людей льстить и зажигать, а которые раскольщики, собрав людей, сожигали, а сами уходили, и таким ворам, по истинному свидетельству, хотя и покаются, самих без всякой пощады во страх иным, таким же ворам, сжечь.
Говоря о достоинстве архиереев, которых Петр назначил из ученых малороссийских монахов для распространения просвещения между великороссийским духовенством, не забудем преданий о деятельности лучшего из великороссийских архиереев, знаменитого не школьною ученостью, но святостию жизни и сходившегося с Петром в усердном радении о благе родной земли. В то время, когда другие духовные лица очень косо смотрели на нововведения, разорявшие, по их мнению, монастыри и архиерейские дома, воронежский епископ Митрофан прославлял намерения государя относительно заведения флота и убеждал народ всеми силами помогать царю в великом деле, но одними словами епископ не ограничивался: он привез царю последние оставшиеся у него 6000 рублей на войну против неверных и постоянно потом отсылал накоплявшиеся у него деньги к государю или в адмиралтейское казначейство с надписью: «На ратных». Легко понять, как Петр должен был смотреть на такого архиерея: не любя жертвовать ни для кого и ни для чего ничем из вновь вводимого, Петр в угоду воронежскому епископу велел снять статуи языческих божеств, украшавшие домик его в Воронеже, и горько оплакивал кончину святого старца.
Но было много людей, которые не разделяли взгляда воронежского епископа на тягости эпохи преобразования. Мы уже видели, как начались и как выражались неудовольствия на Петра за его нововведения; нововведения продолжались, началась война, потребовавшая больших пожертвований людьми и деньгами, рекрутская повинность впервые предстала народу со всею своею печальною обстановкою, и ропот усиливался. Крестьянин роптал: «Как его бог на царство послал, так и светлых дней не видали, тягота на мир, рубли да полтины, да подводы, отдыху нашей братьи крестьянству нет». Сын боярский говорил: «Какой-де он государь? Нашу братью всех выволок в службу, а людей наших и крестьян побрал в даточные, нигде от него не уйдешь, все распропали на плотах, и сам он ходит на службу, нигде его не убьют; как бы убили, так бы и служба минулась и черни бы легче было». Крестьянки, солдатские жены, кричали: «Какой он царь? Он крестьян разорил с домами, мужей наших побрал в солдаты, а нас с детьми осиротил и заставил плакать век». Холоп говорил: «Если он (Петр) станет долго жить, он и всех нас переведет; я удивляюсь тому, что его по ся мест не уходят: ездит рано и поздно по ночам малолюдством и один, и немцам ныне времени не стало, потому что у него тесть Лефорт умер; какой он царь? враг оморок мирской; сколько ему по Москве ни скакать, быть ему без головы». Монах говорил: «Навешал государь стрельцов, что полтей, а уже ныне станет их солить». Другой монах сказал на это: «Эти полти даром не пройдут, быть обороту от последних стрельцов». Нищий говорил: «Немцы его обошли: час добрый найдет — все хорошо, а иной найдет — так рвет да мечет, да вот уж и на бога наступил: от церквей колокола снимает». Слышались слова: «Мироед! Весь мир переел; на него, кутилку, переводу нет, только переводит добрые головы!»
И при царе Алексее Михайловиче были сильные жалобы на отягощение народное, жалобы, оканчивавшиеся бунтами, и при царе Алексее Михайловиче Никон, Иосиф коломенский жаловались, что монастыри разорены. Но при этих жалобах если не архиереи вроде Никона или Иосифа коломенского, то народ обыкновенно щадил особу царя, складывал всю вину на бояр. Сын царя Алексея не пользовался этим преимуществом, потому что сблизился с немцами, ездил в их землю, обрился, оделся по-немецки, других заставлял делать то же, царицу сослал в монастырь, вместо нее взял немку Монсову. Сделана была попытка поднять православных против брадобрития: в мае месяце 1700 года в семи верстах от Троицкого монастыря, на большой московской дороге, у креста прибили лист против брадобрития. В Суздале подкинут был точно такой же лист у городских ворот во время проезда через них келейника архиерейского казначея; в Юрьеве Польском тот же лист явился прибитым у ворот Архангельского монастыря. Попытка не удалась; высказывались опасения, что дело не ограничится одними бородами; монах говорил: «Государь ездил за море, возлюбил веру немецкую: будет то, что станут по середам и пятницам бельцы и старцы есть молоко».
Не даром все это! Народная фантазия стала работать над объяснением поразительного, страшного явления, и первое объяснение было высказано: «Немцы его обошли, испортили». Но на этом не остановились, фантазия разыгрывалась все больше и больше, являлся вопрос: прямой ли это царь, сын Алексея Михайловича и Натальи Кирилловны? В 1701 году князь Василий Сонцев был казнен за два разбоя, за два убийства и за непристойные слова, что царевна Софья называла Петра стрелецким сыном. Но вымысл отъявленного негодяя или озлобленной сестры не мог иметь ходу, ибо не объяснял того, что именно нужно было объяснить — почему Петр полюбил все немецкое! Наконец народная фантазия создала объяснение: Петр родился от немки и был подменен царице, родившей девочку. Объяснение пошло в ход с дополнением, что Петр был сын Лефорта. Бабы, стирая белье, толковали: «Крестьяне все измучены, высылают их на службу с подводами, да с них же берут сухари; все на государя встали и возопияли: какой- де он царь? Родился от немки беззаконной, он замененный, и как царица Наталья Кирилловна стала отходить сего света и в то число ему говорила: ты-де не сын мой, замененный. Он велит носить немецкое платье — знатно, что родился от немки».
Но и на этом фантазия не остановилась. Царь ввел брадобритие и немецкое платье, царицу отослал, Монсову взял, стрельцов переказнил — все по возвращении из-за границы, но он ли это приехал? Немцы погубили настоящего царя Петра у себя и прислали на Русь другого, своего, немца же, чтоб обусурманить православных. Сначала, вероятно на основании слухов о неприятностях в Риге, создалась следующая сказка: «Как государь и его ближние люди были за морем и ходил он по немецким землям и был в Стекольном (Стокгольме), а в Немецкой земле Стекольное царство держит девица, и та девица над государем ругалась, ставила его на горячую сковороду и, сняв с сковороды, велела его бросить в темницу. И как та девица была именинница, и в то время князья ее и бояре стали ей говорить: пожалуй, государыня, ради такого своего дни выпусти его, государя, и она им сказала: подите посмотрите: буде он валяется, и для вашего прошенья выпущу. И князи и бояре, посмотря его, государя, ей сказали: томен, государыня! и она им сказала: коли томен, и вы его выньте, и они его, выняв, отпустили. И он пришел к нашим боярам; бояре перекрестились, сделали бочку и в ней набили гвоздья и в тое бочку хотели его положить, и про то уведал стрелец и, прибежав к государю к постеле, говорил: царь государь, изволь встать и выйти, ничего ты не ведаешь, что над тобою чинится, и он, государь, встал и вышел, и тот стрелец на постелю лег на его место, и бояре пришли и того стрельца, с постели схватя и положа в тое бочку, бросили в море». Сказка не говорила, что сделалось потом с Петром, и люди, враждебные преобразованию, стали распространять слух, что он погиб за границею, а на его место явился немчин: «Это не наш государь, немец, а наш царь в немцах в бочку закован да в море пущен».
Противники преобразования не остановились и на немецком происхождении Петра. Мы знаем, что в России были люди, которые давно уже толковали об антихристе, видели его и в Никоне, и даже в царе Алексее Михайловиче; понятно, что они заговорили еще громче о пришествии антихриста, когда увидели такую полную перемену старины, совершенную сыном Алексея.
В июне 1700 года в Преображенский приказ явился певчий дьяк Федор Казанец с доносом: приходили к нему зять его, подьячий Алексеев, с женою и сказали: живут они у книгописца Гришки Талицкого и слышат от него про государя всякие непристойные слова, да он же, Гришка, режет неведомо какие доски, хочет печатать тетради и, напечатав, бросать в народ. Талицкий узнал, что его ищут в Преображенском, и скрылся, но потом был отыскан, подвергнут пытке и признался, что составил письмо, будто настало ныне последнее время и антихрист в мир пришел, т.е. государь, также и другие многие статьи писал государю в укоризну и народу от него отступить приказывал, слушать и подати платить запрещал, а велел взыскать князя Михаила, от которого будет народу добро. Списки с своих сочинений давал своим единомышленникам и друзьям и за то брал с них деньги. О последнем времени и антихристе вырезал две доски, хотел на них печатать листы и хотел их отдавать в народ безденежно к возмущению на государево убийство. Имя князя
