— Весь внимание, шеф! — подумал в ответ Табриз. — Мне подойти?
— Лучше не надо. У меня дома семейная сцена, так что пообщаемся мысленно.
— Как скажете, шеф! Какие указания? — Выясни, как обстоят дела с рождаемостью у нас в стране и за рубежом.
Конечно, я мог бы и сам вытащить всю эту информацию, достаточно лишь было пожелать ее получить, но мне очень хотелось пообщаться с хорошим человеком в момент семейной ссоры.
Между тем Эльга продолжала набирать обороты — теперь уже шел разбор моих человеческих качеств в применении к домашним делам. Из краткого обзора становилось ясно, что как член семьи я хуже домашнего животного — пользы от меня мало, а помощи по дому и вовсе никакой. Чужим людям, дескать, от моих якобы чудотворных способностей что-то и перепадает, а вот ей! И вообще, ей есть что поведать миру.
Мне стало интересно, что она имеет в виду. Вроде бы в интимной сфере у нас все было более чем хорошо. Хотя может быть, это традиционное для всех мужиков заблуждение, и моя любимая притворялась в каждое из чудных мгновений? Но все оказалось не так трагично. Имелось в виду следующее — не в церковь же ей идти свечку ставить или какое-нибудь там паломничество совершать, чтобы забеременеть. Неужели я не могу сам сотворить такую малость? Или уж если мне нельзя по каким-то там соображениям использовать свои способности в личных целях, то попросил бы дружка своего Билла, или уж самого нашего главного — Даниила.
Повисла пауза. Вопрос прозвучал, и по всем законам жанра я должен был ответить. Но я молчал. Я ждал информации от Табриза, хотя в этом не было никакой надобности. Я уже все понял, просто для чистоты эксперимента надо было дождаться официального доклада. Эльга сочла мое молчание пренебрежением и попыталась убежать в спальню, но я остановил ее движением руки. Нет, не подумайте, что я использовал свои сверхвозможности, мы еще в первые дни договорились, что у нас все будет естественно, без всяких хитрых штучек. Просто Эльга поняла, что внутри меня идет некий процесс — компьютер урчит и работает, а значит, результат вскоре будет объявлен.
Наконец в моей голове заговорил Табриз. Был он огорчен и встревожен.
— Шеф, не знаю, как эта проблема ускользнула от нашего внимания, — начал он.
— Слушаю тебя.
— Довольно странная ситуация. Во-первых, беременные женщины перестали появляться по всему миру сразу после вашей передачи на CNN с Даниилом.
Я поморщился и поправил:
— Не моей передачи, а Ларри Кинга…
— Как скажете, шеф. Во-вторых, те, кто уже ждал ребенка, очень быстро разродились, причем вне зависимости от срока беременности все дети родились абсолютно здоровыми. Их взросление происходит колоссальными темпами — ученые ломают голову над природой этого явления.
— Понятно. Спасибо.
— Хочу еще раз подчеркнуть, что новых беременностей не зарегистрировано. Акушеры уже не нужны как врачебная специальность. — Спасибо, Табриз.
— Владимир, а что это значит?
— То, о чем я говорил уже очень давно — какой смысл рожать новых, если и так скоро все закончится.
Закончив мысленный диалог с Табризом, я решил поведать Эльге горькую правду.
— Любимая, — произнес я, глядя ей в глаза, — детей больше не будет. И я говорю не только о нас с тобой, а обо всем человечестве.
Эльга посмотрела на меня как на умалишенного, несущего фармакологический бред. Впервые за время нашего знакомства в ее взгляде промелькнуло презрение. Было видно, как она ищет в своей памяти примеры беременных подруг или вспоминает семьи с новорожденными детьми, чтобы, вспомнив их, уничтожить меня. Но она очень скоро поняла, что таких нет. С маленькими детьми — да, но не с новорожденными. Ее глаза наполнились слезами, и очень тихо она спросила меня:
— Почему?
— Боюсь, что тебе не понравится мой ответ. Он будет довольно заумным, а ты такие объяснения не любишь.
Эльга выдавила из себя подобие улыбки:
— Не люблю. Но, если нет выбора, я потерплю.
— Дo Ноя люди жили долго, по нескольку сотен лет, и старость не приходила к ним — они рожали детей до самой смерти. Все изменилось, когда Господь прогневался на человечество и решил устроить Великий потоп. При этом Всевышний положил ограничение в сто двадцать лет на время человеческой жизни.
— Почему сто двадцать?
— Есть мнение, что именно столько лет понадобилось Ною для того, чтобы выполнить все указания Господа по строительству ковчега и его наполнению тварями земными. Так что дольше жить не имело смысла, потому что все и так погибнут.
— Какой ужас! То есть нам осталось так мало жить, что уже не имеет смысла рожать?
— Боюсь, что да.
— А у Ноя были дети? Я имею в виду не тех трех. Пока он строил, его жена рожала ему детей?
— Нет.
— А сразу после потопа?
— Нет, но надо учесть, что, когда потоп начался, Ною было уже шестьсот лет, да и после потопа он жил еще триста пятьдесят. Так что, может быть, в этом была причина. Сразу после потопа поступило прямое благословение Господа: «…плодитесь и размножайтесь и наполняйте землю». Так что внуков у него было множество.
— Чтобы были внуки, нужны дети, а у нас их нет! — Эльга больше не смогла сдерживаться и зарыдала. Глядя на любимую, я почувствовал, как у меня внутри все сжимается от жалости к ней и к себе. К горлу подступил горький комок, глаза застило слезами. Я стал глубоко дышать, пытаясь совладать с собой.
— И зачем же нам дальше жить? — спросила Эльга.
— Надеяться, — ответил я. — Ведь нам даже на двоих еще и ста лет нет. А потом, после Страшного суда, может быть, все и наладится, как в истории с Ноем. — Голос мой звучал неубедительно. Я не знал ответа на ее вопрос и был благодарен Эльге за то, что она не упомянула Даниила и не винила его во всех наших бедах.
В ту ночь мы больше не говорили. Эльга ушла в спальню, а я остался в кабинете. Я слышал, как она горько плакала, но понимал, что сейчас ей лучше побыть одной. Когда она успокоилась и заснула, я пришел к ней, лег рядом, обнял и пролежал так всю ночь.
Я не смог уснуть. И мы больше никогда не возвращались к этому разговору.
ГЛАВА 34
Уныние воцарилось в мире.
Или, быть может, только в моей душе, хотя разве этого не достаточно, чтобы краски жизни поблекли?
Царство Божие на Земле оказалось на редкость пресным блюдом. Грех — как специи, он придавал хоть какой-то вкус происходящему, а теперь? Кого ненавидеть? С кем бороться? Даже любить некого. Без детей любовь превращается в похоть, а это уже грех. Конечно, еще остается Даниил, но в моей жизни такая темка уже звучала — «счастливое» советское детство и всеобщая любовь к дедушке Ленину. Не работает. Любовь к Господу не замещает любви к женщине. Это правило едино для всех, кроме монахов. Что, превратим весь мир в один большой монастырь? Можно, конечно, но скучно…
