Удар по своим: Красная Армия: 1938-1941 гг.

начальник Инженерного управления РККА. — Н. Ч.) и Фишман. Кто возглавлял военный заговор, я не знаю»²⁴.

Профессор Г.Б. Либерман, находясь под стражей, написал на имя Ежова заявление, в котором указал, что в 1933 году он от начальника Военно-химического управления РККА Фишмана получил задание на изготовление ампул с отравляющими веществами для совершения террористических актов против руководителей партии. Далее Либерман пишет, что он с этим предложением Фишмана согласился, но по независящим от него обстоятельствам порученного задания не выполнил²⁵.

Либерман в мае 1940 года Военной коллегией был заочно (как и Фишман) осужден на 15 лет ИТД. О том, чего стоят его вышеприведенные признания, он неоднократно говорил в своих жалобах. Там он категорически отрицает свою виновность и указывает, что в 1937 году на первом же допросе он был зверски избит следователями Павловским и Шевелевым в Лефортовской тюрьме. Избиения его продолжались до тех пор, пока он под диктовку следователя не согласился написать «рассказ» о том, что он, Либерман, будучи участником военно-фашистской организации, изготовлял по указанию этой организации технические средства диверсии и террора для осуществления этих актов в Кремле²⁶.

Подобных «образцов» в Особом отделе ГУГБ было наработано немало. Еще об одном из них поведал полковник в отставке Степанцев, бывший сотрудник этого отдела: «Помню, как-то на одном из оперативных совещаний начальник отдела Николаев-Журид привел в качестве примера итоги ночной работы одного работника, который получил показания на 50 человек центрального военторга, как на участников антисоветской организации и предложил по нему равняться и нам...»²⁷

Из послужного списка З.М. Ушакова усматривается, что он длительное время служил под началом И.М. Леплевского — сначала в Белоруссии, а затем в Москве. А раз так, то вполне можно предположить, что их методы работы с подследственными разнятся не намного. Но, как сказал один мудрец, ученик должен идти дальше учителя, иначе не будет продвижения вперед, а получится лишь одно топтание на месте, а то и вообще откат назад от завоеванных позиций. В нашем случае ученик Ушаков сумел превзойти своего учителя (Леплевского) — уж если Израиль Моисеевич был сущим зверем по отношению к арестованным, то Зиновий Маркович был таковым трижды.

За примерами ходить далеко не надо. 1937 год, в самом разгаре «охота за ведьмами», с подачи Сталина развернутая органами НКВД. Советник при военном-министре Монгольской Народной Республики комкор Л.Я. Вайнер срочно отзывается на родину. С чувством честно выполненного долга, только что награжденный орденом Ленина, тот пересекает границу Советского Союза. Но его восторженное настроение разделяют далеко не все окружающие, в том числе и сотрудники органов госбезопасности. По долгу службы Вайнер, конечно, имел определенное представление о том, что братская Монголия напичкана агентами НКВД на всех уровнях представительств (органы дипломатии и внутренних дел, армия, наука, культура). Однако истинной картины ему знать было не дано...

Комкор Вайнер был арестован 15 августа 1937 года. По словам ответственного сотрудника НКВД А.К. Залпетера, первые показания о принадлежности к военному заговору Леонид Яковлевич дал Ушакову, который по приказанию своего непосредственного начальника Николаева-Журида в течение длительного времени в поезде «обрабатывал» Вайнера в нужном направлении — ему «высочайше» было разрешено применять при этом любые, без ограничения, методы воздействия на арестованного²⁸.

Много командирской и комиссарской кровушки попил этот вампир в облике человеческом. Видимо, чтобы не оставлять свидетелей своих кровавых деяний, Ушаков всех подследственных, за редким исключением, старался подвести к «вышке» — расстрелу. А те проклятия, что срывались в «го адрес с разбитых в кровь губ замордованных им арестантов, так ведь они так и остались навеки в недрах Лубянки и Лефортова, их так никто и не услышал, кроме самих палачей, известно и то, что сотрудники Особого отдела не любили Ушакова и даже больше — они побаивались его.

Помимо З.М. Ушакова, у начальника Особого отдела ГУГБ было еще несколько помощников. А заместителем Леплевского, затем Николаева-Журида являлся майор госбезопасности В.С. Агас-Мойсыф. Так вот этот самый Агас впоследствии, после своего ареста, настойчиво утверждал, что и Леплевский почему-то боялся Зиновия Ушакова. Наверно, это шло от каких-то грехов Леплевского, совершенных им в период работы в Белоруссии. А возможно, что и московский период их совместной службы подбросил опытному провокатору и мастеру грязных фальсификаций Ушакову какие-то серьезные компрометирующие улики на своего шефа. Нередко и другой начальник Особого отдела — Н.Г. Николаев-Журид пасовал перед Ушаковым.

Из архивно-следственного дела по обвинению З.М. Ушакова также усматривается его определенная независимость от начальника отдела — ввиду явной благосклонности к нему самого Ежова. В случае необходимости Ушаков умел настоять на нужном ему варианте, отстоять свое мнение — этого у него не отнять. Об одном из таких случаев Ушаков рассказал сам:

«Гринько (нарком финансов СССР. — Н.Ч.) был первым арестованным, который назвал Егорова (Маршала Советского Союза. — Н.Ч), Щаденко, как заговорщиков... Я включил обоих в протокол, хотя Николаев (начальник Особого отдела. — Н. Ч.) заб

лаговременно сказал мне, что Николай Иванович (Ежов. — Я. Ч.) сомневается в правильности этого показания... Еще через некоторое время Гринько показал об организованной в 1937 году террористической группе во главе с Бергавиновым... Николаев сказал мне, что комкор (Фриновский) не верит в это показание. Тогда я, не медля ни секунды, написал рапорт Николаю Ивановичу с просьбой санкционировать арест Бергавинова и передал его через Николаева. На следующий день мне из секретариата наркомата принесли закрытый пакет, в котором оказался мой рапорт с резолюцией Николая Ивановича: «Арестовать». Бергавинов был в тот же день арестован...»²⁹

Впоследствии в собственноручных показаниях, написанных вскоре после ареста, Ушаков подробно и откровенно рассказывает о своих успехах на ниве «разоблачения» видных военачальников Красной Армии, а также членов ЦК ВКП(б) К.Я. Баумана, Э.И. Квиринга, В.Я. Чубаря, П.П. Постышева, Э.К. Прамнэка и других.

«Допрашивавшиеся мною командармы Седякин (до ареста начальник Управления ПВО РККА.— Н.Ч.) и Каширин (соответственно начальник Управления боевой подготовки РККА. — Я. Ч.) назвали Егорова и Буденного как заговорщиков. Николаев сцепился со мной и чуть ли не орал на меня за то, что я не имел права сделать такую политическую ошибку— взять показания на маршалов, особенно на Буденного. Я доказывал правильность своего поступка и убедил Николаева доложить Николаю Ивановичу заявление Седякина и Каширина. И как только Н.И. (Николай Иванович. — Н.Ч.) распорядился перепечатать их для ЦК, Николаев в одну ночь организовал получение около 15 или 20 показаний о Егорове и Буденном»³⁰.

Что происходило далее с Егоровым и Буденным, уже рассказывалось в соответствующих главах книги «37-й год. Элита РККА на Голгофе». В главе «А судьи кто?» прослежена и посмертная судьба командарма 2 -го ранга Н.Д. Каширина, пытавшегося донести до ЦК ВКП(б) и его Политбюро сведения о безобразиях, творившихся в НКВД. О том свидетельствуют и материалы его очной ставки с маршалом Егоровым, где он прямо заявил о применении к нему со стороны Ушакова противозаконных методов следствия. Однако веры ему не было — в тот момент в зените славы находился не арестант Николай Каширин, у которого к тому же и два родных брата «оказались» врагами народа. Нет, на коне тогда был славный чекист Зиновий Ушаков, отмеченный двумя орденами за образцовое выполнение специальных (каких именно, мы уже знаем) заданий партии и правительства.

Из собственноручных показаний З.М. Ушакова мы узнаем такие малоизвестные подробности «кухни» Особого отдела ГУГБ

НКВД СССР, которых, пожалуй, нигде в другом месте не сыщешь. Это относится в первую очередь к «заговору военных» во главе с М.Н. Тухачевским, приоритет в разоблачении которого всегда так болезненно защищал Ушаков. Надо сказать, что с самого первого дня своего назначения на должность помощника начальника 5-го отдела ГУГБ Ушаков искал любую возможность для поднятия собственного авторитета, малейшую возможность отличиться. Честолюбия своего он нисколько не скрывает, считая, что