что могло только обострить отношения между Римом и Габсбургами - двумя главными опорами контрреформации. Во время Тридентского собора папы использовали свою шпионскую сеть для лучшего манипулирования дебатами на соборе. С помощью секретной службы выявлялись намерения оппозиционно настроенных кругов духовенства, дискуссии сводились к спорам по догматическим вопросам, чтобы избежать обсуждения жгучих проблем реформы церкви, обеспечивалось большинство при голосовании, распространялись «нужные» слухи2 и т. п. Это как бы предвещало то, какую большую роль станет отводить контрреформация тайной войне против своих врагов.
В середине XVI века на смену папам Ренессанса, пытавшимся использовать положение главы церкви для расширения своих светских владений, бонвиванам, ценителям гуманистической образованности, приходят свирепые фанатики, мечтающие повернуть вспять историю с помощью аутодафе, выкорчевывания вредной литературы, тайных убийств и вооруженных интервенций, предпринимаемых к вящей славе божьей. Как бы ни негодовали новейшие католические историки против такого «упрощения», мрачная троица - индекс, инквизиция, иезуиты - выражает самую суть политики папства во второй половине XVI века.
Напряженность внутриполитической ситуации, связанная с участием в переплетающихся между собой вековых конфликтах, особенно ярко проявилась в Испании XVI века - стране, казалось бы, достигшей вершины могущества, получавшей невиданные прежде громадные доходы от недавно открытых и завоеванных территорий в Новом Свете. И одновременно это была страна инквизиции, как бы олицетворявшей и неуемное стремление испанской короны к поискам все новых источников доходов (в данном случае - от конфискации имущества осужденных), и неуверенность в крепости своего «тыла».
Целая гора книг написана об испанской инквизиции - и обличительных, и апологетических (этим особенно отличалась католическая историография последних десятилетий). Известный католический историк Р. Тревор-Девис, перечисляя достоинства святого трибунала, подчеркивал, что инквизиция не считалась с привилегиями дворянства: «Она стояла за социальную справедливость. Она имела тенденцию низвести всех людей… до одного уровня перед законом»3. Американский историк П. Дж. Хаубин пишет: «Испанская инквизиция называлась по-разному - от решительного защитника католицизма до раннего варианта нацистского гестапо. К определяющим ее развитие часто причисляли расизм, религиозную тиранию, предосудительную юридическую практику, постоянное сдерживание модернизации Испании и другие такого же рода факторы регресса». Хаубин же, напротив, считает, что инквизиция является неотъемлемой частью прошлого величия Испании. «В своеобразной форме, - пишет он, - это столь же эмоциональный термин, как, вероятно, «свободное предпринимательство» для многих американцев, «свобода, равенство и братство» для многих французов и «диктатура пролетариата» для коммунистов во всем мире»*.
Одной из распространенных, хотя и не присущих профессиональным историкам, ошибок является выведение преемственности инквизиции конца XV и XVI веков по отношению к появившемуся более чем за два с половиной столетия до этого церковному институту для борьбы со средневековыми ересями. Первая инквизиция, создание которой относится к 1233 году, ставила целью искоренение альбигойской ереси в Южной Франции. Этой инквизицией Рим управлял через генерала и других руководителей доминиканского ордена. Инквизиция XIII века оставила мрачную память, на ее счету десятки тысяч невинных жертв. И все же ее активность была ограничена преимущественно южной частью Франции. В XVI веке инквизиция становится учреждением, стремившимся распространить свой зловещий сыск на всю Европу и заморские владения европейских держав. Такие притязания определялись тем, что святой трибунал стал одной из ведущих сил в вековом конфликте. Королевская власть во многих странах с недоверием и недовольством смотрела на этот инструмент папской политики. В XV веке инквизицию считали учреждением, давно утратившим былое значение, и вряд ли кто-либо тогда мог представить себе, какую мрачную роль в жизни целого ряда последующих поколений было призвано сыграть новое судилище, присвоившее себе старое название.
Созданная в 1478 году в Испании инквизиция была целиком и полностью делом королевской власти, хотя и получила санкцию Сикста IV и папа являлся формально главой нового трибунала. На деле испанская инквизиция была с самого начала ограждена от вмешательства Рима. (Римская инквизиция возникла более чем через полвека после испанской, в 1542 г., в разгар векового конфликта.) Испанская инквизиция состояла из 22 трибуналов, располагавшихся в самой Испании и в ее европейских и заморских владениях, верховного трибунала - Супремы. Персонал инквизиции делился на штатных чиновников, включая судей, теологических консультантов, тюремщиков, и «внештатных» - фамильяров. Обычно фамильяры, в отличие от судей, не принадлежали к духовенству и нередко скрывали свою службу в трибунале. Эти находившиеся на сдельной оплате лица выполняли роль то полицейских, то тайных агентов, выведывающих, против кого было выгодно обратить карающий меч инквизиции. Инквизиция стремилась обеспечить себе высокий общественный престиж. В созданные ею организации, вроде «Братства святого Петра-мучег ника», входили даже такие люди, как прославленный драматург Лопе де Вега.
