Он повернул лошадей в грязь прочь от дороги. Они с Мэтью сразу увидели рядом с хижиной что-то вроде небольшого сарая, и им обоим стало совершенно наплевать, что там лепечет Слотер о необходимости двигаться к Форт-Лоренсу. Они промокли, замерзли, и вообще эта поездка им не нравилась — каждому по своей причине. Свет фонаря за ставнями на остаток этого дня был для них ничем не хуже блеска золота.
Это если обитатели дома их примут, что еще большой вопрос.
— Мэтью! — скомандовал Грейтхауз. — Постучи в дверь.
— Я? Почему я?
— Ты одет как джентльмен. Промокший до костей, но все же джентльмен. Давай.
Мэтью слез с фургона, поднялся по трем каменным ступеням на крыльцо, поддерживаемое большими плоскими камнями. Строение было сложено из бревен, скрепленных глиной — как и все прочие постройки Нового Единства. Все здесь было исхлестано непогодой, потемневшее, унылое. Окна крепко закрыты ставнями, но сквозь щели пробивался свет нескольких свечей. Мэтью оглянулся на Грейтхауза — тот сидел со всем достоинством, которое удалось сохранить под холодным пронизывающим дождем, — потом согнул пальцы в кулак и постучал в дверь.
Подождал не без волнения, услышал шаги по половицам.
— Кто там, прошу прощения? — послышалось из-за двери. Слабый и тихий голос, но в нем была нотка ожидания. Голос старика, подумал Мэтью.
— Путники, — ответил он. — Нас застигла непогода, не могли бы мы у вас переждать? Или хотя бы в вашем сарае?
Последовала долгая пауза. Потом вопрос:
— А сколько вас?
— Трое.
— И вы едете… куда?
— Форт-Лоренс, — ответил Мэтью.
Снова пауза. Мэтью подумал было, что человек ушел. И вдруг дверь резко открылась. Выглянувший старик держал свечу в деревянном подсвечнике. Дрожащий свет красил его оранжевым и желтым. Он был тощий, костлявый, среднего роста — в молодости он, наверное, был высоким, но сейчас спина его согнулась под суровым бременем лет. Лицо представляло собой переплетение линий и впадин, как будто кто-то оставил под дождем карту, а потом небрежно смял ее в кулаке. Уцелевшие клочки волос по-зимнему белые и тонкие, как первый иней, но седые брови густели летней кукурузой. Он наклонил голову влево, потом вправо, и Мэтью понял, что запавшие глаза старика видят его лишь как тень в форме человека.
— Заходите все, прошу, — пригласил старик, открывая дверь пошире.
Мэтью махнул Грейтхаузу, показывая, что просьба удовлетворена.
— Входите, входите, грейтесь, — говорил старик.
Мэтью подождал, пока не убедился, что Грейтхауз сам сумеет извлечь арестанта из фургона, потом вошел в хижину прямо к весело потрескивающему огню, положил пистолет на каминную полку, снял треуголку и с наслаждением ощутил охватившее его тепло.
— Я Джон Бертон. — Старик оставил дверь открытой для двоих оставшихся гостей и подошел к Мэтью. Рука была в старческих пигментных пятнах, но не дрожала, когда он поднял свечу к лицу Мэтью. — А ваше имя, сэр?
— Мэтью Корбетт. — Он услышал лязг цепей. — Мистер Бертон, я должен вас предупредить…
Его прервал грохот ядра, которое Слотер нес скованными руками и уронил на доски перед дверью. Мэтью вздрогнул, подумав, что гости в хижине незнакомого человека не должны были бы в первые же минуты ломать крыльцо.
— Ох, простите, — сказал Слотер, появляясь в дверях и сгибаясь под тяжестью железа. — Несу тяжелое бремя, сэр.
— Сядь, — велел ему Грейтхауз. Сбросив с плеч тяжелый плащ, он швырнул его арестанту. — Грязь с ног вытри перед тем, как заходить в дом порядочного человека.
— Будь у меня ботинки, может, ноги и не были бы такие грязные, сэр?
Надо отдать должное самообладанию Джона Бертона: он лишь слегка вздрогнул, когда упало ядро, и не выронил свечу. В более сильном свете Мэтью увидел, что глаза у Бертона почти сплошь мутные, и подумал, что они должны быть цвета лондонского тумана. Возможно, этот человек не полностью слеп, но от его былого зрения явно осталось немного.
— С вами человек в цепях, — сказал Бертон, снова наклоняя голову то вправо, то влево. — Арестованный. Вы его везете в Форт-Лоренс?
— Да, сэр, — ответил Грейтхауз. — Меня зовут Хадсон Грейтхауз, мы с Мэтью из Нью-Йорка. И весьма благодарны вам, что пустили нас обогреться.
— У вашего арестанта есть имя?
— Тиранус Слотер, к вашим услугам, — отозвался тот, сидя на крыльце, где поганил плащ Грейтхауза о свои грязные ноги. — А вы?..
— Джон Бертон. Следовало бы сказать, преподобный Джон Бертон. Я был здешним священником… — Он запнулся, потом твердо сказал: — Я здешний священник. Подберите ваши цепи и заходите.
— Еще раз уронишь ядро, — предупредил Грейтхауз, когда Слотер с трудом поднялся, — я тебе оба твои ядра сапогом разобью. Понял?
Слотер посмотрел на него исподлобья, согнувшись, и криво усмехнулся:
— Свои угрозы можете засунуть себе в карман, сэр. Я даю слово джентльмена вести себя как можно лучше. Это вас устроит?
Грейтхауз рукой показал ему, чтобы входил. Потом поднял плащ, осмотрел его с отвращением и бросил на крыльцо на кучу мокрых листьев. Закрыл дверь, прошел мимо Слотера и остановился рядом с Мэтью, погрузившись в тепло очага.
— А-ах! — сказал он, расставив руки. — Так-то лучше.
— Извините, что мы в таком виде, — сказал Мэтью священнику, сообразив, что с них на пол натекли лужи.
Он оглядел комнату и увидел, что Бертон, пусть и полуслепой, содержит жилище чисто и опрятно. Конечно, это не нью-йоркский дом никоим образом, но и не такая жуткая дыра, какой кажется снаружи. На полу подстилка из камыша. Два стула, один с подставкой для ног, перед каменным очагом. Круглый столик между ними. Дрова, сложенные на кожаной переноске возле очага. Стол побольше у противоположной стены, тоже с двумя стульями, рядом — старый кухонный шкаф, на крышке выставлены чугуны и сковородки, внутри — прочая кухонная утварь. Лестница без перил к антресолям, где, очевидно, спальное место. Мэтью заметил книжную полку с десятком томов, хотя как преподобный Бертон может читать — загадка. Простой сосновый буфет в глубине комнаты. Возле стены — кафедра проповедника, простая, но прочная, и на ней — толстая книга в черном кожаном переплете, что может быть лишь Библией. В углу возле кафедры нечто такое, отчего Мэтью не мог не приподнять брови: кучка соломы, похожая на гнездо, неизвестно для кого предназначенное.
— В каком виде? — Бертон поставил свечу на круглый столик. Еще две, уже почти огарки, горели в подсвечниках на каминной полке среди коллекции камней, судя по всему, речных, и на большом столе. — А, в смысле, что вы мокрые? — Он улыбнулся, и улыбка эта смела с его лица несколько лет. Мэтью увидел, что когда-то это был красивый мужчина с мощным квадратным подбородком и сияющими глазами. — Значит, я должен возблагодарить Господа за эту бурю. У нас редко бывают гости.
— У нас? — переспросил Грейтхауз.
— Мой друг Том пошел проверять силки.
— А! — ответил Грейтхауз, но Мэтью с неприятным чувством посмотрел на соломенное гнездо и подумал, не здесь ли спит Том. Конечно, священник не безумен, потому что вполне опрятен и нормально одет — темно-коричневые панталоны, серые чулки, белая рубашка и пара старых, но вполне еще пригодных коричневых ботинок. Нет, Том должен быть вполне человечьей породы, иначе кто же нарубил дров и принес их из лесу?
— Вы не возражаете, если я сяду здесь на пол? — поинтересовался Слотер. — Где никому не буду мешать.
