— Знаешь, когда ты лежал в беспамятстве, ты был весь мой, а теперь я опять не знаю, когда тебя увижу.
В уголках ее глаз появились слезы, но я не дал им отправиться в их неспешный путь. Высушив их поцелуями, как всегда не смог остановиться — благо до ресторана ехать совсем недалеко. Уже после, отправляясь в ванную, я повернулся к моей любимой и спросил:
— Скажи мне, ты предохраняешься?
— Нет, — ответила Эльга. — А почему ты спрашиваешь, ты не хочешь от меня детей?
— Хочу, — замахал я на нее руками, — конечно, хочу! А кто-нибудь из твоих подруг ждет детей?
— Нет, по-моему, никто, — подумав, сказала она. — Правда, я давно уже ни с кем не встречалась. Хочешь, позвоню и узнаю?
— Не надо! Просто мысль одна промелькнула…
Я быстро привел в себя порядок и выскочил из дома.
Настроение было испорчено.
ГЛАВА 24
Я люблю московское Бульварное кольцо. Хотя это абсолютно иррациональное чувство — тут всегда пробки из-за неуклюжих трамваев. Зато здесь есть пруды. Гладкая поверхность воды притягивает не только неизвестно что потерявших там птиц, но и молодых и не очень людей, которые ведут себя столь странно, что наблюдать за ними всегда забавно.
Жизнь насекомых.
На травке разыгрываются античные драмы. Единство Времени и Пространства. Любовь, ревность, жуткие мелодии и соответствующее им исполнение. Кумиры и поклонники, сцены братания и взаимного возлияния с последующим мордобоем и лечением. Вокзальная жизнь. Но на воде она протекает чуть мягче и достойнее. Как-никак, вокруг ходят интеллигентные люди — театралы, завсегдатаи ресторанов и посетители модных магазинов. Театралы, конечно, замечаний делать не будут, но вот остальные, в случае чего, могут запросто выговор с занесением в грудную клетку выписать. Не собственноручно, конечно, а посредством охраны. Так что простым обитателям прудов возле мест скопления приличной публики вести себя нужно крайне сдержанно. Здесь жизнь бурлила всегда, но с приходом новых времен и в ожидании Страшного суда чрезвычайно оживились поклонники Булгакова — на Патриках день и ночь продолжались беззлобные мистерии. А на Чистых прудах любители поэзии и мелодекламаций под гитару состязались в остроумии сатирических прогнозов.
Ресторан «Ностальжи» я люблю давно — счастливое сочетание приятельских отношений с хозяевами, удачного месторасположения и хорошей, замечу, стабильно хорошей кухни. В начале двадцать первого века Москва превратилась в ресторанную Мекку. Деньги, хлынувшие в страну вслед за безумным ростом цен на нефть, принесли с собой мишуру роскошной жизни. Публика, ошалевшая от неправедного богатства, вдруг поверила в его заслуженность и, перестав стесняться собственного дурновкусия, возвела его в ранг элитарного образа жизни.
Дорогие рестораны открывались один за другим, соревнуясь в пышности и степени аляповатости интерьеров. Денег никто не считал — какой смысл считать ворованное, если счет любят только свои, кровные денежки, горбом да умом заработанные? Модные рестораны зазывали к себе поваров, завозившихся со всего мира. Ошалевшие от привалившего счастья заезжие итальяно-французско-японские шефы лихорадочно изучали русский язык по самой проверенной методике — в кровати с местной любовницей. И постепенно привыкали к истерикам со стороны своих хозяев, порой доходящим до рукоприкладства. Политика кнута и пряника действовала как нельзя лучше — иностранцы буквально из кожи вон лезли, стараясь удивить новыми блюдами непритязательную ресторанную публику.
Хотя со временем качество приготовления блюд отошло на второй план. Выяснилось, что умение шефа готовить к популярности ресторана никакого отношения не имеет. Место должно быть модным, а не вкусным! Намного важнее умение хозяина привлечь модную тусовку, задачей которой было демонстрировать себя и сопричастность этому лихорадочному балу мотыльков-пустоцветов нефтяного богатства. Так что шефы все больше превращались в шоуменов — ? им всего-то и нужно было уметь красиво выходить в зал и ослепительно улыбаться. А кто и как готовит, не столь важно — оценить все равно некому. Да и не пойдут в модные рестораны настоящие ценители — зачем время терять?
Все это было. Но теперь, после явления Даниила, жизнь уже никогда не будет такой. Вряд ли в час Страшного суда подсудимым зачтется гламурность в сочетании с нездешним эротизмом и наработанная скорость сворачивания стодолларовой банкноты в трубочку. Удивительно, как только модная тусовка не пыталась оправдать собственную пошлость — создавала себе кумиров, возводила в абсолют ложные идеалы и даже формировала модные политические движения, устраивающие перфомансы.
Для тех, кто не в теме: перфоманс — это модное слово, обозначающее никому не нужное и невероятно глупое действо. Его никто и никогда не заметит, однако если заплатить денег знакомым репортерам, то в газетах упомянут, а значит, можно будет отчитаться за освоенный бюджет, выторгованный у доверчивых политических лохов, которым, в свою очередь, надо отчитаться перед своими политическими боссами хоть в какой-нибудь общественно значимой деятельности. Приведу пример. Пишем ночью матерное слово на памятнике, а утром, все в Дольче — Габбане, модными тряпочками от Роберто Кавалли его стираем. Несостоявшиеся порнозвезды, возомнившие себя молодежными политическими деятелями, принимая позы, при которых их короткие кривые ноги казались изящными эпилироваными рожками, скандировали рифмованный бред, написанный для них по заказу. Меня всегда восхищали эти пассажиры с дипломами приличных вузов (последние по идее должны были платить немалые деньги за сокрытие информации о таких выпускниках). Они выпускают книги под своими именами, но даже не читают их. А литературные негры, посмеиваясь, лепят на заказ то книгу о модной одежде, то о вкусной и здоровой пище, то формулируют постулаты новых философских течений, призванных оправдать всю пошлость бытия их заказчиков.
Что ж, этому мирку пришел конец! По звонку от дяди Вовы в Рай не пробиться. Хотя, не скрою, заходов на меня и моих ребят было немало. Пришлось применить жесткие формы ответа, так что народ со временем подотстал со своими донельзя прогнозируемыми просьбами, за выполнение которых мне на время предлагались скучные силиконовые телеса и губы, готовые к любой форме проведения совместного досуга.
«Ностальжи», учитывая мое сегодняшнее настроение, звучало как-то недостаточно прощально. Точнее было бы — «Реквием по тусовке». Хм, кстати, неплохое название для модного романа.
ГЛАВА 25
Я подъехал вовремя и, как и следовало ожидать, слишком рано. Президент оставался верен себе — раньше чем через полчаса его можно было не ждать. Служба охраны уже была на месте и привычно разворачивалась для штатной работы. Достали рации, проверили частоту, рассредоточились по позициям — ребята проверяли помещение. Собаки, натренированные на поиск взрывчатых веществ, привычно обнюхивали все предметы вокруг. Здоровая суета перед приездом охраняемого объекта. Все в норме. Порадовало, что выгонять посетителей никто не стал, им даже старались не мешать.
У порога меня встречал Игорь Бухаров, мой давний знакомый и один из владельцев ресторана:
— Какая честь, Владимир! Как теперь прикажете к вам обращаться? — Хитрющая физиономия некогда скромного повара, а теперь одного из самых известных рестораторов, не могла скрыть иронии. Феноменальный запас сарказма помог Игорю выжить и в сложное советское, и в не менее трудное капиталистическое время. Уверен, что и теперь он устроился на загляденье.
