просто, так никогда не бывает. Это поймет любой человек, выросший среди людей, которые постоянно сражались с кем-нибудь. Моргейн лжет — не договаривает до конца.
— Но что вы собираетесь сделать? — спросил Чи, пораженный до глубины души. — Вы, одна?
— Я закрою ворота. И, учти, это абсолютная правда: когда я это сделаю, мы с Вейни пройдет через ворота и уничтожим их, вместе со всей их силой и всем тем злом, что они делают. Служи мне, как ты поклялся, и я дам тебе возможность выбирать: пройти через ворота или остаться в этом мире, навсегда. Еще никому я не давала такую возможность, и я не советую тебе идти со мной. Но однажды, если ты окажешься в отчаянном положении, то можешь захотеть этого; и, если это произойдет, и если все это время ты будешь честно исполнять свою клятву, я возьму тебя с собой.
Какое-то время Чи сидел не шевелясь, только губы дрожали, взгляд не отрывался от Моргейн. Потом вырвался из-под колдовской силы ее слов и невесело усмехнулся. — Против Манта?
— Против Манта и против Скаррина, который правит там, если он встанет на нашем пути. И против любого, человека или кел, кто встанет на нашем пути. У нас очень простая цель. И очень прямые решения. И мы никогда не обсуждаем их. Мы проходим там, где хотим и лучше всего, чтобы никто не встречался нам по пути, хотя, если твой народ захочет нас принять, мы с радостью примем предложение.
Чи подхватил одеяла, сползшее с плечей, как если бы ветер, внезапно, стал холоднее. Его лицо вытянулось, стало серьезным и задумчивым.
— Чи, я рассказала тебе правду, мою правду. А теперь я хочу услышать твою. Если есть что-то, что давит на тебя, расскажи мне и не держи в себе, но имей в виду, что любое умолчание может стоит тебе жизни. Чи, случилось ли с тобой что-то такое, что ты должен рассказать мне?
— Нет. — Он яростно махнул головой. — Нет. Все, что я говорил, — правда. Да, я ошибся, даже дважды, но я не собирался врать.
— Я спрашиваю тебя второй раз.
— Я не врал!
— Или не говорил всей правды.
— Я вел вас самым лучшим путем из тех, которые знаю. И сейчас я повторяю вам, леди: мы не можем вернуться назад на Старую Дорогу, у нас нет выбора, мы должны идти в холмы.
— Не утверждай, что знаешь больше, чем знаешь.
— Я знаю эти холмы. Я знаю эти дороги — здесь я знаю все, до конца. Здесь я сражался. Вы просили провести вас через другие места, где я был только однажды, но здесь я знаю дорогу — и пытаюсь, леди, провести нас тропинками, которых не знает никакой кел; но если мы вернемся на дорогу, то достаточно одного взгляда на ваши волосы, миледи, и мы все трое умрем.
— Ты имеешь в виду людей?
— Да, людей. Они наблюдают за дорогой, и днем и ночью. Они ждут людей, служащих кел, бандами, по десять-двадцать человек в банде. Они не ждут троих.
— Но ведь бывает такое, — сказал Вейни, — что ваш народ идет на службу кел; а бывают и такие как Гаулт — которые сами знают самые запутанные тропинки; так что у людей Гаулта есть проводники, которые могут провести их через леса.
— Да, бывает. Мой народ наверняка заподозрит, что я сам стал таким, — печально ответил Чи. — Нет никаких сомнений, они так и подумают. Поэтому нам нельзя показываться на дороге. Поэтому мы должны идти тихо и быстро, и я делаю все, чтобы мы так и шли. Я не безопасен для вас. А вы — мой смертный приговор.
— Я ему верю, — спокойно сказала Моргейн Чи, взволнованно ожидавшего ее приговора. Он жадно ловил ее взгляд, как человек, полностью выведенный из равновесия.
— Так что ты покажешь нам, как неожиданно появиться среди твоего народа, — продолжала Моргейн.
— Я покажу вам, как избежать их.
— Нет. Ты приведешь нас за их спины.
Вейни открыл рот, чтобы запротестовать; и закрыл — она сказала эту чушь не просто так.
— Чтобы доказать твои добрые намерения, — добавила Моргейн.
Нет сомнений, Чи думал быстро. В его глазах последовательно появились и исчезли колебание, страх и надежда. — Хорошо, — сказал он через два удара сердца.
— Ты солгал мне, — сказала Моргейн.
— Нет, — Чи яростно замахал головой. — Нет. Я приведу вас туда.
— Признаю, ты быстро думаешь; но ты смертельно неумелый лжец и знаешь, что такое угрызения совести. Хорошо. Я впечатлена. Теперь я знаю пределы того, что можно требовать от тебя. Успокойся, я не намериваюсь нападать на твой народ. Ты понял меня?
— Да, — сказал Чи, чье лицо смертельно бледное лицо вспыхнуло и он неровно задышал.
— Я не буду чересчур обременять твою совесть, — сказала Моргейн. — У меня и так есть один мужчина, который постоянно напоминает мне, что у меня она тоже есть. — Она начала забрасывать огонь землей, как будто не видела смущение юноши. — Не бойся, повторяю тебе: я не собираюсь вредить твоему народу. Этой ночью, когда мы поскачем в горы, ты можешь нести свою броню — на лошади, или можешь надеть, как хочешь. Я чувствую себя ответственной за твою жизнь, отчасти, да и хочу разгрузить своего коня.
Краска со щек Чи исчезла. Он слегка поклонился, не вставая — быстро соображающий молодой человек, подумал Вейни, которому было стыдно за испытание и обман, стыдно, несмотря на последовавшее потом дружеское и даже более чем щедрое отношение к бывшему пленнику. Настоящая женщина-кел, которая испытывала своего нового вассала-мужчину на преданность и верность, таким вот неприятным образом.
Все это не слишком понравилось Вейни, который, хорошо зная нетерпеливость Моргейн, знал и то, как она обычно обращается с незнакомцами, особенно с теми, кто испытывает ее терпение — резкие слова и открытое предупреждение. Зато теперь Чи точно знает ее желания, знает чего она хочет, а чего нет.
Поев, она отдала ему кружки, для чистки; потом заново уложила седельные сумки. — Иди спать, — приказала она Чи, который все еще сидел напротив нее. Он медленно поднялся, с трудом дошел до того места, где положил седло, накрылся одеялом и мгновенно уснул.
— Ты слишком сурова с ним, — сказал Вейни, возвращая вымытые в ручье кружки.
— Он не дурак, — заметила Моргейн.
— Не похоже, что он хитрит.
Она бросила на него хмурый взгляд, хотя совсем не такой, как на Чи. Тоже честный, но другой. — И я. Теперь, по меньшей мере, он задумается, прежде чем попробует.
— В его глазах ты кел. Будь с ним помягче.
— И опять проверять, верит он мне или нет?
— Ты же женщина, — сказал Вейни, потому что исчерпал все доводы поменьше. — Это не то же самое. Он молод. Ты его пристыдила.
Она опять посмотрела на него тем же хмурым взглядом. — Он вполне взрослый человек. Пусть учится держать себя в руках.
— Ты не должна провоцировать его.
— А он меня. И он должен понимать, что есть определенные рамки, за которые лучше не выходить. Разве я могу сказать, что доверяю ему? Я вовсе не хочу убивать его, Вейни. А ошибки могут довести и до
— Я…
— …мужчина. Да. Хорошо, тогда объясни ему, что я не застрелила его, когда он бежал, и что ему очень повезло. И еще объясни, что я не собираюсь прощать его, если он опять ошибется. Я убью его без всякого предупреждения, убью выстрелом в спину и из-за этого не потеряю сон. — Он завязала узел на седельной сумке и подвинула рукоятку
—
