несколько новых костюмов и устроить себе в молочной очаг, потому что Мармадьюк явно не собирался делать этого до холодов. Плюс еще осталось бы на несколько месяцев безбедной жизни и пива в «Галопе». Поразительно, как люди выбрасывают такие деньги.
— Я мог бы наскрести семь-восемь фунтов, — сказал Грейтхауз, морща лоб. — Ну, десять, но не больше.
— Ваши чувства и намерения делают вам честь, сэр, — ответил Мак-Кеггерс с легким поклоном. — Но были бы и другие расходы. Только в прошлом месяце Дэниэл Педжетт подавал прошение лорду Корнбери о вольной для своего раба Вулкана, чтобы тот мог открыть кузницу. Насколько я понимаю, лорд Корнбери потребовал и получил за свою подпись десять фунтов.
— Ах ты ж твою… — Грейтхауз запнулся, но Берри промолчала, и он закончил: — мать!
— Мне очень жаль, — сказал ему Мак-Кеггерс. — Но таково положение дел.
Грейтхауз что-то еще говорил, но Мэтью видел, что весь пар из него вышел. Очевидно, Кэтрин Герральд оставила деньги на содержание конторы, но такая сумма явно не рассматривалась. Мэтью это знал, и Грейтхауз это знал. И Мак-Кеггерс знал тоже.
Наконец Грейтхауз произнес, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Наверное, мы пойдем. — И сделал еще последнюю попытку, потому что в его натуре было колотиться в каменные стены: — Как вы думаете, если бы Ван Ковенховен знал о талантах Зеда, он бы прислушался к голосу разума?
— Можно попробовать, — был ответ, — но скорее всего это только заставило бы его повысить цену.
— Да, понимаю. Что ж, спасибо вам.
Грейтхауз еще посмотрел, как работает Зед, потом резко повернулся к двери.
Мэтью уже готов был идти за ним, и тут Берри задала вопрос коронеру:
— Простите, но я хотела бы знать… Зед умеет писать или читать?
— Не по-английски, но, быть может, на своем родном языке. У него никогда не было повода читать или писать на той работе, что он для меня выполняет. Он только следует инструкциям, которые даются словами или жестами.
— Тогда, если позволите спросить, почему вы так уверены в его уме?
— По двум причинам, — ответил Мак-Кеггерс. — Первая — он выполняет инструкции совершенно точно. Вторая — его рисунки.
— Рисунки? — спросила Берри, и Грейтхауз, оглянувшись, застыл на пороге.
— Да. Вот некоторые. — Мак-Кеггерс подошел к дальней стене и снял с книжного шкафа несколько листов бумаги. — Не думаю, чтобы он был против, если я их покажу, — сказал он, хотя Зед повернулся на стуле и смотрел очень пристально, так что у Мэтью мурашки по коже побежали от страха: вдруг этот человек решит, что его рисунки не предназначены для чужих глаз?
Мак-Кеггерс отдал рисунки Берри, и она их взяла. Теперь настала очередь Мэтью заглядывать ей через плечо. Грейтхауз тоже подошел сзади посмотреть.
— Он их пачками рисует, — объяснил Мак-Кеггерс. — Моими грифелями. И ломает их как спички, надо признать.
Понятно было почему. Некоторые штрихи просто прорывали бумагу. Но теперь Мэтью знал, зачем Зед столько времени проводит на крыше Сити-Холла.
На первом рисунке был вид Нью-Йорка и Больших Доков с наблюдательного пункта Зеда. Только это не был город и доки, которые Мэтью видел каждый день: жирные черные контуры зданий и похожие на каноэ очертания парусных судов принадлежали более примитивному миру, где кружок солнца обводили и обводили, пока не сломалось острие грифеля, оставив поперек рисунка уродливый мазок. Он был чужим и недружелюбным, этот мир, где черные линии вырывались из квадратов труб, а внизу застыли на полушаге фигуры людей. Кошмарным сном веяло от этого рисунка — только черное и белое, и ничего посередине.
На втором было изображено, очевидно, кладбище церкви Троицы, только надгробия очень напоминали здания с первого рисунка, и деревья стояли узловатыми безлистными скелетами. А возле могилы — это человек, или просто грифель раскрошился окончательно?
Третий рисунок был совсем другой. На нем была просто стилизованная рыба, щетинящаяся чем-то вроде колючек и окруженная волнистыми линями воды. На четвертом тоже была рыба, и на пятом — последнем — рыба, составленная из кругов и квадратов, с разинутой пастью и единственным вытаращенным глазом с дырой посередине — где грифель проткнул бумагу.
— Он много рисует рыб, — пояснил Мак-Кеггерс. — Почему — понятия не имею.
— Очевидно, рыбаком был. — Грейтхауз наклонился над другим плечом Берри посмотреть на рисунок. — Я говорил Мэтью, что племя га…
Он не закончил фразу: метнулась вперед большая черная рука и схватила бумаги, которые держала Берри. Девушка побледнела и вскрикнула. По правде сказать, Мэтью тоже пришлось подавить возглас тревоги, да и колени у него слегка подкосились, когда Зед вдруг оказался рядом — там, где его мгновение назад не было. Грейтхауз не шелохнулся, хотя Мэтью ощутил, как он подобрался, готовый, если понадобится, нанести удар.
Испещренное шрамами лицо Зеда осталось бесстрастным. Угольно-черные глаза смотрели, не отрываясь, не на Берри — на рисунки. Он потянул их едва ощутимо, и девушка тут же их выпустила. Раб повернулся, направился с рисунками в руке к своему месту, и Мэтью восхитился, что даже шагов его не было слышно.
— Еще один из его талантов, — объяснил Мак-Кеггерс. — Он когда хочет, умеет двигаться бесшумно, словно тень. — Коронер откашлялся. — Кажется, я обманул его доверие. Приношу вам свои извинения за возможные неприятные ощущения.
Собственные неприятные ощущения Мэтью не волновали, а вот неприятные ощущения Зеда и их возможные последствия — весьма.
Раб закончил укладывать инструменты. Держа в руке свои рисунки, будто оберегая от возможных посягательств, он закрыл ящик и запер его на задвижку.
— Он много рисует? — спросила Берри. Краски стали возвращаться на ее лицо.
— Один или два в неделю. У него их полный ящик под кроватью.
— Я тоже рисую. Мне интересно… он не хотел бы посмотреть мои работы?
— Если он и не хотел бы, — ответил Мак-Кеггерс, — то я — определенно да.
— Я хотела сказать… это мог бы оказаться способ общения с ним. Услышать, что он хочет сказать. — Она посмотрела на Грейтхауза. — Воспользовавшись языком рисунка.
— Вполне стоит попробовать. — Энтузиазм его куда-то пропал. В глазах погасла искра, которая там горела до упоминания суммы в тридцать два фунта. — Как вам будет угодно. Спасибо, что уделили нам время, Мак-Кеггерс.
Грейтхауз бросил еще один взгляд на Зеда, по спине которого читалось, что прием окончен, и направился под скелетами к входной двери.
— Я с надеждой жду нашей следующей встречи, — обратился к Берри Мак-Кеггерс, а Мэтью ощущал себя третьим колесом в тачке. — И надеюсь, в ваш следующий визит я смогу напоить вас чаем.
— Спасибо, — ответила она.
Мэтью испытал облегчение, выходя вместе с нею из царства коронера и спускаясь по лестнице.
На Уолл-стрит, по дороге к Ист-ривер, Берри все говорила о рисунках Зеда.
— Полная естественность, — сказала она. — Стихийная сила. Тебе так не кажется?
Мэтью пожал плечами. С его точки зрения, такой рисунок мог быть создан пациентом общественной больницы для душевнобольных колонии Нью-Джерси, что возле Вестервика. Он как раздумал, стоит ли об этом упоминать, как из щели между домами выскочила черная кошка и перебежала дорогу. Мэтью замолчал и стал высматривать, нет ли где бешеных быков, сусличьих нор, куч лошадиного навоза или чего-нибудь еще, что мог бы подбросить дьявол на его пути.
