который должен был убедить заявительницу в серьезности его отношения к происшедшему.
— Фотографию мужа с собой захватили?
— Как же, захватила.
Женщина полезла в пластиковую сумку с каким-то пейзажем из красивой жизни. Пеночкин, решивший, что здесь он только напрасно теряет время, все же подумал, что на фото не лишним будет взглянуть: лицо иной раз помнится, а фамилия забывается. Но не фотография — нечто другое приковало его взгляд? А именно: журнал «Огонек», в который та фотография была вложена. Это и не журнал даже, а объединенные под одной обложкой, листочки из журнала — так делают, когда публикуемые с пометкой «Продолжение следует», повести и романы собирают воедино для домашней библиотеки. Обложка — вот что привлекло внимание Пеночкина. Ему казалось, что он уже видел ее раньше (что немудрено — «Огонек» самое популярное ныне издание). Но не то главное — видел или не видел. Он слышал описание этой обложки. Он слышал голос Константина Опрятнова, повторявшего зачем-то: «Там еще белый медведь на белом снегу и вертолет в синем небе». Костя объяснял, что в украденной у него сумке был лишь один предмет, принадлежавший ему — детектив Сименона, собранный из разных журналов, объединенный одной обложкой. Описывал он эту вещь так, словно именно этот детектив был самым главным в утерянной сумке, и так подробно его описывал. Он повторял описание обложки в разной вариации, видимо, не зная, что еще говорить, пока Пеночкин, улыбнувшись, не спросил, просто так, чтобы перевести Костины мысли в другое русло: «А еще какие приметы у вашего детектива?» Костя думал очень мало над этим вопросом. «А еще там я на полях схемку одну электрическую начертил...» И добавил: — «И расписался».
И вот теперь он видит этот журнал воочию: белый медведь, белый снег, синее небо и вертолет... Пеночкин невольно протянул руку к журналу.
— Разрешите!
— Пожалуйста, — с некоторым недоумением протянула Зульфия журнал. Вероятно, ей пришло в голову, что не очень-то тактичные люди в милиции: тут вопрос, можно сказать, о жизни и смерти человека идет, а он журнальчик посмотреть просит. Да и Петрову, вероятно, тоже так показалось: серьезный опрос по серьезному заявлению идет, а он неизвестно зачем пришел, а тут еще журнальчик полистать захотелось. Надо же понимать все-таки, что у человека, можно сказать, горе. А тут с журнальчиком...
А Пеночкин даже легкую дрожь почувствовал, перелистывая странички самодельной этой книжицы. Вот она — схема. И число и замысловатая Костина подпись. Он расписывался на своих показаниях, даже сличать не требуется: на эти завитушки еще тогда Пеночкин обратил внимание. Теперь никаких сомнений — это Костин детектив, им собранный, им сшитый, втиснутый под обложку с белым медведем. Но как он попал сюда? Какая связь между исчезнувшим Тенгизом и исчезнувшим Костей? Что все это означает? Тенгиз — похититель сумки? Эти деньги...
— Откуда это у вас? — стараясь не показать своего волнения, спросил Пеночкин.
— Откуда? — переспросила женщина, не сразу поняв смысл вопроса. А поняв, стала соображать. — Да муж и привез вчера. Почитай, говорит, интересно. Я было взяла, да какое там чтение? Весь вечер переживала да нервничала.
— А у него откуда?
— Вот этого я не знаю. Я и не спрашивала. Мало ли откуда взял. Почитать кто-нибудь дал...
— Но кто? Это очень важно. Для поисков вашего мужа.
Пришла очередь изумиться и Петрову. Что за фантастика? Какая связь между заявлением об исчезновении человека и журналами? Откуда у следователя сведения об этом журнале? (Петрову со стороны виделось, что это один журнал).
Зульфия смотрела на Пеночкина во все глаза, ничего не понимая. А тот поглощенный своими мыслями, глубоко задумался. Теперь ему бесспорным казалось одно: исчезновение этих двоих — звено одной цепи. Но как за него ухватиться. И он медленно, словно размышляя вслух, заговорил, обращаясь то к женщине, то к лейтенанту:
— Давайте по порядку. У меня есть веские основания считать исчезновение вашего мужа в определенной степени связанным с этим журналом, точнее выбранной из нескольких журналов детективной повестью. Мне известно, кто собирал эту повесть, но вам я пока ничего сказать не могу. Надо срочно выяснить, каким путем этот детектив попал к Тенгизу. Возможно, что это поможет нам быстрее найти его самого.
— Это что-то опасное? А как вы узнали, что это те самые журналы? А что за человек, у кого они были? Преступник? Ой, я боюсь...
— Не будем терять времени. На ваши вопросы, я, если бы и мог, все равно не имел бы права отвечать. Но мне известно пока не намного больше, чем вам. Пока... А вот вы на мои вопросы отвечайте и, по возможности, точно и подробно. Первый: когда появились эти журналы в поле вашего зрения? Сразу, как приехал муж?
— Да, он их выложил с пачкой других журналов и газет. Свежих, купил, пока домой шел. Но обратил мое внимание на этот. Интересно, говорит.
«Сименон, ясно, что интересно», — подумал Пеночкин, а вслух спросил:
— А где взял, ничего не сказал?
— А зачем? Мне и неинтересно. Принес и принес. Что это событие что ли какое? Ценность какая что ли? Почитали да выбросили...
— Понятно... Может, кто из товарищей по бригаде почитать дал?
— Не думаю. Там, как я поняла, охотников до чтения нет. Им бы выпить только...
— Ну, а что за люди? Где живут, чем занимаются, как зовут, возраст какой.
— Ничего не знаю. Тенгиз ничего о них не рассказывал. Бригадира, вроде, Аликом звать. Корреспондент еще какой-то, с работы за пьянку выгнанный. Но как звать, не знаю. И еще каких-то двое.
Выгнанного за пьянку корреспондента, пожалуй, можно будет найти. Даже в таком большом городе не так-то уж много подобных феноменов. Но ход размышлений следователя прервал лейтенант Петров. Похоже, он включился тоже, заинтригованный:
— Так ведь там, где они работали, им пришлось предъявлять паспорта. А уж денег-то без паспорта точно не выдадут... Наверняка все данные есть в бухгалтерии...
А ведь верно! Пеночкин с благодарностью глянул на Петрова.
— Хорошая мысль! Но где они работали? Это-то вы, думаю, знаете?
Женщина замялась.
— Да говорил Тенгиз, вроде...
— Ну как же, муж на целый отпуск уезжает, а вы даже не знаете куда? — и Пеночкин глянул на женщину с неприязнью: вот бабы, — лишь бы деньги мужик привез, а откуда — неважно. Где он их, каким способом заколачивает, роли не играет. Лишь бы побольше...
Но Зульфия вдруг встрепенулась:
— Ой, совсем забыла. Письмо Тенгиз ждал перед отъездом. Не дождался, велел переслать, как придет. И адрес оставил.
— Вот это дело! — вырвалось у Пеночкина. — И где же этот адрес? Дома поди?
— Сейчас посмотрю. Может, здесь где завалялся.
И она снова стала рыться в своей безразмерной сумке. Извлекла оттуда пачку бумаг, стала перебирать их, приговаривая: «Захватила на всякий случай кой-какие Тенгизовы бумажки...»
Этот поиск увенчался успехом. Что он даст, этот результат, для главного поиска — сказать трудно. Но Пеночкин впился в бумажку глазами с надеждой.
— Ну что ж, — пробормотал он, — сорок километров это не так уж и много...
О расстоянии он знал: ему приходилось бывать в обозначенном на бумажке населенном пункте.
Ничего не поделаешь: чтобы узнать адреса людей, живущих поблизости, которые ходят рядом, придется проделать эти сорок километров туда и обратно. Причем, срочно. Машину для такого дела начальство, конечно, разрешит взять. Надо идти договариваться.
— Решили ехать? — спросил Петров. — Возьмите и меня с собой. Как-никак мне ведь тоже поручено вести этот поиск.
— Согласен, — даже немного обрадовался Пеночкин.
