Вилла Бель-Летра

— Странно, — поджал губы Дарси. — А мне говорила, что заночует на вилле.

Настала натужная тишина. Слышно было, как размышляет Расьоль и моргает ресницами Суворов.

— Значит, поменялись планы, — предположил, наконец, францисканец, француз же ехидно добавил:

— Уж не взыщите, коллега. Теперь она нам вроде бы как и сестра. Верно, Георгий? Как у вас с братским инстинктом?

Суворов сказал не таясь:

— Иногда.

…Но на следующий день Элит Турера не объявилась. Вид у писателей был не ахти. Бессонная ночь отразилась на их лицах совокупностью предательских мелочей: у Дарси дергался глаз, отчего иконоподобный лик англичанина приобрел нехарактерную для него игривость; Расьоль сменил очки на солнцезащитные, попытавшись скрыть за ними отечность век; Суворов расползался взглядом по тарелке и дважды в ходе завтрака промахивался в огурец.

Вчера ближе к полуночи он спускался на первый этаж — полистать газеты, не преминув, однако, проверить сохранность замка на входной двери. Как он и предполагал, Расьоль повторил свой трюк с узелком. Рано утром тот все еще оставался на месте.

Шедевры ценою в тридцать тысяч каждый вдруг онемели и, словно сговорившись, застыли по стойке «смирно» в несвежем исподнем страниц, позабывших одеться по форме в слова. Никому из гостей не работалось. Вдобавок ближе к полудню небо нахмурилось и разродилось жидким, противным дождем.

Что такое тоска? Ощущенье внезапной потери…

Втихомолку все трое корили себя за свою бестолковость — никто не додумался разжиться вчера у Туреры номером ее телефона. Каждый из них по нескольку раз на дню набирал цифры мадридского кода, но натыкался на автоответчик, который бесстрастным мужским голосом сообщал, что директор офиса находится в командировке. Где — гнусавый пиренеец не уточнял.

Так прошло целых пять дней. Все это время стояла жара. А жара на Вальдзее — сущая пытка. Расьоль сидел дома, перебирая рукопись, как колоду, но джокера в ней больше не находил. Дарси читал, заставляя себя понимать по-английски. Суворов бездельничал, изводя свою лень изнуряющими пробежками по парку и дежурными заплывами до буйка.

7 июля разразилась гроза, а следом — и буря. Небо пронеслось над Дафхерцингом черным коршуном и вырвало с корнем несколько сосен вблизи от причала. Суворов видел, как сбивает с галса застигнутые непогодой врасплох сиротливые яхты. Пахло громом. Мир больше не плелся за знойным летом вослед, а кромсал его на куски, от души наслаждаясь насилием. Вздыбив ветром весь прах и отжившую скуку покоя, он взорвался грозой.

Выйдя на балкон, Суворов разглядел сквозь щели в полу, как этажом ниже Дарси — сэр Оскар Дарси! — стоит нагишом под дождем и воздевает молитвенно руки. Застыдившись увиденного, соглядатай отступил, отвел взгляд в сторону и тут заметил, как на внешней стене у консоли под натиском ветра колышется громадная, словно дырявый сачок, паутина. Буря сносила верхушки буков, лип, тополей, терзала когтями крышу, хлопала крыльями, стучала ставнями и дверями, но сорвать эту мягкую сеть оказалась не в силах. Вот по ней хлестнула вода, зацепился предсмертно листок, уколола песчинка, торопливой занозой поклевала и сгинула щепка в пуху, но рыхлая нить липучих тенет не уступила ветру ни пяди. Не выдержав, Суворов смахнул ее разом рукой: сейчас ему впору не сети, а буря!..

Распахнув настежь дверь на балкон и подперев ее снизу бруском, он уселся за письменный стол и принялся следить за набиравшим голос дождем.

Через час с небольшим небо очистилось. Только на горизонте все еще виднелись зловещие потеки странного цвета — влажной золы. Из-под них драгоценным браслетом поднималась навстречу закату прозрачная радуга. Предвестие или предчувствие?..

Она придет завтра, сказал пророк вслух — сам себе. Иначе и быть-то не может. Потому что иначе она не придет никогда.

Суворов был прав: Элит приехала ближе к обеду. Услыхав звук мотора, сидевшие на террасе за кофе писатели взялись внимательно оглядывать друг друга, соревнуясь в невозмутимости. Наконец Дарси сказал:

— Как будто к нам гости.

— Гостья, Оскар, — поправил Расьоль. — И вы это знаете не хуже меня… Интересно, какое предъявит она нам оправдание.

— Никакого, — Элит вошла так тихо, что они не заметили. — Наверное, я виновата. Но у меня действительно были дела.

Суворов ей не поверил. Вернее, не поверил он в то, что дела эти были: что-то неуловимым образом изменилось во внешности девушки. Несмотря на чарующую улыбку, в ее облике угадывалось тщательно скрываемое напряжение, словно за неделю отсутствия многое произошло. Что бы там ни случилось, оно еще не закончено, и она привезла его вместе с собой.

— Георгий, не поможете мне с багажом?

Элит поселилась в мансарде, в маленькой комнатке по соседству с Суворовым, которая доселе была заперта. Весь багаж составляли один саквояж и две сумки.

— Вы поменяли прическу, — сказал Расьоль, когда они воротились вниз.

— Всего только собрала волосы. Так удобней, когда за рулем, — она тут же их распустила. — Теперь лучше?

Расьоль кивнул:

— Теперь вы больше похожи на ту, что, рискуя собственной жизнью, спасла Франции ее простодушного гения.

Они поболтали — сперва о погоде, потом о машинах, потом о пробках на шоссе. Турера отделывалась нейтральными фразами, по которым вычислить проделанный ею маршрут было невозможно.

Внезапно посреди беседы Дарси поднялся и, сославшись на ждущую рукопись, покинул их общество.

— Не обращайте внимания, — сказал Расьоль. — От него тут без вас удрала муза. Пошел проверить, в самом ли деле она вернулась или ему это лишь померещилось. Кстати, Георгий, у вас тоже наверняка скопились завалы бумаг на столе. Так вы не стесняйтесь…

— Вы к нам надолго? — спросил Суворов Элит, не удостоив француза ответом.

— Дня на три, — ответила та и чуть покраснела. — От силы — на пять. Смотря как получится.

— Получится что?

— Продлить командировку. Мне, право, совестно: уж слишком она походит на отпуск…

— Это легко уладить: идите ко мне в секретари. Оплата — треть гонорара за оставшиеся до сентября недели. Ну как?

— Спасибо, Жан-Марк, я подумаю. Предложение ваше заманчиво. А мне будет позволено работать не более трех часов в день?

— Это чтобы двое других добавили еще по трети? Ни за что! Когда скупердяи вас обморочат, я себе не прощу. Идите ко мне целиком, вся как есть. Я готов повысить вам жалованье.

— Вы так уверены, что наше общество выплатит вам гонорар? Не забыли про оговоренное в контракте условие?

— Вы о новелле? Моя почти готова! Это у Суворова с Дарси буксует перо: поставили не на тех рысаков. У нас же с Фабьеном все продвигается весьма, доложу вам, успешно. Хотите, устроим в честь вас показательные бега? Организуем авторскую читку, скажем, по часу на брата?

— А Оскар и Георгий согласны?

— Разумеется, нет, — сказал Суворов. — Публичная шлепка Расьоля в мои планы не входит. Обычно я делаю это с глазу на глаз.

— Они просто боятся, Элит. Видите: у него задрожало адамово яблоко — верный симптом подступающей эпилепсии. Характерный для русских писателей профессиональный недуг…

— Если они не желают, вы, Жан-Марк, можете сделать почин в одиночку.

— Почему бы и нет? Давайте только забудем пригласить их на нашу премьеру. Не люблю отвлекаться