— А в чём же? — поинтересовался Иеронимус.
— Это предупреждение, — ответил Тильво.
— Кому?
— Мне, конечно же. «Пой песенки про любовь и не рыпайся, а то с тобой будет то же самое».
— И что ты решил? — поинтересовался Бротемериус.
— Ничего. А что тут можно решать? Судьба неизбежна, вопрос в том, хватит ли сил встретить её достойно.
— И хватит?
— Не знаю, — задумчиво ответил Тильво. — Но я чувствую, что я должен что-то сделать. Пока ещё сам толком не знаю что, но последнее время меня не покидает чувство, что грядут перемены. И даже если этот бедный человек умер из-за меня, не стоит забывать эти песни.
Сказать было легче, чем сделать. На самом деле Тильво боялся. Он боялся не столько пыток и мучительной казни, сколько того, что дорога, по которой его упорно ведёт судьба, не будет пройдена до конца. А это было гораздо страшнее, чем Воины Неба и даже то, что он больше никогда не сможет взять аккорд на своей чёрной дайле.
ГЛАВА II
На столе горели свечи. Их крохотные огоньки утопали в полумраке огромного зала. Уютно трещали дрова в камине. Человек с пепельными волосами в одиночестве сидел за столом.
Было тихо. Лишь где-то вдалеке слышалось унылое завывание ветра. Человек молча смотрел на колеблющееся пламя свечи. Затем он вздохнул и трижды хлопнул в ладоши. В зале еле слышно заиграла музыка. Безмолвные тени плавно заскользили по залу. В свете пламени они казались темно-синими. На столе появился кувшин, до краёв наполненный элем, и серебряная чаша. Звуки музыки еле слышно скользили под сводами огромного зала. Человек взял со стола кувшин и налил себе полную чашу. Он сделал большой глоток и поставил чашу на стол. Из недр его старого темно-зелёного плаща появилась трубка. Человек закурил. Колечки фиолетового дыма стали медленно подниматься к потолку.
Сегодня был один из дней поворотного года. Человек выпустил очередное колечко дыма и улыбнулся. Если то, что сказал вестник, свершится, то он вскоре вновь обретёт долгожданную свободу. Человек прикрыл глаза. Перед его мысленным взором предстала картина: юноша, идущий по полю. За спиной у него дайла, а на поясе меч. Впереди и позади юноши благоухающие зеленью и жизнью поля и леса. А вверху… Человек поморщился. Он сразу же ощутил острую боль во всём теле. Это было очень знакомое ощущение. Когда он мысленным взором обращался к тому, что в этом мире назвали Небом, он ощущал непомерную тяжесть. Словно на его плечи взвалили огромный камень и он не в силах был его сбросить на землю. Он мог на какое-то время притупить это чувство, но когда думал о Небе, тяжесть обострялась с новой силой. Даже спустя долгие годы он не смог смириться с этим чувством.
Человек поднялся со скамьи и расправил плечи, Боль немного отступила. Темно-синие тени плавно двигались по залу в такт еле слышной мелодии. В камине языки пламени лизали догорающие поленья. Человек взял со стола чащу и выпил её до дна. Шум крыльев. Хриплое карканье. На стол приземлился ворон. Он сложил свои чёрные крылья и уставился на человека тёмными глазами. В зрачках птицы плясали отблески свечей. Человек еле заметно взмахнул рукой, и ворон, вспорхнув со стола, опустился ему плечо. Человек еле слышно произнёс: «Телья, телья най хараш!»
Вечер, как всегда, подкрался совершенно незаметно.
Небо приобрело зловещий фиолетово-бордовый цвет и постепенно начало темнеть. Мост через крепостной ров был пока ещё опущен, но люди, стремившиеся попасть этим вечером в Терик, торопились. Времена были не очень-то спокойные, в лесах полно разбойников. Да и просто оставаться в одиночестве под зловещим Небом никому не улыбалось.
Хотя мост и был довольно широким, перед воротами образовался небольшой затор. Посвящённые и певец терпеливо ждали своей очереди у моста. Перед ними стояла телега с сеном, в которую была запряжена старая, но всё же довольно упитанная лошадка. Пожилой человек, хозяин повозки, усердно ковырял щепкой в зубах и нетерпеливо озирался по сторонам.
— Ну, сколько можно? Целый час уже стоим, а сдвигу никакого, — проворчал он неизвестно кому.
Стоявшие впереди него двое конных с большими луками за плечами, судя по одежде, скорее всего вольные охотники, оглянулись на старика и, состроив недовольные рожи, стали опять смотреть на ворота. Видимо, дед их окончательно достал своей болтовнёй. Посвящённые и Тильво стояли последними в очереди. К воротам они подошли совсем недавно и поэтому не успели ещё основательно заскучать. Тильво стоял, тупо уставившись в ров. Даже несмотря на то что уже было совсем темно и на крепостных стенах давно зажгли факелы, все равно можно было увидеть, что вода во рву очень грязная и мутная. Запах, конечно же, от неё шёл омерзительный.
Очередь наконец-то стала потихоньку двигаться. По всей видимости, стража производила досмотр какого-нибудь бродячего торговца. И в этом была вполне понятная цель — выбить побольше денежек и отобрать контрабанду, чтобы потом самим продать её скупщикам. Конные впереди надолго не задержались, и наконец в ворота заехал воз с сеном. Трое стражников, один лет пятидесяти, с длинными поседевшими усами и двое молодых, видимо, только недавно поступивших на службу, стали усердно шуровать копьями в стогу сена и, убедившись, что там ничего нет, пропустили деда в город.
Стражники хотели было придраться к Тильво, потому как у всех стражников во всех городах была патологическая ненависть к циркачам, комедиантам и певцам. Но, увидев, что Тильво путешествует в обществе двух посвящённых, решили не связываться с ним, а лишь взяли положенную плату за вход: один медяк за вход и два, как водится, в пользу храма Неба. Последний был формально добровольным взносом, но не платить его настоятельно не рекомендовалось никому.
Стоило друзьям немного отойти от городских ворот, как они услышали у себя за спиной скрип вращающейся шестерни, которая приводила в движение подъёмный механизм. Они были последними путниками, которых этим вечером пустили в город.
Тильво уверенно вёл своих друзей по узким извилистым улочкам Терика. Уже совсем стемнело, и Иеронимус с помощью Силы зажёг на ладони огонёк. Тильво не раз бывал в городе и хорошо ориентировался в лабиринте улиц даже ночью. Не раз и не два ему приходилось возвращаться за полночь, а то и под утро в гостиницу подобными запутанными маршрутами от очередной подружки, нередко в сильном хмелю. Поэтому ориентировался он почти машинально.
— Сейчас, ещё два квартала, и мы наконец будем на месте, — подбодрил он друзей.
— А что за гостиница? — спросил Бротемериус.
— Так себе, конечно, но зато стоит в тихом месте и не очень дорогая. А вот мы и пришли.
Они остановились у двери небольшого двухэтажного каменного здания. Перед массивной деревянной дверью, обитой снаружи железом, висел человеческий череп. Тусклый свет падал из глазниц, освещая зловещую вывеску: «Гостиница „Пропащая душа“».
— Куда ты нас привёл, Тильво? — усмехнулся Бротемериус. — Сам говорил, что приличная, а больше походит на разбойничий притон.
— Нет, подобные названия, наоборот, привлекают большое количество людей, в особенности романтиков. Здесь часто останавливаются бродячие артисты и музыканты. Хотя название этому городу подходит. — При этих словах Тильво криво улыбнулся.
— Кстати, череп ненастоящий, — резонно подметил Иеронимус, — дешёвая побрякушка.
Хозяин не сразу ответил на стук, вероятно, уже отправился спать. Но после настойчивых ударов мощного кулака Иеронимуса за дверью наконец-то раздались шаркающие шаги.
— Кто ломится на ночь глядя? Пошли вон! Заведение откроется завтра, — раздался писклявый голос хозяина.
— Бромир, это я, Тильво.
— Кто? — спросил сонный голос хозяина. — Какой такой Тильво?
— Ну, Тильво, певец. Я у тебя останавливался уже несколько раз. Неужели забыл меня, старый ворчун?
За дверью раздалось нечленораздельное не то хмыканье, не то покашливание, а затем заскрипел отодвигаемый засов. На пороге появился высокий худощавый человек лет сорока. Он был одет в длинную ночную рубашку, а на голове у него был смешной ночной колпак с кисточкой. В руках он держал подсвечник
