Василий Бора
Эпицентр
Вездеход заблудился окончательно и бесповоротно. Уже шестое, серое и унылое утро встречал он в этой глуши, где солнца и в полдень почти не видно, да и рассвет казался прорывом гигантского гнойника, а не восходом жизнетворного светила. Вездеход не знал названия этого леса, и понятия не имел, каким образом он попал сюда, когда бежал без оглядки, спасаясь от химер, но одно помнил крепко: он не имеет права умереть! Ни за что, ни в коем случае, и ни при каких обстоятельствах не мог он позволить себе роскошь отчаяния или спокойствие смерти. Жизнь Вездехода не была его собственностью, и, следовательно, он не мог распоряжаться ею по собственному усмотрению, не мог, сдаваясь беспощадной судьбе, просто лечь и умереть. Не имел права. Его ждали, на него надеялись, от него ожидали помощи и поддержки, защиты и покровительства. У него были дети и жена, которые, потеряв кормильца, остались бы без всякой опоры. Поэтому он раз за разом вытаскивал из глубокой грязи ногу и делал следующий мучительный шаг. Липкая и тяжёлая, холодная грязь методично высасывала из человека последние капли сил, а бурелом вставал на пути сотнями колючих шлагбаумов. Но шли часы, проходили сутки, а человек не сдавался. Полуслепой от усталости и голода, он механически пёр напролом, и концентрировал всё своё внимание и волю на преодолении очередного препятствия. Всегда исключительно только того, которое нужно было преодолеть в данный момент. Иначе было нельзя. Задумайся он на секунду о беспросветности собственного положения или о длине всего предстоящего пути – и силы бы тотчас покинули его. А так он говорил себе: ещё шаг, ещё один, перелезть дерево, перешагнуть яму – это я смогу, это ещё по силам, а там видно будет! Вперёд, всегда только вперёд!
К концу шестого дня, человек, скорее похожий на упрямое пресмыкающееся, чем на разумное существо, очнулся от того, что перед ним не оказалось никакого преодолимого препятствия. Минуты две простоял он в тупом оцепенении, прежде чем в глазах засветились искорки возвращающегося разума. Вездеход оглянулся и удивлённо констатировал, что перед ним нет больше деревьев и кустов, а под ногами не грязь, а старый и растрескавшийся, но крепкий асфальт. Оглянувшись, он увидел, что дорога острым краем начиналась прямо у кромки леса, откуда ему удалось только что вырваться. Складывалось впечатление, что по каким-то неведомым причинам растительность никак не могла захватить этот клочок чистого пространства. Остановленная у края асфальта, жухлая трава высоким валом нависала над дорогой, а деревья, которые росли здесь много гуще обычного, жадно протягивали свои хищные лапы в сторону поляны. Что бы это ни было, что бы ни останавливало растительность, Вездеход был благодарен ему от всей души. После десятков часов, проведённых в борьбе с зарослями и болотом, идти по асфальту казалось сказочно легко и приятно. На поляне виднелись какие-то старые развалины, угадывались контуры большого дома и множества хозяйственных пристроек. В сторонке стоял чудом сохранившийся внушительных размеров сарай с бревенчатыми стенами. Большие камни из фундамента дома блестели от ноябрьского инея, создавая впечатление ложной чистоты. 'Скорее всего, здесь был раньше большой хутор или дом лесника с маленькой лесопилкой. Богатое было место – гляди, какие гранитные глыбы притащили для фундамента!' – подумал Вездеход. Его мысли уже крутились вокруг чая, остатки которого он приберёг в рюкзаке и который в мокром лесу никак не мог сварить, ибо сырое дерево под постоянно моросящим дождём только дымило и не желало гореть. Голод болезненной судорогой скрутил желудок, еда закончилась четыре дня тому назад, и в данном положении даже простой чай казался вершиной мечтаний.
– В сарае наверняка найдётся парочка сухих досок для костра, наконец-то будет возможность согреться и просушить обувь и одежду, – подумал сталкер. Впервые за последние несколько суток он серьёзно начал верить в благоприятный исход своего приключения, в сердце шевельнулся огонёк оптимизма. Верный сталкерским инстинктам он, прежде всего, решил тщательно осмотреть всю поляну, нет ли тут мутантов, аномалий или другого источника опасности. Навык, намертво вбитый в голову годами, проведёнными в Зоне, оказался сильнее даже усталости и дикой жажды выпить горячего чаю, которым он бредил всю дорогу сюда. Сняв с пояса обрез (тяжёлый автомат с патронами он бросил на вторые сутки, так же как и бесполезный пистолет с боезапасом) Вездеход сперва достал из кармана сухую пачку патронов и перезарядил ружьё. После этого он тщательно осмотрел все развалины пристроек, первым делом ища подвал или погреб – любимое место жительства всякой нечисти, но, слава Богу, таковых здесь не нашлось. Сарай он решил оставить напоследок, ибо делать лишние круги в наступающих сумерках ему хотелось меньше всего на свете. Проходя мимо развалин дома, человек заметил нечто странное: несмотря на то, что дом был разобран по камням и практически сравнен с землёй, у бывшего фасада остался стоять большой фрагмент стены с входной дверью. Добротная резная дубовая дверь казалась нетронутой. Остановившись перед ней и с интересом рассматривая причудливый орнамент, состоящий из дубовых листьев и оленей с ветвистыми рогами (всё-таки здесь было лесничество!), Вездеход заметил, что из щёлочки под дверью сочится мягкий свет.
– Что за чертовщина! – прошептал сталкер и рефлекторно поднял обрез.
Осторожно обойдя кусок стены, он удостоверился, что с другой стороны нет ничего кроме битого кирпича и мусора. Опять став перед дверью, он снова увидел свет и в придачу как будто почувствовал запах чего-то давно забытого и домашнего. Тоненькая полоска света гипнотизирующей силой влекла человека, нося в себе обещание тепла и уюта. Вездеход только сейчас заметил вычурную латунную ручку, и ему вдруг захотелось, взявшись за нее, войти внутрь. Испугавшись своего странного желания, он быстро отступил два шага и потом, снова обойдя стену сзади, увидел там такую же ручку. Но с этой стороны никакого света и в помине не было.
– Ты чё, мужик, деревяшки испугался! – ругнувшись вполголоса, Вездеход взялся за ручку и медленно открыл скрипучую дверь. Переступив порог, он оказался на том месте, где стоял пять минут тому назад. Ничего чрезвычайного не случилось.
– Ну и на что ты рассчитывал, болван? – пристыдив самого себя, он в сердцах захлопнул за собой дверь. Как только дверь закрылась, из-под нее опять заструился свет. Озадаченный сталкер постоял секунд десять и, наконец, решившись, нажал ручку и осторожно открыл дверь, держа обрез наготове. По мере того, как открывалась дверь, яркий свет выхватывал всё более широкую полосу из владений ночного пустыря перед домом. Ослеплённый и заинтригованный, Вездеход шагнул в свет, автоматически закрыл за собой входную дверь и остановился на пороге. Глаза медленно привыкали к свету.
Первое, что достигло сознания, ещё до момента, когда зрение прояснилось, был запах. Миллион полузабытых ощущений и мыслей ураганом нахлынули на замершего человека. В мозгу стремительно мелькали давно похороненные осколки воспоминаний: бабушка печёт пончики, мажет их домашним абрикосовым вареньем и посыпает сверху ванильным сахаром-пудрой. Мама ставит на праздничный семейный стол большой поднос с телячьими отбивными размером с тарелку. Хохочет во всё горло компания шальных школьных друзей, собравшаяся в конце дедушкиного сада вокруг мангала со шкварчащими шашлыками. Ароматные восковые свечи на рождественской ёлке отражаются в тёплых глазах жены, ласкающих его сквозь полутьму.
Целый вихрь ярких образов и чувств затопили измученные разум и душу. В чувство Вездехода привёл незнакомый голос:
– Вытри ноги, сынок! Незачем в доме грязь разводить. Да что ты стоишь в сенях, заходи милый, иди, умой руки и мигом за стол! Простынет суп-то.
Сталкер слышал слова и понимал их смысл, но не верил своим ушам, медленно, боязливо, он открыл сначала один, а потом и второй глаз. Он стоял в просторных сенях-веранде, а сквозь дверной проём виднелась большая кухня с широким дубовым столом на резных ножках. Узор на них был тот же, что и на двери. Около стола стояла немолодая уже женщина с приятным, добрым лицом и манила его рукой. Вездеход понимал, что этого нет, просто не может быть, но у него не хватало сил противиться видению из прошлого. Уставшая психика сдалась, и минуту потоптавшись на месте, он покорно вытер ноги и спросил:
– Где можно умыть руки, матушка?
– Справа от тебя ванная комната, где же ещё, как не там? – ответила женщина. – Там можешь сбросить свою одёжку, я приготовила сухое.
Повинуясь сказанному, Вездеход зашёл в неестественно чистую ванну и начал стягивать с себя
