руках у бога флейта или палочка? Не пойму… и почему желто-зеленый нимб общий над обеими головами, нельзя ли по персональному нимбу? Похоже, художник крохоборничает?
Субон улыбнулся, записал на обороте эскиза замечания Тревора, вынул из стопки следующий. Экклз даже привстал от одобрения:
– Отлично, Барри! Это в моем духе. Как это называется?
Субон заглянул в шпаргалку:
– Кришна и Арджуна подули в свои божественные раковины.
– Вычеркните слово «свои», ясно, что подули в свои, – не в чужие же богу дуть.
Экклз молча любовался эскизом. «Неужели Субон хоть на минуту допускает, что меня интересуют эти картинки?» Но… все должно делаться основательно, о их центре идет слава, приезжают люди, смешно, но их прикрытие начинает и коммерчески себя оправдывать, хотя не идет ни в какое сравнение с основной деятельностью; зато налоговые лазейки будто специально придуманы для тех, кто связал свою жизнь со служением богам.
Субон терпеливо держал эскиз. «Мы ровесники или даже я старше, мог бы предложить мне сесть. – Субон чуть откинулся назад, сделал движение, будто затекла шея. – Когда Тревор спросит, приступил ли Рори Инч к делу? Сейчас, в самом конце или вовсе не спросит сегодня?»
Экклз вытянул костыли из-за ширмы, смахнул косую челку со лба, тяжело поднялся, худое тело беспомощно болталось на дюралевых распорках. Задевая носками ботинок ворс ковра, он приблизился к эскизу.
Субон, как и все в кабинете Экклза, делал вид, что давно привык к недугу Экклза и ничего не замечает, будто тот передвигается с легкостью конькобежца на льду. Тревор знал, что к его увечью нельзя привыкнуть и каждый в его кабинете мысленно молится: «Боже, спасибо, что не меня!» И еще Тревор знал, что все они пытаются представить, как устраивается Экклз в быту, как принимает ванну, как раздевается и одевается, как ходит в туалет, и устрашаются нечеловеческим усилиям, которые необходимо предпринимать, чтобы выглядеть на людях, как все.
– Божественные раковины маловаты, Барри, почти не видны, – Тревор ткнул в перламутровые извивы. – Золота тьма, впечатляет, особенно колесница, вся из золота, и балдахин, и даже небеса будто золотые. Ты настоял, Барри, чтоб золотой краски не жалели? И знаешь, здорово! И как тонко выписана резьба на колеснице, и воины золотые на золотых же лошадях – отменно! Может, выполнить по этому эскизу центральное панно? С колчаном стрел, как я понимаю, Арджуна? Похоже, он сидит, а Кришна стоит? Так не годится, Барри, нельзя сидеть в присутствии бога, неприлично, а в остальном – блеск.
Тревор приблизился к бронзовому Будде в углу кабинета, положил руку на голову божества, будто сообщая: вот видишь, как мы заняты твоими хлопотами.
Субон уронил один эскиз – Экклз повернулся на шум:
– Что это?
На эскизе младенец, вылезший из черепа, превращался на глазах последовательно в отрока, юношу, зрелого мужчину, старца и, наконец, умирал, и снова повторялась чреда превращений.
Субон, не глядя в шпаргалку, пояснил:
– Переход души из тела в другое тело после смерти. Следующее воплощение в зависимости от прижизненного поведения на земле.
Экклз поморщился:
– Выходит, нас, Барри, не ожидает ничего утеши тельного? Но… я думаю, что, если бог великодушен, он всех простит, а если придирчив, то никому не светит.
Экклз вернулся за стол. Попросил Субона налить сок, это и было предложением присесть. Субон с облегчением опустился в низкое кресло: казалось, Тревор сама любезность, редко срывается, ничем не подчеркивает своего положения, но Субон помнил участь тех, кто принимал такую манеру поведения Экклзв за чистую монету; Экклз полагал, что рядом с ним должны быть люди, видящие разницу между ним и собой. Что бы ни говорили Субону, тот уверился раз и навсегда: каждому приятно, когда перед ним цепенеют. Субон пил мелкими глотками, прикидывая, что ответить о Рори Инче, если Тревор поинтересуется.
Экклз допил сок и дружелюбно ожидал, когда закончит Субон.
– Много еще осталось?
Субон послушно поднялся. Эскизы замелькали разноцветными пятнами, и Тревор только повторял: «Так… так… так…» – и махал рукой – следующий. На одном Тревор задержал внимание: колесница, запряженная могучими разноцветными конями – красным, черным, белым, зеленым, синим…
– Что это? – глаза Тревора сузились.
Субон понял, что вопрос о Рори Инче неизбежен, заглянул в бумажку:
– Душа подобна седоку на колеснице материального тела, где разум – возница, ум – вожжи, а чувства – лошади… каждая тянет в свою сторону… – Субои вертел кистью так, чтобы солнце играло в золоте перстней.
– Мне не нравится – сухо заметил Тревор, – и вообще хватит Кришны на сегодня.
Субон быстро сложил эскизы, застыл в почтении, Экклз кивнул: можно сесть. Субон опустился в кресло, подтянул брюки.
«Опять у Барри пестрые носки!» – Тревор привычно глянул в мониторы: крыша пуста, в лифте никого, на дорожке, ведущей к особняку, ни души.
– Как дела у Рори?
Субон облизнул губы:
– Он приступил.
