Затем наступил холод, и потекло немереное время, когда все застыло. И вот он был уже с ними — они даже не заметили — явился, сияя, как бронза и золото, словно солнце взошло во тьме, отражаясь от его чешуи. Его крылья разогнали мглу, и огонь пронизал их жилы. Но страшней всего были его глаза — глаза, лишенные цвета. Они стремились рассмотреть, какого они были цвета, но цвета там не было вовсе никакого.
«Ни к чему оружие, — сказал Найер Скейяк. — Ни к чему борьба. Листья вырастут снова, и озера станут чистыми — все будет так, как вы пожелаете».
И тетива расслабилась, и луки разогнулись. Застыли Ши потерянно и изумленно.
И последняя зелень исчезла.
Мев держала в руке свой дар — он горел, он хранил тепло даже тогда, когда все пропало, и эквиски замерли, задрожав, завороженные, как и эльфы. Он нависал, этот кошмарный зверь — он жаждал их, и то, что они имели с Келли теперь удерживало их.
— Нет! — промолвила она.
И еще громче воскликнул Келли:
— Нет!
И одна Ши шевельнулась. То была Арафель: она упала на колено, натянула свой лук — он изогнулся и дрогнул.
Дракон ринулся вперед, и стрела вонзилась в его леденящий глаз. Он взвыл, бросился назад, и крылья его подняли бурю и ураган.
А он все поднимался, теперь уже как тень, как струйка дыма; и, вертясь на месте, он скрылся куда-то за холмы. Вздрогнула земля, и наступила тишина.
А потом мир начал распадаться — и ветры разносили обрывки света и тьмы.
На берегах Эшберна, на песчаном холме царила тишина, тишина в разгар битвы — враг еще раз был отброшен назад.
Смерть снова была здесь. Бранвин видела ее. Ризи объяснил ей, кто это такая — темная союзница, то приходившая, то уходившая прочь: и Бранвин увидела привидения и прочие ужасы. Тут были твари рогатые, как олени, и с медвежьими клыками, и с волчьими глазами — пострашнее любого врага. Она укрылась за стеной щитов, за спинами людей, которых любила, в той крупице мира, что была еще оставлена ей. В воздухе летали стрелы, и щиты сотрясались от их ударов.
И вдруг настала тишина, словно мир затаил дыхание. Она встала и взглянула в неожиданно образовавшийся просвет, ибо щиты упали. Воздух был необычным и холодным, и сама земля словно заколебалась между светом и тенью, как бывает в предгрозовые мгновения.
— Где они? — кто-то спросил. — Куда они делись?
К ним приближался цокот копыт. Темная всадница приближалась к ним: и вдруг не осталось ничего — лишь холм, их маленький отряд, и умоляющая собеседница.
— Идемте, — сказала Смерть. — Ваше сражение закончено. Вы должны покинуть это место и как можно быстрее. Поверьте мне и идемте.
Бранвин замерла. Не то ее дыхание стало медленней, не то жизнь понеслась быстрее: она видела все, словно вокруг лишь занимался день, и мир лежал еще без красок. Наездница обратилась к ним снова.
— Предательница, — промолвил Барк. И щиты медленно сомкнулись; Донал поднял свой вверх, Ризи поднялся на ноги с древком Боглаха в боку, но и левой рукой он держал свой меч. — Мы заключили сделку, и ты не выполнила обещания.
— Весь мир рушится. И вам нет места в том, что будет. Госпожа Бранвин, иди ко мне. Иди скорее. Иди первой и приведи других.
— Нет, — ответила Бранвин, ответила тихо, но от всего сердца; и закричала, ибо, казалось, Смерть тянется к ним: — Нет! — мир дрогнул. — Уходи! Оставь моих людей!
— Вы мои. Эти люди принадлежат мне. — Смерть подошла ближе и обнажила меч — он заиграл зловещими огнями. — Ризи, Барк и Донал…
— Оставь их! — вскричала Бранвин. Она замерзла, сбегая с холма. Мужчины медленно шли за ней в бесцветном и страшном свете. Они пытались остановить ее, протягивали руки и таяли, как мир. — Оставь их, отпусти их, а я пойду с тобой.
— О боги, нет! — воскликнул Барк и, бросившись вперед с мечом, скрестил его с оружием Смерти. Железный клинок распался, оставив его безоружным. И мир завертелся вокруг них.
Цвет начал возвращаться — сначала бледный, как на большинстве лугов — оттенок зелени и прохлады. Мгла расступилась, пропуская солнце и деревья с серебристыми листьями, окружавшими их — а дальше складками расходились холмы.
— Барк! — воскликнул Донал. Но из всех только Барка не было рядом, и все духи покинули их. Все, что остались, потрясение взирали вокруг. Тишину нарушал только ветер.
— Милости просим, — пропел голосок. — Милости просим, о, золотая госпожа! О, проходите, проходите, проходите!
То был Граги, скорчившийся на камне. Рядом с ним стояли три пони и пегая кобыла.
— Граги, — промолвила Бранвин, — о, Граги, куда проходить?
— Вы уже здесь. Ступайте, ступайте за мной. Кто верхом, кто пешком — недалеко, недалеко, о мои люди, моя золотая госпожа, идите за мной, кто как может.
Ризи хотел идти, но не смог. Его люди подхватили его на руки и подняли на лошадь. Так же поступили они и с другими ранеными, и пони осторожно повезли их.
А Граги шел впереди, пританцовывая по дороге, все вверх и вверх по долине, а вокруг разворачивались холмы. Они шли из последних сил, в надежде на встречу.
Все тот же хутор лежал перед ними, разве что дом еще больше покосился.
Они двигались так быстро, как могли, в конце некоторые даже побежали, ибо с холма к ним неслись люди Кер Велла, а впереди всех двое рыжеволосых детей.
— Мев! Келли! — вскричала Бранвин и бросилась, чтобы заключить их в свои объятия. Мурна подбежала, и Шон, и кухарка, Шамара, Кован, и кузнец, и родня Донала — и не было недостатка в слезах, и смех мешался со слезами — они радовались тому, что удалось спасти.
— Нас привели эльфы, — сказала Мев. — Они здесь.
Последними подошли хуторяне со своим высоким рыжеволосым хозяином и его золотокосой женой.
— Проходите, — сказал этот Барк, столь похожий на их родного. — Милости прошу сюда и еще раз трижды милости прошу. Тут вам понравится больше, чем там, где вы были прежде, и оставайтесь столько, сколько пожелаете.
XVIII. Прощание
Пришла осень, а затем и зима, и Ши, проезжавшие мимо хутора, стали появляться реже и уже не приближались, мелькая на расстоянии, и чаще по ночам среди ветра и раскатов грома, налетавших, как зимняя буря.
Но как бы ни был глубок снег на полях, на хуторе было тепло и уютно, здесь всем нашлось место и занятие. Амбар с западной стороны дома был теплым и чистым; кое-кто устроился на сеновале — он обосновался повсюду, этот народ Кер Велла, словно птицы, и снова начал смеяться, когда ужасы миновали, а раны стали залечиваться. Дети играли с детьми хуторян и строили снежные крепости, а крестьяне уже поговаривали о весне.
И весна пришла. Снег растаял под неярким нежным солнцем, ночи стали теплее, подули ласковые ветра, и луна зазеленела необычным светом.
— Пора сеять, — сказали хуторяне, и на следующий день на крыльце лежали наточенные плуги и прочий инвентарь.
— Кто это сделал? — спрашивал люд Кер Велла.
И Граги отворачивался с умным видом.
А как-то вечером в ручье, протекавшем мимо хутора, появились фиатас в виде двух черных лошадей, кормившихся у берега; а в другой вечер черный конь, резвясь, начал скакать через изгороди и носиться по полям.
— Это, верно, Ши, — сказал Келли, и сердце его заныло от какой-то тоски.
