удовлетворения.
Осуждение его Прокуратура считает правильным.
Пом. Главного военного прокурора КА
подполковник юстиции (Муратов)»[427]
Вот ведь как получается: с изменением обстановки один и тот же орган юстиции фактически по одному и тому же следственному делу принимает диаметрально противоположные решения. В одном случае (1940 год) – считать доказательства вины Я.З. Покуса неубедительными и освободить подследственного из-под стражи. Во втором случае (1944 год) – вина его полностью доказана, он достаточно «изобличается» материалами следствия и осуждение заслуженного командира Красной Армии, героя Гражданской войны следует считать правильным, а его жалобу на вопиющее несоответствие вины и вынесенного наказания – оставить без удовлетворения. Так сказать, издержки советской системы правосудия времен культа личности Сталина.
Точно так же, как Яков Захарович, безуспешно пыталась доказать свою невиновность и его жена Александра Григорьевна. Надо сказать, что для нее перспектива свободы достаточно четко обозначилась в 1940 году – после освобождения мужа и его восстановления во всех правах гражданина страны и командира РККА. До нее, долгожданной свободы, А.Г. Покус не хватило каких-то трех месяцев, не более.
Многочисленные жалобы самой Александры Григорьевны в 1939–1940 годах с обоснованием своей невиновности в адрес секретарей ЦК ВКП(б) И.В. Сталина и А.А. Андреева, наркома НКВД (два заявления), наркома обороны, Прокурора СССР, Главного военного прокурора, Бюро жалоб Верховного Совета СССР, а также обращения Якова Захаровича в те же самые инстанции сумели пробить брешь в глухой защите сталинского правосудия.
Небывалое доселе явление – в случае с Александрой Григорьевной Покус особый отдел вынужден был признать свою работу неудовлетворительной, а деятельность собственного сотрудника – вредительской. Более того – он ходатайствует об освобождении своей жертвы, обвиненной в шпионаже в пользу разведки сопредельного государства. Такого в практике этой самой страшной для комначсостава и членов его семей следственной организации еще не бывало. Чаще случалось наоборот – защищая честь мундира, особисты в центре и на местах неизменно твердили о том, что брака в их работе не бывает, что «органы всегда правы» и что они зря не арестовывают, что «чекист не имеет права на ошибку». А случаи (очень редкие) признания несостоятельными результатов их расследования объясняли если не происками, то по крайней мере поспешностью в действиях того или иного военного прокурора или прокуратуры в целом.
В постановлении, вынесенном 3 апреля 1940 года следователем особого отдела 2 ОКА младшим лейтенантом госбезопасности Ворониным и утвержденном на следующий день начальником этого отдела майором Розановым, говорилось, что обвиненная в шпионаже в пользу Японии А.Г. Покус привлечена к ответственности без всяких на то серьезных оснований. А бывший сотрудник особого отдела ОКДВА Л.И. Альтгаузен, принимая такое решение, не имел абсолютно никаких материалов, хоть сколько-нибудь изобличающих Александру Григорьевну в шпионской деятельности. К моменту ее ареста особый отдел располагал всего лишь двумя докладными записками, написанными Я.З. Покусом и его женой соответственно в партийную и комсомольскую инстанции, в которых они ставили тех в известность, что их родственник М.Г. Кривченков (брат А.Г. Покус) арестован органами НКВД [428].
Альтгаузен, применив к А.Г. Покус физические меры воздействия, принудил ее подписать протокол допроса, в котором было записано, что М.Г. Кривченков завербовал свою сестру «для наблюдения за действиями» ее собственного мужа – Покуса Якова Захаровича, якобы работавшего на японский генеральный штаб. Только на основании этого сфальсифицированного протокола Особое совещание в середине июля 1938 года осудило А.Г. Покус к 10 годам ИТЛ.
В указанном выше постановлении особого отдела 2 ОКА также отмечается, что бывший следователь Альтгаузен, выносивший постановление о привлечении к ответственности А.Г. Покус и проводивший следствие по ее делу, «арестован за вражескую деятельность в следствии и военным трибуналом погранвойск НКВД Хабаровского округа осужден к 10 годам.
Бывшие сотрудники Особого отдела НКВД ОКДВА – Осинин и Хорошилкин, санкционировавшие арест Покус А.Г., также арестованы за вражескую деятельность в следствии, направленную на избиение и уничтожение честных партийных и советских кадров. Из них Осинин осужден к ВМН, а дело по обвинению Хорошилкина передано в Военный трибунал 2 ОКА.
Отсюда совершенно очевидно, что следственное дело по обвинению Покус А.Г. – Осининым, Хорошилкиным и Альтгаузеном – создано провокационно»[429].
Самое же главное в данном документе – это вывод, его постановляющая часть, в которой записано, что следственное дело по обвинению А.Г. Покус направляется в секретариат Особого совещания при НКВД СССР для возбуждения ходатайства о пересмотре его решения от 18 июля 1938 года и освобождения осужденной от отбытия наказания.
Однако вынесенное следователем Ворониным постановление не являлось протестом в его чистом виде, вносимом в Особое совещание для рассмотрения – требовалось подготовить и этот документ, или, как сказано в названном постановлении, «возбудить ходатайство». Поэтому особый отдел 2 ОКА хоть и принял очень важное решение, но оно было только половиной того дела, которое необходимо было сделать для освобождения и реабилитации А.Г. Покус. Поэтому вторую часть задач – внесение протеста по делу А.Г. Покус – пришлось выполнять аппарату Главной военной прокуратуры. Датирован он началом июня 1940 года. В протесте содержалась просьба отменить решение Особого совещания в отношении А.Г. Покус и прекратить дело о ней[430].
Как видно из содержания приведенных документов, освобождение из-под стражи и реабилитация Я.З. Покуса способствовали тому, что и в отношении его жены «лед тронулся». Однако реалии жизни были таковы, что отменить постановление Особого совещания оказывалось многократно сложнее, нежели приговор Военной коллегии. Дело А.Г. Покус этому наглядная. демонстрация. Казалось бы, чего еще нужно – имеется аргументированный протест Главного военного прокурора, т.е. чисто формальная сторона вопроса строго соблюдена – и никаких проволочек не должно быть. Однако пока суть да дело – время, выгодное для освобождения Александры Григорьевны, было безвозвратно упущено: ее муж вторично подвергся аресту. А раз так, то и вопрос о невиновности А.Г. Покус, содержащейся в лагере под Карагандой, на заседании Особого совещания отпадал как бы сам собой. На копии протеста имеется помета: «По справке военного прокурора т. Колосовой в протесте по делу Покус при рассмотрении на Особом совещании отказано». И дата: 27 ноября 1940 года, т.е. спустя почти два месяца после второго ареста Якова Захаровича[431].
Двое маленьких детей Я.З. Покуса, оставшиеся сиротами после ареста их родителей, воспитывались бабушкой по линии матери, испытывая неимоверные лишения и тяготы, приходившиеся на долю членов семьи врага народа. Сам Яков Захарович закончил свои дни в сентябре 1945 года в одном из отделений ГУЛАГа. а Александра Григорьевна, отбыв срок наказания в ИТЛ, до своей реабилитации в апреле
