Он вдруг понял, что сам Рох боится Моргейн, избегает ее, поскольку она убила всех его предков и имела власть почти над всем Каршем. Но Рох был мертв. Моргейн, видевшая это, сказала, что он мертв. Вейни сжал обе руки на холодных ножнах Подменыша, отворачивая глаза от огня и видя, что Джиран проснулась и смотрит на него. Она знала Роха. Моргейн поручила это дело ему, и он думал о том, как выяснить, где же правда. Но при этом ему вовсе не хотелось ответов.
Неожиданно девочка вскочила на ноги, и он вскочил тоже, и пересек ей путь до того, как она смогла сделать еще два шага. Он схватил ее за руку и опять усадил на плащ, держа Подменыш на безопасном расстоянии в другой руке. Она вскочила и довольно ощутимо ударила его по шлему, и Вейни в гневе встряхнул ее. Она во второй раз ударила его, и тогда он ответно ударил ее, довольно больно, но она не закричала. Ни один звук не вырвался у нее, кроме нескольких вздохов. Ни один звук, которым женщина могла бы просить помощи у женщины, но только не у Моргейн. Он знал, кого именно она больше всего боялась. И когда она прекратила бороться с ним, ослабил хватку, будучи уверенным, что теперь она не убежит. Она высвободилась и стояла спокойно, тяжело дыша.
— Успокойся, — сказал он, — я не трону тебя. Будь умницей, а то разбудишь мою госпожу.
Джиран подобрала белый плащ Моргейн и накинула на плечи, закутавшись до подбородка.
— Отдай назад моего пони и мои вещи, — сказала она.
Ее акцент и дрожь в голосе затрудняли понимание того, что она говорит.
— Позволь мне уйти. Клянусь, что я никому не скажу. Никому.
— Я не могу, — сказал он. — Я не могу без ее разрешения сделать это. Однако мы не воры.
Вейни дотянулся до своего пояса, нашел маленькую чайку и протянул ее девочке. Та схватила ее, стараясь не касаться его руки, и спрятала где-то на шее под подбородком. Джиран продолжала смотреть на него дикими темными глазами, блестящими в отблесках огня. Из-за синяка на щеке левый глаз казался темнее.
— Ты его кузен? — спросила она. — Или его враг?
— В моих краях, — ответил он, — это вещи вполне совместимые.
— Но он был добр ко мне, — сказала Джиран.
Вейни горько ухмыльнулся.
— Тебе это вполне могло показаться.
Неистовый взгляд ее глаз был как физический отпор, напоминающий ему, что даже у крестьянской девочки есть врожденное чувство чести, которое он уже потерял. Она выглядела очень маленькой и напуганной всем происходящим. Через мгновение он отвел взгляд в сторону.
— Извини меня, — сказал он.
Она продолжала хранить молчание, все еще дыша так, словно бежала.
— Как ты встретилась с ним и когда?
— Прошлой ночью, — сказала она, произнося слова с разными акцентами. — Он пришел к нам, раненый, и мои сородичи пытались обворовать и убить его. Но он дал резкий отпор. Он мог убить всех их, но он не стал этого делать. Он был очень добр ко мне.
Ее голос дрожал от усилий сделать так, чтобы ее было легко понимать.
— Он ушел, ничего не украв, даже того, в чем мог нуждаться. Единственное, что он взял — это то, что принадлежало ему, и то, что я отдала ему.
— Да, он дай юио, — ответил он ей, — джентльмен.
— Великий лорд?
— Именно таким он и был когда-то.
Ее глаза оглядывали его сверху вниз и казались вопрошающими.
А кто ты? — представлял он себе ее мысли, надеясь, что она не спросит. Стыдясь своих незаплетенных волос, значения белого шарфа, того, что он илин. А может быть, она поняла это, заметив разницу между ним и кайя Рохом, его высокорожденным кузеном. Он не смог бы всего объяснить. Подменыш лежал поперек его колена. Он беспокоился о нем, словно это была живая вещь. К тому же угрожающим было само присутствие Моргейн, обязывающее его молчать.
— Что ты сделаешь с ним, если найдешь его? — спросила Джиран.
— А что я, по-твоему, должен сделать?
Она укутала колени мехом и посмотрела на него. Она смотрела так, словно ждала, что он ударит ее, так, будто она собирается защищать Роха, сделает все ради его спасения.
— Что ты здесь делала, — спросил он у нее, — без плаща и еды? Ты не могла рассчитывать уехать далеко.
— Я еду в Шиюн, — ответила она. Глаза ее наполнились слезами, но скулы были твердыми. — Я с холмов Бэрроу. Я могу охотиться и ловить рыбу. У меня был пони, до тех пор пока вы не взяли его.
— Откуда у тебя нож?
— Он оставил его.
— Но это клинок чести. Мужчина ни в коем случае не должен терять его.
— Была борьба, — ответила она тихим голосом. — Я предполагала отдать это ему обратно, когда найду его. Я лишь хотела использовать его при необходимости.
— Чистить рыбу?
Она отпрянула от издевки в его голосе.
— Где Рох? — спросил он.
— Я не знаю. Действительно не знаю. Он ничего не сказал. Просто уехал.
Вейни смотрел на нее, взвешивая ее ответ, и она отвернулась от него, словно ей не нравилось выражение его лица.
— Иди спать, — наконец неожиданно сказал он и поднялся, тем не менее посматривая назад, чтобы быть уверенным, что она не убежит. Но Джиран осталась на месте.
Он сидел на камне возле костра так, чтобы видеть ее. Некоторое время она продолжала смотреть на него сквозь языки пламени. Затем резко отвернулась и закуталась в плащ. А он сложил руки на рукоятке Подменыша, опершись на нее, и весь его мир был перевернут тем, что она сказала ему. Он понимал ее расположение к Роху, даже несмотря на то, что был для нее чужаком. Он знал манеры своего кузена, тот путь, которым он овладевал сердцами тех, кто с ним встречался. Точно так же Рох однажды расположил к себе и его, несмотря на все другие свои недостатки. Было больно знать, что этот человек не изменился, сохранив свою былую мягкость и честность, все благородство, какое было в нем. Ведь это была лишь иллюзия. Душа Роха не могла выжить. Моргейн уверяла его в этом — значит, это было так. Можешь вернуть это ему, — сказала Моргейн, вооружая его.
Он думал об этой ее встрече с Рохом, и другой ночной кошмар вернулся к нему. Двор в Моридже. Блеск клинков, смерть брата, в которой он был виноват. Разрушить, осквернить этим клинком дом, в котором от Роха осталось лишь лицо и голос — вот что ожидало его, к чему он должен был себя готовить. О небеса, думал он, и болезнь вновь возвращалась к нему. Это всего лишь его внешность.
Девочка сказала: он был добр ко мне, он ушел ничего не взяв, даже того, в чем нуждался. Но в кваджле не могло быть никакой доброты, в кваджле, который ради собственной жизни забрал жизнь Роха. Ничто так не просто и человечно, как доброта. Высокорожденный воин, лорд, не унизился до воровства даже при великой нужде. Это не было характерной чертой кваджла, который лгал, убивал и воровал три поколения подряд. Великодушие и щедрость были ему неведомы. Это был не кваджл. Это были манеры самого кайя Роха, более доброго, чем практичного, в жилах которого текла кровь, которую оба они разделили. Это был сам Рох.
— Вейни, — услышал он шепот и с замирающим сердцем повернулся к темной фигуре, даже будучи уверен, что это всего лишь Моргейн. Он немного испугался того, что не заметил ее движения, хотя она и была приемной кайя и двигалась очень тихо, но больше всего его беспокоили те мысли, во время которых она подошла к нему. И то, что он нарушил клятву, в то время как она верила ему. На мгновение он почувствовал, что она изучает его. А затем, пожав плечами, она села у огня.
— Мне вовсе не хочется спать, — сказала она.
Страдание и неприязнь — вот что мешало ему разговаривать с ней. Ее глаза встретились с его глазами, вызывая в нем страх. Она была способна к иррациональному. Зная это, он все же оставался с ней и вспоминал: он не единственный, кто шел на это. На ее совести было куда больше крови друзей, чем врагов.
