История России с древнейших времен. Книга VII. 1676—1703

жития заблудились и в пропасть погибельной жизни уклонились… Многие невежды, не бывшие никогда и нигде учениками, смеют называться учителями… по правде это не учители, но мучители. Оттого умножилась в людях злоба, преуспело лукавство, волхвование, чародейство, разбой, воровство, убийства, пьянство и нелепые игрища, грабежи, хищения и тому подобное, наконец и восстание против власти. Виною всего этого преимущественно неуменье и нераденье духовных отцов: не учат и не наставляют детей своих духовных».

Одними обличениями в невежестве нельзя было вдруг сделать всех священников сведущими и искусными проповедниками, и потому в числе проповедей Полоцкого находим слово, написанное им для того, чтоб священники читали его проповеди своим прихожанам. Но любопытно взглянуть на деятельность одного достойного священника, который явился подражателем Полоцкого в отдаленном углу России. Именитый человек, Григорий Дмитриевич Строганов, «истинное всем российским вельможам и богачам ясное светило по благочестию», отличался в Пермской стране своею щедростию, гостеприимством и любовию к церковному благолепию. В своем отчинном городке Орле он построил церковь Похвалы Богородицы, завел при ней отличный хор певчих и стал искать отличного священника; ему сказали, что есть такой в Соликамске, и Строганов поспешил перезвать его к себе в Орел, принял с большою ласкою и почетом и стал уговаривать ко введению новизны, говорению проповедей. Священник, слыша, что в России (так в Пермском краю называли центральные московские области) по многим городам говорят устно поучения, согласился подражать проповедникам, но как это сделать? Взять проповеди Симеона Полоцкого — слог неудобен: простейшим людям «за высоту словес» тяжело слышать; взять переводы проповедей Златоуста — их не понимают не только слушающие, но и читающие, не только миряне, но и священники, прямо говорят, что писаны иностранным языком. Священник взял беседы Златоуста, но стал излагать их простейшим языком, иногда наизусть, иногда по тетради. Но эта попытка не прошла даром нововводителю: начали его бранить, смеяться над ним, не щадили укорительных слов, получали друг друга не слушать его проповедей, кричали: «Прежде здесь были священники добрые и честные да так не делали, жили попросту, и мы жили в изобилии; а этот с чего взял вводить новизны?» Неудовольствие происходило оттого, что прежние священники жили слишком подросту, не имея уважения к самим себе, к своему званию, не умели внушать прихожанам уважения к себе и потворствовали мирянам, которые привыкли смотреть на священника как «на последнейшего раба», привыкли распоряжаться церковным уставом, порядком службы, как им хотелось: священники не прекословили. Священники в восстании на орловского нововводителя приняли сторону недовольных мирян. Нововводитель не остался у них за это в долгу и громил их в проповедях своих. «Пастыри наши не о стаде Христове прилежат, но о злате и серебре, о рабах предходящих, о колесницах и конях, о зданиях и селах, о вина множестве, о риз украшении. Обретаются в роде моем такие слепые вожди, думают, что мудры, а на деле грубейшие невежды, говорят: что нам в книгах учительных? Достаточно Часослова и Псалтыря. Правду говоришь, достаточно, если кто знает силу в них написанного, но это знание далеко от тебя и от разума твоего. Безумец! Сидя за полными чашами в корчемнице, ты рассуждаешь, в корчемнице ты велеречив, а в церкви связан безгласием, пленен неразумием. Говорят, что довольно, если священник книгу читает пред народом в церкви, а устное учение укоряют и еретическим называют. Безумец! Кого к еретикам причисляешь? Патриархов, пророков, апостолов! Теперь святители и священники пьянства ради и человекоугодия, желая власти и виноград Христов презирая, высокую честь и достоинство свели в бесчестие, укоризну и посмеяние: сего ради не от царей и князей, но от худых людей, как от шелудивой овцы и от смрадного козла, пастырь бедный срамоту, хуление, злоречие, досаждение и биение, узы и смерть принимает. О прочем помолчу и слезами утолю, по какой причине явилось это дело лукавого демона». Проповедник собрал все свои беседы в одну книгу, которую назвал Статир .

Подле двух пришельцев в Москву, грека Паисия Лигарида и белорусца Симеона Полоцкого, громко провозглашавших необходимость науки, мы должны поставить третьего, серба Юрия Крижанича. В то время когда русское общество тронулось, сознавши необходимость нового пути, но сильно колебалось при этом, далеко не сознавая, как идти безопаснее и скорее по этому новому пути, является ученый серб, горячий славянский патриот, который смолоду удручен скорбию о печальной участи славянских народов и в русском царе видит единственного славянского государя, могущего подать руку помощи всем остальным соплеменным народам: «Тебе, пречегтной царь, выпал жребий промышлять обо всем народе славянском; ты, как отец, должен заботиться о собрании рассыпанных детей. Ты один, о царь, дан нам от бога, да пособишь задунайцам, ляхам и чехам: да познают свое притеснение от чужих, свой позор, и начнут промышлять о просвещении народа и сбрасывать с шеи немецкое ярмо. Задунайские славяне (болгары, сербы и хорваты) уже давно сгубили и государство свое, и всю силу, и язык, и весь разум: не разумеют, что такое честь народная, не думают о ней и сами себе никак не могут помочь; внешняя сила им надобна, чтоб поставить их опять на ноги и включить в число народов. Если ты, царь, не можешь в настоящее трудное время пособить им, государство их привести в прежнее состояние и устроить, то по крайней мере можешь язык славянский в книгах исправить и пригодными разумными книгами этим людям умные очи открыть, да начнут познавать честь народную и думать о своем восстановлении. Чехи, а недавно и ляхи впали в одинаковое с задунайцами окаянство. Ибо хотя ляхи и хвастают обманчивою тению государства и своим своевольством, однако дело известное, что сами они не могут избавиться от своих бед и позора. Помочь им и дать им народное просвещение ты, царь, можешь легко». Крижанич, по его словам, пришел в Россию, чтоб совершить три работы: во-первых, поднять славянский язык, написавши для него грамматику и лексикон, чтоб могли мы правильно говорить и писать, чтоб было у нас обилие речений, сколько нужно для выражения человеческих мыслей при общих народных делах. Во-вторых, написать историю славян, в которой опровергнуть немецкие лжи и клеветы. В-третьих, обнаружить хитрости и обольщения, которыми чужие народы обманывают нас, славян. Крижанич исполнил первое (относительно грамматики) и последнее намерение. Нас, разумеется, должны занять его «Политичные думы », обширное сочинение, в котором он начертывает печальную картину состояния России, требует важных преобразований, требует науки и вместе с тем старается возбудить самую сильную недоверчивость, ненависть к людям, от которых можно было заимствовать науку, средства к выводу России из ее печального состояния, к иностранцам, к немцам, как прирожденным врагам славян. Понятно, что по этому самому преобразовательный план Крижанича в основной мысли своей был неудобоисполним — общая участь планов, проектов, конституций, составляемых теоретиками в кабинетах, без соображения с историческими законами жизни народов. Несмотря на то, сочинение Крижанича для нас очень важно: оно дополняет и подтверждает наши сведения о России перед эпохою преобразования и во многих случаях объясняет нам те пути, по которым действительно пошла преобразовательная деятельность. Книга Крижанича была наверху у великого государя, следовательно, есть основание предполагать, что она не оставалась без влияния.

Если книга Крижанича имела влияние, то прежде всего должна была в читавших ее окончательно уничтожить китаизм, высокое мнение о самих себе и презрение к другим народам, прояснить сознание о собственных недостатках, о преимуществах других народов и этим самым подвинуть к переменам, которые, естественно, должны были прежде всего высказаться в подражании. «Главный вред для общего блага проистекает от незнания самого себя, когда люди сами себя, свои обычаи излишне любят, когда считают себя сильными, богатыми, мудрыми, не будучи на самом деле таковыми». Русских людей тяготила страшная бедность: Крижанич указывает на богатейшие западные государства, указывает и на то, почему они так богаты: Англия и Нидерланды потому богаты, что там разумы у народа хитры, морские пристанища и торги отличные, цветет всякое ремесло, земледелие и обширная морская торговля; еще славнее и счастливее бывает государство, когда в нем при этом и законы хороши, как, например, во Франции. А Россия? При всей своей неизмеримой широте и длине она со всех сторон заперта для торговли; мало в ней торговых городов, нет дорогих произведений; умы народа тупы и косны, нет никакого уменья ни в торговле, ни в земледелии, ни в домашнем хозяйстве; русские, поляки и все славяне не умеют вести дальнюю торговлю ни сухим путем, ни по морю; купцы русские не учатся даже арифметике, оттого иностранным купцам ничего не стоит их обмануть. Русский человек сам ничего не выдумает, если ему не укажут; книг у него никаких нет ни о земледелии, ни о других промыслах; он ленив, не промышлен, сам себе не хочет добра сделать, если силою не будет принужден; язык его беден, беднее всех главных европейских языков, потому неудивительно, что и разумы наши тупы и косны: чего не можем словом сказать, того не можем и думою замыслить; истории русский человек не знает, никаких политических разговоров вести не может, и потому иностранцы (ч о презирают. В покрое платья высказывается разум народа: русское платье некрасиво и неудобно, за него