под влиянием политического момента, а вовсе не потому, что будет принято справедливое юридическое решение.
Какое все это имеет отношение к борьбе с коррупцией? Прямое. Потому что очищение от коррупционного зла возможно только тогда, когда не только власть, но и народ осознает его неприемлемость. А в нашем народе никакого осознания неприемлемости коррупции нет, потому что жесткое клановое восприятие живет в коллективной памяти начиная с древнейших времен. Мы ведь никогда не воспринимали всех граждан равными в правах. Эта чушь нам и в голову не приходит. Фактически единственное, что мы восприняли из формальных признаков демократии – принцип «один человек – один голос». Но о том, что демократия должна служить в первую очередь для создания политической законодательной системы, защищающей право на частную собственность, никто из россиян никогда не задумывался и не догадывался, потому что никакой святости частной собственности в нашем сознании нет и быть не может. Нет ни одного поколения, которому удалось бы прожить жизнь в доме своих дедов и прадедов без постоянной угрозы, что его отнимут, отберут или вытворят что-нибудь еще. А исходя из этого и коррупция воспринимается как часть круговой поруки, а клановость – как форма защиты от внешних воздействий.
Именно поэтому, когда такого рода схема срабатывает и клан приходит к власти, он начинает воровать как подорванный. Если заглянуть в недавнее прошлое, то можно увидеть, что в советское время подобное воровство не только сдерживалось разнообразными проверками сверху и снизу, комитетом партийного контроля и тому подобными органами, но и не было по сути таким уж необходимым. Вследствие прихода к власти на самых верхних ступеньках общественной иерархии уровень твоего фактического благосостояния возрастал настолько, что для тебя больше не существовало необходимости бороться за пропитание и достижение высокого уровня жизни: сам факт, что ты находишься наверху, давал тебе абсолютно всё. Сейчас же факт нахождения во власти дает тебе всего лишь возможность включаться в схему. Конечно, это само по себе немало, но пресловутое «всё» ты еще должен набрать. Тебе никто не предоставит с ходу правительственную дачу, да ты по большому счету в этом не особо заинтересован, поскольку правительственные дачи сегодня стали хуже, чем те гигантские особняки, которые строят себе обитатели Рублевки. А значит, меняются представления о том, чему ты должен соответствовать.
Сегодня мы прекрасно понимаем, что неравенство, в том числе имущественное, – оно во всем и может выражаться многими способами. Ведь как приятно – сидишь где-нибудь в компании, и вдруг из твоего кармана звучит печальная мелодия, которой снабжаются телефоны
Любовь российского чиновничества к яхтам, иностранной собственности и бесконечно дорогим часам, то есть к откровенной пошлости, стала уже притчей во языцех. Не случайно Владимир Ресин навсегда войдет в историю не как человек, который отреставрировал Большой театр, а как обладатель часов за миллион евро, как запомнится и феноменальная по глупости фраза, которой он пытался объяснить их появление, – что, мол, часы у него на самом деле вовсе не за миллион, а намного дешевле, тысяч за тридцать. От такого уже никогда не отмыться. Но разве он одинок? Разве многие губернаторы и министры не прославились неумелым и страстным поклонением безделушкам? Разве в конечном итоге это не приводит к дикому падению доверия к власти? Потому что мы хорошо понимаем, что люди, выступающие с экранов телевизора, никак не могли приобрести эти вещи честным путем. Ну ладно, допустим, кто-то из них когда-то занимался бизнесом, однако сейчас на каждом выступающем надето побрякушек столько и таких, что даже его годовой зарплаты никоим образом не хватит, чтобы приобрести хотя бы одну из них.
Как ни парадоксально это может прозвучать, но во многом российская коррупция связана с рабской ментальностью, с пониманием, что репутация в нашей стране ничего не значит и никак не влияет. Общественное мнение ни в коей мере не влияет на карьеру чиновника. Мы помним, что на протяжении веков все, с чем была связана жизнь россиянина, сводилось лишь к одному: любит царь или не любит. И ужас именно в том, что успешность или неуспешность карьеры всегда в первую очередь зависела от благоприятного отношения властей предержащих и только потом – от способностей, талантов, знаний и умений. Не случайно такое количество великих сынов России закончило свои дни в изгнании либо в опале – и подобная участь могла постигнуть как Петра Яковлевича Чаадаева, так и Александра Васильевича Суворова. Из осознания того, что ни в какой момент российской истории нельзя было опереться на справедливый суд, на честные законы, на действительное равенство всех, вырастало понимание, что твое благосостояние и весь твой успех зависят от клана, к которому ты можешь себя причислить.
К кому ты принадлежишь, за кого ты держишься – все то, что мы так ненавидим в окружающем нас мире национальных диаспор, которые растут внутри себя, коррумпируют все вокруг и рассаживают своих людей на правильные места, во многом омерзительно для нас именно потому, что является сатирическим, гротескным изображением жизни всех россиян. Только зачастую наши кланы группируются не по этническому и религиозному признаку, а по признаку «кого знаешь» и «кому кем приходишься». Именно поэтому, видя в кривом зеркале диаспор отражение нашей общей народной психологии, мы с ненавистью пытаемся его отринуть, но по-прежнему прощаем себе. Мы, опять-таки, не хотим признаться самим себе в собственном несовершенстве, как не хотим и понять, что исправление начинается не с биения лбом об пол в церкви, мечети или синагоге, а с простого и ясного осознания равенства всех перед законами и принципа «дорогу профессионалам». Не торопимся выдвигать на первый план не фактор личной преданности, а фактор профессионализма.
Да, конечно, есть гораздо более простые психологически и понятные технологически меры борьбы с коррупцией. И они хорошо известны – в частности, принятие всех без исключения статей конвенции о борьбе с коррупцией, включая жесткий контроль над расходами и обоснование расходов как чиновников, так и членов их семей. Но все это вторично, потому что любая переделка человеческой натуры не может быть осуществлена только благодаря каким-то принятым законам. Зачастую происходит обратный процесс: если законы привнесены извне, а не выстраданы народом, они подминаются в своем конкретном исполнении под внутренние болезни народа.
Страшный пример – то, что произошло через несколько десятилетий после того, как чернокожими американцами, решившими на волне ностальгических чувств вернуться в Африку, было создано независимое демократическое государство Либерия. Можно даже не рассказывать, к каким кошмарам в реальном мире это в итоге привело в конце прошлого века. Не случайно все более или менее благополучные страны Азии и Африки, как бы они ни выглядели, в конечном итоге никогда не оказывались целиком и полностью демократическими – всегда с очень большими оговорками. И если приглядеться как следует, выясняется, что действительно, скажем так, эталонная демократия существует лишь в странах, где большинство населения обладает вполне конкретным психологическим складом.
Не хочу вдаваться в тонкости связей национального менталитета с государственным устройством, но довольно сложно найти демократические мусульманские страны. Действительно сложно. Хотя, наверное, если поискать как следует, такие найдутся. При этом уровень коррупции опять-таки будет зависеть не от степени демократичности, а от ментальных установок народа и его отношения к происходящему. Да и, пожалуй, в принципе сложно обсуждать коррупцию в арабских странах – во-первых, потому что мусульманский мир остается очень закрытым для нас, а во-вторых, когда все де-факто принадлежит семьям и наблюдается дикое сословное или даже кастовое расслоение общества, говорить о коррупции попросту смешно. Там просто по закону одним можно все, а другим нельзя практически ничего, и если что-то и достается народу, то зачастую это оказываются подачки. На первый взгляд, из этого ряда выбивалась Ливия, однако еще раз отмечу, что в данном случае я говорил именно о странах, живущих по законам шариата, а Ливийская Джамахирия не была шариатским государством.
С точки зрения наблюдений за национальным менталитетом бывает интересно посмотреть на поведение бывших россиян, когда они оказываются за рубежом. Ведь даже тип мафиозной активности не самых порядочных наших граждан во многом воспроизводит ментальность российской государственности. Здесь опять-таки существует клановость, и опять-таки происходят попытки создать схемы, при которых своим
